Епископ Домодедовский Евтихий
Родился 6 марта 1955 г. в г. Ишиме, Тюменской области. Крещен в Никольской церкви того же города. Окончив семинарию, принял монашеский постриг в 1982 г., затем был рукоположен во иеродиаконы и иеромонахи. В 1987 г. был возведен в сан игумена. Осенью 1989 г. перешел в юрисдикцию Русской Зарубежной Церкви. В январе 1994 г. возведен в сан архимандрита. 24 июля 1994 г. хиротонисан во епископа Ишимского и Сибирского. С 2003 г. — участник переговоров с Московским Патриархатом. Решением Священного Синода Русской Православной Церкви от 16 мая 2007 года назначен епископом Домодедовским, викарием Московской епархии. Временно управляющий бывшими приходами Зарубежной Церкви в России.
— Ваше Преосвященство, уже прошло почти полгода с момента подписания Акта о каноническом общении внутри Русской Православной Церкви. Каковы главные итоги этого объединения? Что, на ваш взгляд, положительного свершилось, какие вопросы еще предстоит решить?
— Вопрос достаточно обширный, поэтому постараюсь ответить в общих чертах. Положительные итоги вы и сами знаете. Думаю, каждому православному христианину понятно, что самое положительное заключается в том, что мы исполнили одну из евангельских заповедей о необходимости единства. Кроме того, преодолено предубеждение, которое разделяли Зарубежная Церковь и Московский Патриархат. Я думаю, это самое большое приобретение для нашей диаспоры российской. А для тех, кто оказался в Зарубежной Церкви не покидая России, это, в первую очередь, хороший урок тех правил, которыми нужно руководствоваться в церковной жизни. То есть, мы возвращаемся к вечным истинам о смирении, послушании, терпении. Мы очень часто принимаемся за дело с горячностью и своеволием, но результаты бывают или совсем незначительными, или — и у нас это произошло — возникают побочные результаты, которых не планировали, когда организовывали приходы Зарубежной Церкви в России. Это был соблазн для многих. И многие из тех людей, которые поддались этому соблазну, еще до сих пор не могут выйти из него, и все дальше уходят в дебри расколов, своеволия и самонадеянности. Самый главный результат для России в том, что мы прекратили этот соблазн.
— Какова же теперь судьба тех клириков и приходов Зарубежной Церкви, которые существуют на территории России?
— Некоторые приходы уже перешли в Московский Патриархат, перешли совершенно безболезненно. Некоторые клирики также перешли в Московский Патриархат, а остальные — а это восемь приходов на всю Россию, — думаю, все пять лет, данные нам священноначалием для плавного вхождения в Московский Патриархат, будут использовать для осуществления самостоятельной церковной деятельности. Но здесь, я думаю, нам в первую очередь следует предпринимать усилия, чтобы они не замыкались, а общались и видели, что приобретают, а что теряют в результате этого обособления. Конечно, эти приходы теряют молодежь, то есть такой работы с молодым поколением, которая есть в приходах Московского Патриархата, у «зарубежных» российских приходов нет. Воспитывать кадры, священнослужителей — такой возможности нет; давать духовное образование для священников — тоже нет. А это все жизненно необходимые вещи. Потому что для тех людей, которые продолжают упорствовать в расколе и устраивают новый раскол, характерно отсутствие богословского образования, то есть безграмотность, которая позволяет им выдумывать какие-то самопроизвольные вещи под видом борьбы за чистоту Православия. Как в отношении канонического права, так и согласно основным евангельским принципам, их поступки никак не годятся для верующего человека.
— Процесс воссоединения двух частей Русской Церкви предварялся разрешением различных вопросов, которые разделяли и, как кажется некоторым, еще до сих пор разделяют православных людей между собой. Как вы считаете, какие вопросы нам необходимо решить для себя в первую очередь? Стоят ли перед всем православным миром такие вопросы, на которые мы еще, возможно, не дали однозначного ответа и которые являются неким соблазном для тех, кто эти соблазны ищет?
— Я понимаю, что под этим вопросом в первую очередь подразумевается отношение к экуменизму. Потому что вопрос о «сергианстве» — лояльности светской власти — думаю, исчерпан в полной мере в «Основах социальной концепции» Московского Патриархата. Действительно, редко где в мире Церковь имеет возможность свободного выражения своих убеждений перед светской властью. Даже такое дипломатичное выступление Святейшего Патриарха в Европарламенте вызвало достаточно негативное отношение. У нас в России это невозможно. Кто-то обиделся и выставил претензии Святейшему Патриарху за то, что он поднимает вопросы нравственности и защищает право христиан защищать нравственность, быть христианами и жить по закону Божиему. В европейских странах это вызывает протест, противодействие. Так что о каком тут «сергианстве» говорить?
Что касается экуменизма. Здесь, я думаю, в некоторой степени мы можем успокоиться, потому что у оголтелого, безудержного экуменизма в России нет сторонников. Я имею в виду то, что есть в протестантских церквах; то, что есть, к сожалению, в некоторых молодых православных Церквах, таких как Американская, Финляндская, Чехословацкая, в которых некоторые богословы и иерархи находятся под влиянием современного мира, постоянно говорят о толерантности. Россия уже вдоволь испробовала на вкус эту толерантность, причем именно в церковной жизни. В России современное поколение архипастырей осознает всю непригодность для нашей Церкви этих идей и прекрасно знает отношение нашей паствы к этим вопросам.
Другое дело, что в некоторых случаях экуменизм видят там, где его нет. В этом плане мне очень понравилось, когда Святейший Патриарх привел в пример зарубежным деятелям царскую Россию — как империю, где было множество религиозных исповеданий, не было религиозных войн. Почему бы и нам не поучиться у нашей собственной истории? Как уживались и мусульмане, и иудеи, и протестанты, и католики, и православные в России. Конечно, где-то были и шероховатости, но они, скорее, раздувались потом противниками Православия. Это как раз тот «золотой», «царский» путь, который позволяет жить рядом с представителями других исповеданий, не отнимать у них никаких прав, но и иметь право на проповедь, на хранение правил православной веры.
— Есть такое понятие — «миссия примирения в памяти». Как вы думаете, не следует ли некоторые события 1920–30-х годов осмыслить более глубоко и серьезно для того, чтобы вести более доверительный диалог?
— Я думаю, что мы не просто должны осмыслить эти события. Это как раз то, что следует держать в памяти всем православным, для того чтобы не расслабляться и не делать ошибок впредь.
— Как будет решаться вопрос о тех святых, канонизациях которых совершена Зарубежной Церковью, но не совершена в Московском Патриархате?
— В некоторых случаях о состоявшихся канонизациях просто не было известно. Когда мы встречались с членами согласительной комиссии Московского Патриархата, они не знали о существовании в лике святых некоторых священномучеников, прославленных за границей. Но это вопрос, как говорится, рабочего порядка. Он еще будет рассматриваться священноначалием. На самом деле, здесь нет ничего страшного. Мы знаем местночтимых святых, которые столетиями почитались в одной определенной местности, и это нисколько не вредило святости прославленных в лике святых.
— Сейчас много говорится о возрождении и развитии миссионерского служения, и в то же время люди, которые активно занимаются миссионерством, встречают множество различных упреков со стороны своих православных братьев, которые считают, что некоторые приемы современного миссионерства недопустимы, невозможны. Даже возникли новые термины — «ересь неомиссионерства» и «миссионерство без границ». Как вы считаете, где та граница допустимого и недопустимого, за которую православный миссионер уже не может выходить, и насколько миссионер может быть не похожим на своих собратьев, насколько он может позволить себе степень евангельской свободы, для того чтобы обратить людей в истинную веру?
— Это рамки православного догматического богословия, православные догматы, за которые мы должны жизнь отдать, ни в коем случае ничего не попирая. В Зарубежной Церкви есть свой опыт миссионерства в современном мире. Приснопамятный епископ Александр (Миллеант) очень много потрудился, и митрополит Виталий (Устинов) очень много положил стараний для того, чтобы найти общий язык с современной молодежью. Поездив по приходам и епархиям Зарубежной Церкви, я видел очень широкий спектр церковной жизни — свои обычаи, традиции, свои ответы на современные вопросы и свои способы работы с молодежью. Внутри нашего догматического учения еще очень много нераскрытых пластов, которые требуют нашей работы. А тем, кто говорит о жесткой традиционности, мне кажется, очень легко потерять дух любви, а с любовью и Бога потерять.
— То есть мы можем использовать те внешние формы, которые будут полезными для конкретной группы молодежи?
— Посмотрите на наших миссионеров, равноапостольных Иннокентия (Вениаминова), Николая Японского. Они тоже наверняка шокировали бы кое-кого своими миссионерскими приемами!
— Как вы считаете, какие основные проблемы стоят сегодня перед российской молодежью? Насколько легко или трудно молодому человеку сегодня быть православным?
— Я думаю самая большая проблема в том, что утрачено православное воспитание в семье. И отсутствие этой традиции — когда люди внешнее воспринимают, а внутри отсутствуют элементарные понятия о вере, благочестии, — неизбежно приводит к кризису: люди понимают, что внешность не выручает их, и они, тем самым, обнаруживают свою духовную ущербность. Одни от этого впадают в уныние, другие впадают в прелесть, начинают свои заблуждения яро отстаивать. Поэтому православный брак, православная семья и воспитание в этой семье — для юных родителей это первостепенная задача. Нужно совершить подвиг родительства, воспитать детей в православной вере. Этому мешает двойственность нашего старшего поколения, когда они устами говорят одно, а делами делают совершенно другое. Молодежь сейчас очень «помолодела»: раньше молодежью мы считали людей от 20 до 30 лет, а сейчас этому возрасту соответствуют уже с 12 до 17 лет. За нашу молодежь нужно бороться, и нужно, чтобы наша борьба за молодежь также помолодела.
— Владыка, что можно сказать тем молодым людям, которые, к сожалению, не получили христианского воспитания в семье в силу разных причин, но в свои 15–20 лет впервые пришли в Церковь? Они, может быть, впервые услышали призыв Божий и стоят на пороге Церкви, — как им жить в этом мире?
— В первую очередь им нужно бояться состояния «я все знаю». Проблема неофитства существует во всем мире, во все времена, — когда человек во время первых своих шагов, только что столкнувшись с какой-то темой, уже считает себя специалистом в ней. Это происходит в любой сфере: в науке, в работе, в духовной жизни. Здесь нужно набираться терпения и долгое время считать себя учеником. Если следовать примеру наших преподобных отцов, то они до самой старости себя считали учениками. Оставаться учениками — это не унизительно, это подвиг.
Беседовали иерей Димитрий Карпенко и иеромонах Агафангел (Белых), журнал «Новый Ковчег» для «Церковного вестника»
