Будущий архипастырь родился в семье потомственного священника Николая Ярославского, служившего в Ильинском храме села Золоторучье Ярославской епархии, в окрестностях города Углича. Супруга отца Николая, Анфиса Евграфовна, также принадлежала к священническому роду. К тому времени у отца Николая было пять дочерей. Искренне желая иметь сына, глава семейства даже предпринял пешее паломничество в Троице-Сергиеву лавру и у мощей игумена земли Русской дал обет: если Господь дарует ему сына, назвать ребенка Сергием — в честь Радонежского чудотворца.
Автобиографические записки владыки Кассиана, названные им «Жизнь под осенением иконы Богоматери Феодоровской от начала и до сего дня», так повествуют о его рождении (о себе владыка пишет здесь в третьем лице): «10 августа старого стиля 1899 года родился, к немалому родительскому утешению и их родных и знаемых удовольствию, Сергий Николаевич Ярославский — будущий пастырь, а в дальнейшем и архипастырь Святой Православной Церкви. По некоторым обстоятельствам, Таинство Святого Крещения новорожденному прилучилось принимать в понедельник, на второй день праздника Успения Божией Матери и в праздники в честь Нерукотворенного Образа Спасителя и образа Божией Матери Феодоровского, то есть 16 августа старого стиля... Феодоровским Своим образом не предначала ли Пречистая Богоматерь благодатно осенять некоторые важнейшие моменты его жизни и немалые годы его священнослужения пред сим образом (в Угличе, Ярославле и Костроме)?».
Действительно, многие знаменательные даты судьбы владыки Кассиана, как мы увидим ниже, были связаны с церковными празднованиями в честь чудотворной Феодоровской иконы Божией Матери — главной святыни Костромского края, с XIII века по наши дни пребывающей в Костроме.
Сергей Ярославский рос тихим и скромным мальчиком. Под духовным руководством родителя он очень рано ощутил призвание к церковной жизни. Спустя много лет владыка вспоминал: «Отец мне часто говорил в пользу избрания священного служения: что это самое благородное, чистое, высокое служение — лучшее всех житейских земных должностей и чинов. От отца я перенял обычай ставить на письмах и сочинениях знак креста, также — обычай креститься, мимоходя храма Божия или видя его издали, где бы то ни было. В семье нашей всегда соблюдались посты и дни постные. Бывая в гостях, я всегда подражал отцу, садясь с ним рядом и, например, Великим постом не вкушал рыбного... Я усвоил и пение церковных молитв и копировал службы церковные, устраивал в зале подобие алтаря из стульев, одевал на плечи большой платок и пел по книге разные службы... Возрастая, я любил петь все церковное, что знал на память. С удовольствием, получив благословение отца, я стал вставать на клирос — петь и читать; получал за чтение похвалы от богомольцев храма и просьбы чаще читать».
В 1905 году Сергей тяжело заболел краснухой и скарлатиной. Отец Николай глубоко переживал страдания сына, но при этом молился: «Господи! Если наш сын — в опасности стать в будущем плохим человеком, пусть лучше умрет теперь. А если предвидится быть истинным чадом и служителем Церкви, даруй ему выздороветь и жить». Родители дали обет: если сын выздоровеет, отвезти его на богомолье в Саровскую пустынь.
По окончании Сергеем первого класса Угличского духовного училища, в июне 1910 года, во исполнение обета Анфиса Евграфовна с Сергеем и его старшей сестрой Александрой отправились в Саров. «Здесь мы помолились, — вспоминал владыка, — и поклонились на всех святых местах подвижничества угодника Божия, заезжали в монастыри Дивеев и Понетаев. Намеревались быть и у блаженной Параскевы, но она в те дни болела и никого не принимала. Видели только некоего почитаемого старца-монаха, что-то моей маме о мне изрекшего, но она никому этого не открыла».
В 1914 году. по окончании Угличского духовного училища, Сергей поступил в Кашинскую духовную семинарию. Проживая в Кашине на квартире у священника Сергия Соколова, он так же строго соблюдал постные дни, как и дома, даже в будние дни часто ходил на ранние литургии в городской собор, где почивали святые мощи благоверной княгини Анны Кашинской. Товарищи немного подтрунивали над юношей, называли «монахом», но это его совсем не обижало. Учился Сергей с удовольствием и прилежно — по собственному выражению архипастыря, «почти на круглые пятки (пятерки — А.А.)». По окончании третьего класса, летом 1916 года, Сергей полтора месяца гостил в Казани в семье старшей сестры и ее супруга священника Александра Лебедева, доцента Казанской духовной академии. Здесь ему довелось молиться за Божественной литургией, которую служили три архиерея: архиепископ Казанский и Свияжский Иаков и его викарии, епископы Чебоксарский Борис и Чистопольский Анатолий. «Служение трех архиереев, — вспоминал владыка Кассиан, — было для меня редкостью, и я после с увлечением рассказывал об этом родным и товарищам. Последние, как бы в шутку, предсказывали мне, что и я буду архиереем...»
В 1917 году Кашинская семинария была закрыта. Сергею Ярославскому удалось без экзаменов поступить в угличскую школу второй ступени, а затем — в бывший Демидовский юридический лицей в Ярославле. Однако, как писал владыка, «мне не пришлось учиться по обстоятельствам военного времени и бытовым трудностям». В мае 1919 года Сергея призвали на военную службу и зачислили в тыловое ополчение. Все лето он был на работах в Рыбинске, при каждой возможности посещая богослужения в городских храмах. Здесь Сергей заболел экземой и получил отпуск для лечения на месяц, а вскоре его военная служба закончилась. Архипастырь вспоминал: «После побывки на лечении и отдыха в домашней обстановке у родителей, явился я в Ярославль на медицинскую комиссию и получил неожиданное (истинно — воля Божия!) освобождение от военной службы по слабости зрения (близорукости), так как я с десятилетнего возраста носил очки».
Сергей Ярославский вернулся в родительский дом. Здесь он «стал много читать книг богословского и вообще духовного содержания, особенно проповедей разных проповедников, так как наметил себе определенную цель — быть пастырем, может быть и монахом, но обязательно проповедником». Сергей и сам начал составлять проповеди; вначале их зачитывал на богослужениях его родитель, но однажды отец Николай сказал сыну: «Что же я все читаю твои проповеди? Читай их сам!» Владыка Кассиан писал: «Мне это приятное делание хотя и желательно было, но я очень робел. И самый первый раз меня он (отец — А.А.) вывел, подталкивая в спину, на амвон — с тетрадью в моей руке. “Во Имя Отца и Сына и Святаго Духа”, — и с благословения родительского началось мое смиренное и убежденное проповедание Слова Божия, которое я очень возлюбил и проповедовал очень часто».
В 1920 году Сергей Ярославский поступил служащим в угличское уездное статистическое бюро. Тогда же состоялось его знакомство со священномучеником Серафимом (Самойловичем; † 1937): «Почти одновременно с моим устройством на статистическую работу узнал обо мне, как готовящемся к священству, епископ Угличский Серафим и рукоположил меня в первый чин церковного служения — чтеца в Ильинской церкви родного села, где я с детских лет “церковничал”... Это посвящение в стихарь было в храме Богоявленского женского монастыря в праздник Феодоровской иконы Божией Матери, осенившей ранее мое духовное рождение, а теперь и начало моего вожделенного служения Святой Церкви». Владыка Серафим стал приглашать Сергея для произнесения проповедей за архиерейскими службами и даже хотел рукоположить его целибатом, но на это, учитывая молодость Сергея, не дал согласия управляющий епархией. Архиепископ Кассиан рассуждал: «Мне иногда непонятным представлялось, почему мне с молодых лет не удалось встать на путь священства безбрачного? Впоследствии я понял, что Господь хранил меня от больших опасностей, Ему Единому ведомых, могущих сократить мою деятельность церковную...».
В июне 1922 года епископ Серафим был арестован. Сергей, оставшись без своего наставника, по совету родителей решился принять священство после женитьбы. 15 июля 1923 года он венчался с дочерью священника из села Спасского; но при этом, как вспоминал владыка, «некий внутренний голос мне сказал: “Все равно ты будешь монахом”; может быть, предвестием последнего было и то, что мне привел Бог грядущую ночь (перед венчанием — А.А.) провести в чтении канонов и акафистов». 12 августа 1923 года состоялось его рукоположение в сан диакона (в г. Ярославле), а через день — во священника, в Успенском соборе г. Ростова. «Знаменательным и пророчественным я считаю для себя то, — писал архипастырь, — что первым моим послушанием оказалось несение Святого Креста на блюде после освящения воды в озере Неро, при прекрасном трезвоне всех ростовских колоколов, и даже то, что первое иерейское благословение испросила у меня монахиня». Накануне праздника Преображения Господня, под колокольный звон перед началом всенощного бдения, отец Сергий вернулся в Углич. На Преображение он совершил Божественную литургию в Ильинском храме родного села Золоторучье, в присутствии родителей и младшего брата.
23 августа 1923 года, в день своего 24-летия, священник Сергий Ярославский начал служить в своем первом приходском храме — Никольской церкви на Песках в Угличе. Владыка Кассиан вспоминал: «С очень большой радостью и высоким подъемом духа я вступил в труд давно желаемого священства, предстояния Престолу Господню, ежедневного почти служения и ежепраздничного проповедания Слова Божия... С наступлением зимнего времени я начал проповедовать и за всенощными бдениями (объяснения Евангелия), и за вечернями с акафистами (катехизические темы). Я всегда помнил и сознавал свой прямой долг — проповедовать благовременно и безвременно (2 Тим. 4, 2). Говорил почти всегда и при совершении погребений и венчаний».
Вернувшийся в Углич из заключения священномученик Серафим с радостью приветствовал своего помощника и, как прежде, стал приглашать его для произнесения поучений за архиерейскими службами. Возведенный в сан архиепископа, владыка Серафим неоднократно брал священника Сергия Ярославского с собой в поездки по приходам. Через два года после назначения в храм на Песках отец Сергий был перемещен для служения в угличскую Никольскую церковь на Сухом пруде. В 1928 году священномученика Серафима вновь арестовали; осенью того же года Николо-Сухопрудный храм был захвачен обновленцами, и отец Сергий стал служить в Ильинском храме села Ильинского Угличского уезда. Но трудиться на новом месте ему довелось недолго: гонения на Церковь ширились, и 21 ноября 1929 года подвергся аресту сам отец Сергий — его отправили в ссылку на три года. Так начался крестный путь будущего архипастыря — по его собственным словам, «в общем составе 11 лет переживаний, трудов и болезней, особого вида благовестия Христова». Старик-алтарник храма Гавриил Алексеевич сказал арестованному отцу Сергию на прощание: «Имеешь драгоценный камень — храни его!» Как писал владыка, эта «краткая проповедь была мне многие годы очень памятна и полезна».
О дальнейших событиях владыка Кассиан вспоминал так: «Три года невольного отчуждения от любимых дел служения Богу и благовествования Христова не умалили, но, скорее, укрепили меня на избранном с детства поприще. Возвращаясь (после дальнего Северного края, смененного на не менее близкий — Казахский) через г. Кашин, где когда-то учился, и приближаясь к родному Угличу пешком, я был радостен и пел Пасху, благодаря Бога за все. Пятимесячный промежуток (как бы для отдыха и укрепления духовно-телесных сил, не без милости Божией мне данный) проведен был среди родной семьи и прежнего Ильинского прихода в таковом же, как и прежде, церковном служении и возможном проповедании. А потом снова (с 5 февраля 1933 года) ровно на 8 лет — второе невольное отчуждение (владыка так иносказательно говорит об аресте и заключении — А.А.), при новом, уже как бы пророческом, напутствии от того же старца Гавриила: “Вот, — сказал он мне, — ты хотел в молодости быть монахом, так ты теперь и монах — на восемь-то лет”...».
В заключении произошел случай, который сам владыка считал предзнаменованием. При очередном медицинском освидетельствовании врач, видя у отца Сергия длинные волосы, шутливо спросил: «Видно, Ярославский по выходе на волю опять собирается служить попом?» Другой врач, женщина, ответила за отца Сергия: «А вы ему скажите: только бы освободиться, еще архиереем буду».
Некоторое время батюшка находился в ярославской тюрьме в Коровниках, где тогда, в числе многих арестованных священнослужителей, пребывал и священномученик Никодим, архиепископ Костромской и Галичский. Спустя много лет владыка Кассиан писал: «Среди нашего брата священников стало тогда известно, что в одиночной камере содержится святитель Русской Православной Церкви архиепископ Никодим Костромской, который мужественно держится на допросах, претерпевает пытки и жестокие издевательства».
Пока будущий архипастырь томился в заключении, скончался его отец, были арестованы сестра и ее муж. Вследствие заражения крови отец Сергий едва не лишился ноги, проколов ее ржавым гвоздем в Рыбинской колонии, и более трех месяцев находился в больнице, — однако это избавило его от грозившей смертью отправки на этап. В колонии отец Сергий получил известие, что его брак распался, но дети священника помнили и любили родителя. Одна из дочерей, только научившись писать, сделала на своей фотокарточке, отправленной отцу, трогательную надпись: «Милому папочке, которого я люблю и о котором молюсь». Эту фотографию владыка Кассиан хранил при себе до конца жизни. Сам он вспоминал: «Когда сестра Зинаида мне письменно сообщила о происшедшем в моем семействе крахе, я мгновенно осенен был уже успокоительной мыслью: “Видно верно, что мне надлежит быть монахом”, — и оградил себя крестным знамением».
Архиепископ Костромской и Галичский Александр
