Византийская империя продолжает привлекать пристальное внимание и вызывать живой интерес у представителей самых различных слоев современного российского общества. Подобный интерес к историческому опыту Византии вполне закономерен для Третьего Рима, унаследовавшего не только религиозную традицию, но и политические и культурные концепции Второго Рима.
Вместе с тем специфика такой отрасли научного знания, как византинистика, не позволяет неподготовленному читателю или зрителю самостоятельно обратиться к изучению византийского наследия или же оценить ту роль, которую культурная и историческая традиция Византии играет в российской общественной жизни. Для этого нужен «посредник» — ученый-византинист, исследователь византийской истории, богословского или правового наследия, искусства или литературы.
В отсутствие подобного посредника возникают непреодолимые препятствия на пути освоения византийского опыта российским общественным сознанием. Значительные пласты духовного и культурного наследия ромеев остаются невостребованными, а представления широкой публики о Византии вступают в противоречие с накопленными современной византинистикой научными знаниями.
В результате получают распространение многообразные негативные стереотипы, сформированные в отношении Византии как деятелями собственно западной культуры, так и ориентированными на Запад представителями отечественной интеллигенции.
В этой «прозападной» традиции Византия ассоциируется зачастую с неким темным, отсталым царством, косность и неповоротливость которого привела его к скорой гибели. Византия, согласно одному из существующих стереотипов, воспринимается как некое авторитарное государство, правители которого были деспотами, жестоко угнетавшими своих подданных. Византийское общество не обладало способностью к развитию, а науку и культуру ромеев поразили застойные явления. Внешняя политика Византии, согласно другому стереотипу, интерпретируется не как плод тонкого дипломатического искусства, а как порождение хитрости, коварства и беспринципности, якобы свойственных византийским государственным деятелям.
Чтобы избежать распространения подобных «прозападных» мифов о Византии в массовом общественном сознании современной России, необходимо постоянно актуализировать византийский исторический опыт. Ведь «диффамация» византийского наследия возможна только в обществе, не располагающем достаточными сведениями о византийской истории. Поэтому популяризация научных знаний о государстве ромеев является первоочередной задачей современных российских византинистов. Этой проблеме посвящена статья члена Союза журналистов РФ Александра Рудакова.
Большинство материалов, посвященных теме Византии, носит строго научный характер. Однако уникальность византийской темы состоит в том, что по некоторым параметрам она выходит за рамки чисто исторической проблематики, приобретая социокультурное и даже общественно-политическое звучание. Фильм отца Тихона (Шевкунова) «Византийский урок» (2008) и полемика вокруг него могут считаться примером, лежащим на поверхности.
Однако было бы ошибкой думать, что эта тенденция наблюдается лишь в последние годы. Так сложилось, что вопрос о Византии — это одновременно и вопрос правильности избранного Россией исторического пути, о ее месте в иерархии цивилизаций и культур.
Со времен Чаадаева существует тенденция возлагать на Византию вину за все исторические бедствия, неурядицы и проблемы, действительные и мнимые, которые выпадали на долю России.
С другой стороны, для внешнего (и часто пристрастного) взгляда на Россию ее «византийская преемственность» становится своего рода черной меткой, маркером потенциальной опасности. Арнольд Тойнби в своей работе «Цивилизации перед судом истории» писал: «Средневековое византийское тоталитарное (!) государство, вызванное к жизни успешным воскрешением Римской империи в Константинополе, оказало разрушительное воздействие на Византийскую цивилизацию. Оно было злым духом, который затмил, сокрушил и остановил развитие общества, вызвавшего этого демона». Россия же, по мнению Тойнби, унаследовала «тоталитарную государственность» именно от Византии (события 1917 года британским ученым явно выносятся за скобки).
Допустим, в дореволюционные времена вопрос о Византии имел религиозное и политическое измерение. Но чем объяснить тот факт, что византийская тема продолжает оставаться мощным раздражителем в наши дни? В запале полемики вокруг фильма отца Тихона (Шевкунова) «Византийский урок» покойный Петр Вайль с особым возмущением отреагировал на тезис о том, что Византия была правовым государством. В правовом государстве, объяснял известный публицист и многолетний обозреватель радио «Свобода», осуществляется разделение властей на исполнительную, законодательную и судебную. А также существует и четвертая власть — свободная пресса.
Бросается в глаза хронологическая аберрация: теория разделения властей была сформулирована через двести лет после падения Константинополя, примерно тогда же стали выходить и первые газеты. Почему бы не обвинить Византию в отсутствии свободного доступа к Интернету?
Продолжая эту критику, можно было бы добавить, что в Византии были даже диссиденты в привычном нам по временам СССР значении этого слова. Самый известный пример — Прокопий, который, будучи высокопоставленным чиновником при святом императоре Юстиниане, писал «в стол» свой разоблачительный памфлет, обнаруженный лишь в XVIII веке.
Вопрос, однако, можно было поставить и по-другому: не является ли творение Прокопия показателем уровня интеллектуальной зрелости византийского общества? Поскольку трудно себе представить, чтобы нечто подобное могло быть написано в западной части Европы даже через тысячу лет после святого Юстиниана.
Конечно, Византию трудно назвать правовым государством в современном смысле, однако принцип равенства всех перед законом реально воплощался там в жизнь. На вершине своего развития Византия изжила рабство и крепостничество, в ней были сильны демократические традиции местного самоуправления, идущие от античных полисов.
Впрочем, было бы ошибкой связывать образ «деспотической», «растленной» (В.Соловьев), «обреченной» и т.д. Византии исключительно с Западом и западничеством. Если Соловьев проецировал «растленную Византию» на Россию времен Победоносцева, а Тойнби записал «тоталитарную Византию» в предшественницы СССР в его сталинском варианте, то, к примеру, позднесоветский агитпроп рисовал Византию в самом мрачном свете с целью борьбы с «религиозными предрассудками». В кинофильмах на исторические темы, снятых в последние годы существования СССР (например, «Василий Буслаев» (1982), «Русь изначальная» (1986)), православные ромеи были показаны жестокими, мстительными, вероломными врагами русских, а греческие миссионеры — иностранными агентами, плетущими нити заговора.
Сформированные под влиянием тех или иных исторических условий негативные стереотипы восприятия Византии всё еще глубоко укоренены в нашем обществе. Между тем вопрос о честном и справедливом восприятии Византии — это еще и вопрос церковного сознания. Невозможно понять и осмыслить историю Церкви, будучи пленником узких и тенденциозных представлений о византийском наследии.
