Память — это действие

ЦВ № 10 (455) май 2011 / 27 мая 2011 г.

http://e-vestnik.ru/analytics/pamyat_eto_3039/

Игорь Гарькавый

22 мая Святейший Патриарх Кирилл возглавил заупокойную литию на Бутовском полигоне. Участники богослужения возгласили «Вечную память» всем, пострадавшим на этом месте в годы репрессий. Многие годы Бутовская земля хранит воспоминания о кровавых событиях тоталитарного прошлого. Вскоре здесь появится аллея памяти из мемориальных досок, на которых все погибшие будут перечислены поименно. О проблемах, связанных с созданием подобных памятников, рассуждает директор мемориального научно-просветительского центра «Бутово» Игорь Гарькавый.

Действующее российское законодательство не предусматривает возможности бюджетного финансирования захоронений жертв террора. Существование в ряде регионов мемориальных комплексов, при создании которых те или иные ответственные лица нашли возможность использовать государственные ресурсы, является, особенно в условиях ужесточения бюджетного законодательства, почти подвигом, совершенным либо по неотступности посетителей (родственников пострадавших, правозащитников), либо по пониманию этими ответственными лицами важности подобной деятельности. В первой половине 2000-х годов Генпрокуратура в ответ на жалобу «доброхотов» проводила проверку действий правительства Московской области и администрации Ленинского района МО при создании мемориала в Бутове, который до сих пор не имеет официального статуса.

Необходимы разработка и принятие закона об увековечении памяти пострадавших в годы советской власти, предусматривающего организацию и финансирование государством историко-архивных исследований этого периода, создание соответствующих музеев, поиск, благоустройство и содержание мест захоронений с определением их охранного статуса. Закон должен утверждать активное начало государства в этом делании, но допускать и поддерживать, в том числе и финансово, инициативы, исходящие от общественных и религиозных организаций, включая и Русскую Православную Церковь как одну из наиболее пострадавших в годы террора структур.

Имеется и еще одна острая тема: какими будут новые мемориалы, о необходимости строительства которых заявляют общественники? Очень важно не упустить этого шанса превратить места, политые кровью мучеников, в подлинные места памяти, вокруг которых будет постепенно идти процесс консолидации здоровых сил общества, осмысления прошлого и национального примирения. Думается, что без участия религиозных организаций, и в первую очередь Русской Церкви, эту задачу решить не удастся. Пока же возможности такого сотрудничества чиновниками не обсуждаются.

Во-первых, речь идет не просто о знании, о том, «что всё это было». Уже 20 лет масштабы сталинских репрессий — это не секрет и для простого обывателя, но вопрос стоит не о массовом крестном ходе с иконами (хотя и это важно), а о понимании, что даже тот, кто не жил тогда, а родился много позже, как и все мы, несет на себе этот крест. Без нравственного усилия такое действие невозможно. А способно ли наше государство породить такой импульс?

Во-вторых, мы имеем неоднозначный опыт того, как без Церкви государство и некоторые представители либеральной общественности пытались создавать мемориальные комплексы в местах памяти жертвам репрессий. Всегда это происходило без учета многовековых традиций отечественной мемориальной культуры. В 90-е мы становились жертвами одного постмодернистского эксперимента за другим. Памятники в местах, имеющих большое общественное значение, часто возникали как примеры беспочвенного и бездарного и даже болезненного самоутверждения их авторов и заказчиков.

Недалеко от Твери находится памятник истории «Медное», на берегу реки Тверцы, где в 1930-х годах на месте дачного поселка управления НКВД по Калининской области тайно были захоронены жертвы Большого террора 1937–1938 годов. Это около 5000 человек, расстрелянных в подвалах здания НКВД Калининской области в центре Твери. В 1940 году здесь также тайно захоронили останки более 6000 казненных польских офицеров. Польская часть мемориала — один из лучших образцов европейской мемориальной культуры, прекрасно разработана символическая программа. Центральный элемент польского военного захоронения — алтарь в форме открытой часовни, состоящей из стены с фамилиями расстрелянных полицейских и почти 9-метрового креста.

А рядом захоронения жителей Твери и области, расстрелянных в 1937–1938 годах. После польской части поражает отсутствие в российской части комплекса (проект выполнен мастерской № 4 Союза архитекторов России. Руководитель — М.Хазанов, главный архитектор проекта — Н.Шангин) традиционных элементов отечественной поминальной культуры (таких, как поклонный крест, канун, часовня или храм), чувства верующих задевает либо неуклюжая эклектика, либо едва ли не кощунственное искажение христианских символов (здесь крест разрушен на множество частей и повержен на землю). Ну а главный образ, который господа оформители придумали для убитых русских людей, — это изображенный в нескольких местах стакан с водкой и краюхой хлеба! А сами могилы окружены загородкой, такой как в русских деревнях окружают места для скотины. Какая волна возмущения (и оправданно) поднялась бы в нашей печати, если такое отношение к русским могилам продемонстрировала бы, например, Латвия!

К сожалению, это не просто недостатки отдельного проекта. Это тенденция. Погибшего в авиакатастрофе под Смоленском Анжея Пшевожника, бывшего руководителя совета охраны памяти при польском правительстве, принимавшего участие в создании польской части мемориала в Медном, удивило, что на российской части этого мемориала нет ни одного православного креста. Российские чиновники ответили ему: нашим людям это не нужно, там же не одни православные расстреляны. Это краеугольная проблема современной государственной мемориальной политики. Псевдотолерантность, помноженная на безграмотность и беспочвенность. Поэтому так популярен «нулевой» вариант: никаких религиозных символов, чтобы ни нашим, ни вашим. Потому во многих местах памяти — мерзость запустения и не только в переносном смысле. Память — это действие, усилие. А для усилия нужна точка опоры.

Более сложный в жизни, но и более действенный, на наш взгляд, вариант — диалог с традиционной культурой. Где-то мемориальные комплексы могут быть моноконфессиональными, где-то могут соединить усилия представители нескольких религий и конфессий, но везде точка зрения религиозного сообщества должна быть услышана. Там, где значительную долю пострадавших составляют русские православные люди, участие церковных структур на всех стадиях разработки мемориалов должно быть реализовано. Это наш долг. Тем более это актуально в свете последнего решения Архиерейского Собора. Нужно понимать, что многие символы и традиции православной мемориальной культуры стали общенациональным достоянием. Например, крест у могилы (традиция, которую можно проследить на Руси с XIV–XV веков) имеет теперь уже не только религиозное значение. Это также и символ этноконфессиональной общности, и традиция национальной культуры. Поэтому крест ставят и невоцерковленные, и даже неверующие люди. А крест на месте массовых захоронений жертв политических репрессий — закономерность.

Каждое место памяти имеет свою специфику. Возможны и светские мемориалы, но выстроенные с учетом интересов религиозных общин; межрелигиозное и межконфессиональное партнерство, особенно в регионах, где исторически проживают представители разных этноконфессиональных групп. Разумеется, это нужно делать без уродливой эклектики, которая в равной мере оскорбляет чувства всех верующих, с грамотным разделением символического пространства памятников истории. В этом направлении постепенно развивалась отечественная мемориальная культура, пока процесс не был насильственно прерван в 1917 году. Братское кладбище, открывшееся в 1915 году, для воинов, павших в Первой мировой, и для сестер милосердия московских общин при Всехсвятском создавалось как всероссийский памятник великой войны и включало иноверческий — еврейский и магометанский — секторы. Посредником в этом диалоге может быть государство, но авторами — представители традиционных религий и конфессий России.

Еще пять лет назад, 6–8 июля 2006 года при поддержке комитета общественных связей правительства Москвы и по благословению Святейшего Патриарха Алексия II была проведена конференция «Этноконфессиональные традиции и практика мемориализации мест массовых захоронений жертв социальных катастроф», в которой приняли участие православные, мусульмане, иудеи, католики и лютеране, священнослужители, эксперты, представители музейного сообщества из многих регионов России. В итоговом документе участники выступили с предложением о создании общественной консультационной экспертной комиссии по использованию традиционного наследия в деятельности мемориальных комплексов, куда могли бы на правах экспертов войти представители заинтересованных религиозных и общественных организаций и религиоведы. Наверное, пришло время вернуться к этой идее.

Важно отметить, что участие в подобном диалоге потребует и от православного сообщества серьезных шагов по созданию и развитию мемориальных комплексов. И здесь, на наш взгляд, надо будет преодолеть сложившееся у многих священнослужителей представление о музейной и мемориальной деятельности как о чем-то внешнем, «что в принципе неплохо, но сейчас неактуально». Не только потому, что свято место пусто не будет, а потому, что память о подвиге Новомучеников и Исповедников Российских и всех пострадавших за веру и правду — это наша благая весть, это самосознание Церкви, которую не одолели «врата адовы».


© Журнал Московской Патриархии и Церковный вестник, 2007-2011