Широкий выбор литературы о церковных таинствах нередко озадачивает нашего современника. Закономерно желание отыскать автора, способного раскрыть сам «свет таинств». Мудрый пастырь, психолог, богослов IV века святитель Амвросий Медиоланский, привлекая образы Ветхого и Нового Завета, в «Огласительных поучениях» передает таинственный смысл священных таинств Церкви.
Среди многочисленных произведений великого медиоланского святителя для литургики наибольший интерес представяют три трактата: «Объяснение Символа» (Explanatio symboli), «О таинствах» (De sacramentis) и «О тайнах» (De mysteriis). Эти произведения относятся к одному из древнейших жанров церковной литературы, так называемым огласительным или мистагогическим (в славянской традиции — тайноводственным) поучениям. Будучи адресованы оглашаемым и новокрещеным христианам, они содержат объяснение основных положений христианской веры и раскрывают смысл таинств крещения, миропомазания и евхаристии. Однако при знакомстве с текстами сочинений «О таинствах» и «О тайнах» бросается в глаза их «непохожее сходство» (concordia discors).
Несмотря на общность темы, между этими трактатами существует как значительное сходство, так и немало различий. С одной стороны, оба сочинения адресованы новокрещеным и содержат объяснение священнодействий таинств; в них описываются и подразумеваются по сути одинаковые обряды, а объяснение дается в более или менее схожих терминах. С другой стороны, между сочинениями существуют различия по жанру, содержанию и стилю. «О таинствах» представляет собой серию проповедей, в то время как «О тайнах» — цельный литературный трактат, который сохраняет лишь видимость проповеди (автор обращается к читателям так, как если бы они были слушателями). К тому же по объему трактат явно выходит за рамки проповеди. «О таинствах» содержит молитвы и формулы обрядов таинств, обширные выдержки из Евхаристического канона, а также толкование молитвы Господней. Ничего этого мы не находим в трактате «О тайнах». Но важнее всего то, что «О таинствах» явно уступает по стилю и литературной обработке трактату «О тайнах» и другим трудам, принадлежащим святителю Амвросию. Стиль «О таинствах» теряется за многочисленными повторениями и постоянными вопросами, которые могут показаться наивными и излишними. Если подлинность трактата «О тайнах» никогда не вызывала серьезных сомнений, то сочинения «Объяснение Символа» и «О таинствах», напротив, долгое время не признавались аутентичными.
В XVI веке протестантские, а затем и католические ученые выдвинули ряд серьезных аргументов против аутентичности трактата «О таинствах». С тех пор это произведение перестали считать принадлежащим святителю Амвросию и часто называли неудачной подделкой более позднего времени. Подобным образом дело обстояло и с подлинностью другого огласительного поучения — «Объяснения Символа», поскольку в рукописной традиции это небольшое сочинение часто предшествует трактату «О таинствах» и подразумевается как его первая книга.
Лишь в конце XIX века появляются попытки доказать подлинность «О таинствах». Ученые Пробст, Фаллер и Конноли в своих исследованиях пришли к выводу, что авторство «О таинствах» не может принадлежать никому другому, кроме святителя Амвросия. Было выдвинуто предположение, что «О таинствах» — это единственная сохранившаяся стенограмма устной огласительной проповеди святителя Амвросия. «О таинствах» был написан со слуха писцом-стенографом. К тому же De sacramentis («О таинствах») — условное название, данное на основании первых двух слов сочинения, что подтверждает его изначально устный характер. Хотя святитель Амвросий не писал «О таинствах», он мог использовать его для своих ежегодных поучений в качестве конспекта. Позже он написал «О тайнах» на основании «О таинствах». Конец спору об аутентичности «О таинствах» положил критический труд Бернара Ботта, изданный в 1961 году в серии Sources chrе́tiennes. На основании работ предшественников и собственных текстологических исследований Ботт выдвинул ряд положений, которые окончательно решили вопрос о подлинности. Ботт предполагает, что «Объяснение Символа» и «О таинствах» могли появиться между 380–390 годами, а написание трактата «О тайнах» он относит к промежутку от 387 до 391 года1.
Обряд передачи «Символа веры» оглашаемым
Огласительные поучения святителя Амвросия открывает сочинение «Объяснение Символа», которое является фрагментом проповеди епископа при так называемом обряде передачи Символа (traditio Symboli), который совершался в Милане в Неделю ваий2. Сам обряд состоял из экзорцизмов и собственно передачи — поучения епископа, в котором он раскрывал оглашаемым содержание «Символа веры». Экзорцизмы, или заклинания, (по-славянски — запрещения) были призваны освятить душу и тело оглашаемого, освободив их от власти нечистого духа, и сделать слушателя способным воспринимать наставления епископа не только ушами, но и сердцем (Expl. Symb. 1; ср.: De sacr. I, 2; De myst. 3, 4). Проповедь при передаче Символа строилась по общепринятому образцу. Тем не менее «Объяснение Символа» святителя Амвросия имеет ряд особенностей, которые делают его непохожим на одноименные проповеди других церковных авторов. Так, сочинение святителя содержит самое раннее упоминание об использовании слова «символ» в значении исповедания веры (Expl. Symb. 1). Здесь впервые появляется предание об апостольском происхождении Символа (Expl. Symb. 7). В этом произведении содержится самый древний текст так называемого Апостольского Символа, который был реконструирован Бернаром Боттом3. Для истолкования слова «символ» (σύµβολον) святитель использует слово σύµβολα — «взнос, пай, доля», которое он берет из лексикона торговцев. Если торговцы сохраняют свой денежный сбор в целости и неприкосновенности, то нам тем более следует остерегаться того, чтобы ни одно слово не было похищено из Символа (Expl. Symb. 1, 7). Считая Символ творением всех двенадцати апостолов, святитель Амвросий на основании книги Апокалипсис (Откр. 22, 18–19), которую он считает канонической, формулирует принцип неизменяемости Символа: «Если к Писаниям одного апостола нельзя ничего прибавлять и ничего убавлять, то как же мы исказим Символ, который приняли составленным и переданным апостолами? Мы не должны ничего ни отнимать, ни прибавлять!» (Expl. Symb. 7) Заслуживает внимания также методика, которую использует святитель для лучшего запоминания и уяснения Символа слушателями. Троекратное чтение Символа с подробным объяснением каждого члена, совершение при этом крестного знамения, разбивка Символа на три части по четыре члена, привязка числа членов к числу апостолов, остроумное обоснование запрета на письменную фиксацию Символа и призыв вспоминать Символ в исключительных ситуациях (Expl. Symb. 9) — всё это можно рассматривать как приемы античной мнемотехники, которые святитель Амвросий использует в пастырских целях. Наконец, сама форма произведения — стенограмма устной проповеди — при всех своих недостатках дает уникальную возможность услышать живую речь великого миланского святителя.
Прообразы таинств в библейских повествованиях
Ключевыми понятиями в огласительных поучениях святителя Амвросия являются слова mysterium (тайна) и sacramentum (таинство), которые дали название двум трактатам и которые часто встречаются во всех рассматриваемых сочинениях. Примечательно то, что эти слова содержатся в первых строках каждого из трактатов (Expl. Symb. 1; De sacr. I, 1; De myst. 2). Святитель Амвросий обычно использует mysterium и sacramentum в качестве синонимов, что характерно и для латинского перевода Священного Писания. Однако у него уже намечается разграничение этих понятий. Таинства христианского посвящения (крещение, миропомазание, евхаристия) он называет sacramenta, а сокровенный, таинственный смысл священнодействий — mysteria (см., наприм., Expl. Symb. 5; De sacr. I, 1, 2; De myst. 2 и др.). Священные обряды таинств, как внешние знаки, можно увидеть «телесными глазами», но их глубинный смысл возможно постигнуть только «очами своего сердца» (De sacr. III, 12). Следуя древней церковной традиции (disciplina arcana), запрещавшей разглашать содержание «Символа веры», молитвы Господней, а также чинопоследование и смысл таинств, святитель беседует о таинствах с теми, кто омыл духовную слепоту в купели крещения и стал «видеть свет таинств» (De sacr. III, 15). Кроме того, словом mysterium святитель Амвросий называет ветхозаветные события, а также слова и действия Господа Иисуса, описанные в Евангелии (De sacr. I, 15–19; II, 6–7, 9; III, 13–14 и др.). Основываясь на новозаветных текстах (1 Кор. 10, 2; 1 Пет. 3, 20–21), Амвросий видит в библейских повествованиях прообразы (typus, figura, forma) церковных таинств. Миланский святитель неоднократно подчеркивает, что «таинства христианские более божественны и древнее иудейских» (De sacr. I, 11, 23; De myst. 44, 47, 48 и др.). Возможно, в этом утверждении следует видеть отголосок полемики с иудеями, имевшей место в Милане, о которой не сохранилось исторических свидетельств4.
Для раскрытия смысла таинств и объяснения их внешней обрядовой стороны Амвросий использует Писание, которое он усердно изучал на протяжении всего епископского служения, занимаясь самообразованием5. Он применяет все известные методы толкования, особенно типологию. Поучения изобилуют библейскими цитатами, образами и аллюзиями. Богатство образов рождает богатство толкований и учения, которое довольно сложно выстроить в четкую систему. Поэтому Ботт называет огласительные поучения Амвросия бриллиантом, который «не спеша поворачивают, чтобы насладиться блеском всех граней»6. Символизм святителя основан на принципе: «нам следует смотреть не на видимое, но на невидимое, потому что видимое — временно, а невидимое — вечно (2 Кор. 4, 18)» (De myst. 8, 15).
«Еффафа!» — обряд «отверзания»
Мистагогия Амвросия начинается с объяснения обряда «отверзания» (apertio), который совершался над оглашаемыми в пасхальную ночь перед входом в баптистерий. Епископ касался ушей и ноздрей каждого кандидата, произнося: «Еффафа!» («Отверзись!») Основанием этого обряда послужил пример Самого Господа: «Эту тайну, как мы читаем, Господь совершил в Евангелии, когда исцелял глухонемого» (De myst. 4). Прикосновением к ушам Христос отверз слух глухонемому, а прикасаясь к устам, Он исцелил его от немоты и даровал способность говорить о «небесных таинствах» (De sacr. I, 3). Прикосновение к ушам оглашаемых отверзает их уши для слов и речей епископа, «чтобы каждый, приходящий к благодати, осознавал, о чем его спрашивали, и обязательно помнил о своих ответах» (De myst. 3). Однако в отличие от Господа епископ касается не уст, а ноздрей кандидатов, чтобы они, вдохнув благоухание вечной любви, были исполнены ароматом веры и благочестия и вместе с апостолом сказали: Мы Христово благоухание Богу (2 Кор. 2, 15). К тому же Господь исцелил мужчину, а крещение принимают и женщины, прикосновение к губам которых неприлично (De sacr. I, 2, 3; De myst. 3, 4). Святитель Амвросий — первый церковный писатель, который упоминает об обряде «отверзания»7.
От вины — к благодати
После входа в баптистерий, который Амвросий называет «источник», «святое святых», «святилище возрождения», над каждым кандидатом совершалось помазание всего тела елеем. Подобно борцу, который перед состязанием помазывался елеем для успешной схватки с соперником, оглашаемый помазывался как атлет Христа, который намерен вести борьбу против мира и диавола (De sacr. I, 4; De myst. 7). Следующий за помазанием обряд «отречения» как раз и служил началом этой борьбы. Обратясь на запад, лицом к врагу, кандидат произносит отречение от диавола и мирских наслаждений. Ему задавались вопросы: «Отрекаешься ли от диавола и дел его?», «Отрекаешься ли от века сего и его удовольствий?» — на каждый из которых кандидат отвечал: «Отрекаюсь!» После этого оглашаемый разворачивался на восток, лицом к Христу, «ибо тот, кто отрекается от диавола, поворачивается ко Христу и смотрит прямо на Него» (De sacr. I, 5; De myst. 5, 7). Слова отречения святитель Амвросий сравнивает с долговым обязательством. Человек, берущий деньги в долг, дает расписку и тем самым связывает себя обязательством, которое он должен исполнить перед заимодавцем. При отречении кандидат дает обязательство Христу хранить веру, которая является богатством более ценным, чем деньги, ибо «вера — богатство вечное, а деньги — временное» (De sacr. I, 5, 8). Кроме того, обязательство дается в присутствии ангелов, которых символизируют священнослужители (ср.: Мал. 2, 7), поэтому «твоя расписка хранится не на земле, а на небе» (De sacr. I, 6; De myst. 5, 6). Погружению в купель предшествовало освящение воды, без которого вода, по слову святителя Амвросия, не может очищать и является обычным веществом, бесполезным для таинства (De myst. 14). Вода не исцелит, если не сойдет Дух Святой и не освятит воду, ибо без Духа вода не очищает (De sacr. I, 15; De myst. 19). Епископ совершал над водой молитву, в состав которой входил экзорцизм, призывание Святого Духа, прославление Креста Господня8, прошение об освящении источника и присутствии Святой Троицы, а также Божественные слова Самого Христа (De sacr. I, 18; II, 14; De myst. 14, 19, 20). Само крещение совершалось через троекратное погружение и сопровождалось диалогом. Кандидат спускался в купель, возле которой находились епископ, диаконы и пресвитер. Крещаемому задавались вопросы: «Веруешь ли ты в Бога Отца Всемогущего?» После ответа: «Верую», его погружали в воду. «Веруешь ли ты в Господа нашего Иисуса Христа и в Крест Его?» Он отвечал: «Верую», и его погружали второй раз. «Веруешь ли ты и в Духа Святого?» После ответа: «Верую», его погружали третий раз (De sacr. II, 16, 20; De myst. 28).
Объяснение библейских прообразов таинства крещения отличается глубиной и многообразием. Так, в начале мира Дух Божий носился над водами (ср.: Быт. 1, 2), а сейчас Он сходит в купель, совершая освящение и возрождение крещаемых (De myst. 9, 59). Вода, породившая «душу живую», теперь дарует людям новое рождение и обновление (De sacr. III, 3). Потоп, поглотивший грешников и сохранивший в живых праведника (ср.: Быт. 7, 23), также есть образ крещения, в котором тонет грех. Ворон, который был выпущен Ноем и не вернулся (ср.: Быт. 8, 7 — по LXX), есть образ греха, который уничтожен (De sacr. I, 23; II, 1; De myst. 10, 11). Переход через Чермное море, в котором погибли египтяне, — образ перехода через воды крещения. Это переход, то есть Пасха, от земного к небесному, от греха — к жизни, от вины — к благодати, от нечистоты — к святости. Столп огненный, светящий во тьме, — это Христос Господь, а столп облачный — Дух Святой. Иудеи, совершив переход через море, все крестились в облаке и в море (1 Кор. 10, 2), но затем умерли в пустыне. Тот же, кто переходит через купель крещения, не умирает, но воскресает (De sacr. I, 12, 20, 22; De myst. 12, 13). Источник Мерры, у которого Моисей отнял горечь, бросив в него дерево (ср.: Исх. 15, 23–25), символизирует купель крещения, в которую «погружается» Крест Христов через прославление его в молитве водоосвящения. Крест сообщает воде силу омывать грехи, и она становится «сладкой» по благодати (De sacr. II, 1, 13; De myst. 14). Очищение прокаженного Неемана Сирийца в водах Иордана (ср.: 4 Цар. 5, 1–14) — образ исцеления от пороков, которое происходит в крещении (De sacr. I, 9, 13, 15; II, 8; De myst. 16–18). Топор, появившийся на поверхности воды после того, как пророк Елисей, призвав имя Господа, бросил туда топорище (ср.: 4 Цар. 6, 5–6), изображает изменение новокрещеного, который был отягощен грехами, был «тяжелым» как топор, а стал «легким» как ветка плодоносного дерева (De sacr. II, 11). «Иссушенный» грехом человек погружается в купель и начинает «расцветать» и «плодоносить», подобно жезлу Аарона (ср.: Чис. 17, 8) (De sacr. IV, 2). Исцеление расслабленого в Вифезде (ср.: Ин. 5, 1–9) также является образом крещения. Ангел, прихода которого ожидали, — это «Ангел великого совета» (Ис. 9, 6 — по LXX), а человек, которого ждал расслабленный, — Человек Христос Иисус (De sacr. II, 3–7). В истории о слепорожденном (ср.: Ин. 9, 6–7) Силоам — образ источника, где прославляется Крест Господень, где Христос искупает прегрешения всех (De sacr. III, 11, 14). Купель, «принявшая» Крест Христов, становится символом гроба, могилы, куда сходит человек, чтобы исполнить на себе приговор, вынесенный греху. Смерть полагает предел греху (De sacr. II, 6, 17, 19). Погружение в воду является подобием смерти со Христом, сораспятия с Ним, а кто умер со Христом, тот и воскреснет с Ним (ср.: Рим. 6, 3–11) (De sacr. II, 20, 23). Умерев для греха и мира, человек освобождается от рабства диаволу и воскресает для Бога и вечной жизни (De sacr. II, 8, 19; De myst. 21). Троекратное погружение разрушает многочисленные прегрешения прежней жизни и дарует Божественное прощение, подобно некогда согрешившему апостолу Петру. Крещение в одно имя Отца, и Сына, и Святого Духа утверждает одну сущность, одно Божество, одно величие лиц Святой Троицы (De sacr. II, 22). Сам Господь преподал нам образ крещения, когда крестился от Иоанна, исполнив всякую правду (Мф. 3, 14–15). Крещение Христа, Который греха не сотворил (1 Пет. 2, 22), показывает необходимость крещения для нас, порабощенных греху, и является «волей Божьей». И если в крещении Господа была явлена Святая Троица, то не следует сомневаться в Ее присутствии в церковных таинствах (De sacr. I, 15–19; II, 18). Как в ответ на молитвы Гедеона и пророка Илии с неба сходил видимый огонь (ср.: Суд. 6, 21; 3 Цар. 18, 38), так и в ответ на молитвы священнослужителей сходит в купель невидимый огонь благодати (De myst. 26, 27).
После выхода из купели епископ совершал над новокрещеными «помазание в жизнь вечную». Изливая миро на голову неофита, епископ произносил: «Бог, Отец Всемогущий, Который возродил тебя от воды и Духа и простил тебе грехи твои, Сам помазывает тебя в жизнь вечную» (De sacr. II, 24; III, 1). Миро символизирует имя Христово (ср.: Песн. 1, 2), а его запах — «благоухание воскресения». Миро, изливаемое на голову по ветхозаветному обычаю (ср.: Пс. 132, 2), является помазанием на «духовное царство» и «духовное священство» (De sacr. IV, 3). Обновленные в крещении и помазанные духовной благодатью, новокрещеные становятся родом избранным (ср.: 1 Пет. 2, 9) (De myst. 29, 30). После помазания совершался обряд омовения ног новокрещеным, которому святитель Амвросий придает сакраментальное значение. В крещении уничтожаются личные грехи, но для устранения наследственного греха необходимо омыть ноги, ибо «Адам был ниспровергнут диаволом, и яд разлился по его ногам». Омывается та часть тела, которую коварно ужалил змей. Омытие сообщает освящение и защиту, чтобы впоследствиии диавол «не смог бы тебя ниспровергнуть». Таким образом, ноги омываются, «чтобы смыть змеиный яд» (De sacr. III, 7; De myst. 32). Вне Милана и даже в самом Риме находились те, кто порицал совершение этого обряда в составе чина крещения. Поэтому Амвросий приводит убедительные аргументы в защиту миланского обычая (De sacr. III, 4–7). После омовения ног следовало облачение в белые одежды. Сбросив в крещении «покрывало грехов», новокрещеные облачались в «чистый покров невинности», ибо «белее снега становится тот, кому прощается вина» (De myst. 34; De sacr. V, 14). Завершало крещение «запечатление», или «духовная печать». По молитве епископа на новокрещеного сходил Святой Дух, Дух премудрости и разума, Дух совета и силы, Дух ведения и благочестия, Дух святого страха (ср.: Ис. 11, 2–3). В этом таинстве действует вся Святая Троица: Сам Бог Отец помазывает, Христос Господь запечатлевает знаком Креста — знаком Своих страданий и влагает в сердце Духа Святого (ср.: 2 Кор. 1, 21–22). В таинстве миропомазания благодать делает человека совершенным (De sacr. III, 1), а Дух Святой дается как дар, как залог Божественной любви (ср.: Песн. 8, 6), который человек должен беречь, живя по примеру Христа и уподобляясь Ему (De sacr. VI, 5–7; De myst. 42). После этого неофиты могли приблизиться к алтарю (De sacr. III, 11; De myst. 43). Крещальную мистагогию святителя Амвросия продолжает мистагогия евхаристическая.
Евхаристия — небесный пир
Отрывочные свидетельства огласительных поучений о внешней обрядовой стороне евхаристии восполняются богатством богословского учения об этом таинстве. Здесь святитель Амвросий также использует ветхозаветные образы для доказательства того, что «таинства Церкви древнее [обрядов] синагоги и превосходят манну» (De myst. 44). Прообразами евхаристии были хлеб и вино, предложенные Мелхиседеком Аврааму (ср.: Быт. 14, 14–18). Сам же Мелхиседек, без отца, без матери, без родства, не имеющий ни начала дней, ни конца жизни (ср.: Евр. 7, 3) является образом Христа (De sacr. IV, 10–12; V, 1; De myst. 45, 46). Манна в пустыне, хлеб ангельский (ср.: Пс. 77, 25), который одождил Господь с неба (ср.: Исх. 16, 4. 13–15), всего лишь тень евхаристии. Манна была подвержена тлению, и все, кто ел ее в пустыне, умерли (ср.: Ин. 6, 49) (De sacr. IV, 24; De myst. 47, 48). Но евхаристия — таинство «с неба», ее установитель — Христос (De sacr. IV, 13). Евхаристия именуется у святителя «небесным таинством», «таинством святого алтаря», «Хлебом насущным и ежедневным», «небесным пиром», «Божественным даром», «Хлебом жизни, сошедшим с неба», «таинством плоти Христовой», «Телом Христовым», «укреплением души», «духовной пищей», которой Христос питает Свою Церковь (De sacr. IV, 13; V, 1, 24; VI, 24; De myst. 43, 47, 53, 55, 58). Однако внешний вид святых таин может вызвать удивление, ведь «это только пища, притом обычная и хорошо знакомая» (De sacr. IV, 7, 8). В ответ на недоумение Амвросий излагает свое учение о евхаристии.
На алтарь полагается хлеб и поставляется чаша с вином и водой (De sacr. V, 2). Эти обычные вещества являются таковыми до сакраментальных слов, но, как только приблизится время совершения святого таинства и освящения, священник произносит не свои слова, но слова Христовы, которые и совершают таинство (De sacr. IV, 14). В подтверждение святитель Амвросий цитирует фрагмент евхаристической молитвы, который является самым ранним свидетельством текста анафоры римского обряда (De sacr. IV, 21, 22, 26, 27). До слов Христовых на алтаре — хлеб и вино, но после них — это Тело Христово и Кровь Его, искупившая людей. «Следовательно, слово Христово совершает это таинство», заключает святитель (De sacr. IV, 23). Примеры из Библии доказывают утверждение святителя. Небо, земля, моря и всё существующее произошло словом Господним: Он сказал — и они явились; Он повелел — и они создались (Пс. 32, 9; 148, 5). Слово Христово настолько действенно и заключает столь великую силу, что производит то, чего прежде не существовало. Тем более оно может изменить существующее в то, чем оно не было прежде. Слово Христово может изменять и изменяет, когда хочет, естественный порядок. Рождение Христа от Девы произошло вопреки установлениям и порядку естества. Жезл Моисея превращался в змея и разделял морские воды вопреки закону природы. Воды египетских рек и горький источник Мерры под действием благодати изменили свое природное свойство. Вопреки свойству железа всплыл топор, когда пророк Елисей бросил в воду топорище (De sacr. IV, 15–18; De myst. 51). Эти примеры показывают, что сила благодати превосходит природу и даже изменяет ее. И если столь велики были действия пророческого слова, то что сказать о слове Творца? «Если слово Илии имело такую большую силу, что низводило огонь с неба, то неужели слово Христа не будет иметь силы, чтобы изменить природу стихий? Ведь создать новую природу вещей — это не меньше, чем изменить ее» (De myst. 52). Наконец, Сам Господь засвидетельствовал, что мы принимаем Его Тело и Кровь. Неужели мы можем сомневаться в истинности Его слов? (De sacr. IV, 23). Поэтому мы, когда подходим для принятия святых таин к священнику, на его слова: «Тело Христово», отвечаем: «Аминь», что значит «истинно» (De sacr. IV, 25; De myst. 54). Амвросий отвечает также на вопрос, почему после освящения мы видим не плоть и кровь, но всё те же хлеб и вино. (De sacr. VI, 2). Слово Христово, учит святитель, изменяет и прелагает естественные законы. До произнесения слов Христа приношение на алтаре называется «хлебом и вином», но, когда они будут произнесены, приношение именуется «Телом и Кровью Христа». Когда ученики услышали слова Христа о том, что Он даст есть Свое Тело и пить Свою Кровь, многие не стерпели этого и отошли от Него (ср.: Ин. 6, 61–68). У них был страх перед настоящей кровью. Поэтому, чтобы не было ужаса и отвращения при виде настоящей окровавленной плоти и чтобы «благодать искупления была сохранена», а «цена искупления не стала бы напрасной», мы принимаем таинство «в подобии». По снисхождению Божию мы принимаем Тело и Кровь Христовы в том «виде» или «образе», в котором мы можем их воспринимать. При этом мы «обретаем благодать и силу истинной природы» (De sacr. IV, 20; VI, 2–3). Кроме того, Тело Христово не телесная пища, но духовная. Это — Тело Бога, а у Бога Тело духовное (De myst. 58). Как Господь Иисус причастен и Божеству и телесности, так и мы, принимая плоть Его, посредством видимой пищи причащаемся Его невидимой Божественной сущности (De sacr. VI, 4). Таким образом, на алтаре пребывает истинная плоть Христа, которая была рождена от Девы, была распята и погребена (De myst. 53). Плодами вкушения таковой пищи являются «оставление грехов», «духовная радость», «напоение Духом Святым», «укрепление и веселие сердца», «вечная жизнь и нетление» (De sacr. IV, 24, 28; V, 8, 17; De myst. 47, 48, 58). Для выражения духовного подъема от плодов таинства святитель Амвросий использует поэтические образы Псалтири и Песни песней, которые становятся у него настоящим гимном евхаристии (De sacr. V, 5–17; De myst. 43, 55–58). Он призывает своих слушателей принимать с благоговением «Хлеб насущный» ежедневно. Ведь тот, у кого есть рана, ищет лекарство. Наша рана — подверженность греху, а лекарство — «небесное и святое таинство» евхаристии. «Я, согрешающий непрестанно, должен постоянно иметь лекарство» (De sacr. IV, 28; V, 25; VI, 24).
Молитва Господня
Святитель завершает огласительные поучения толкованием молитвы Господней и наставлением о том, как следует правильно молиться. Освободившись от рабства греху через рождение в купели крещения, новокрещеный становится сыном Бога по благодати и получает право называть Бога Отцом (De sacr. VI, 19). Объясняя вкратце все прошения молитвы Господней, святитель Амвросий более подробно останавливается на прошении о «хлебе насущном». Призывая слушателей принимать хлеб жизни ежедневно, он восклицает: «Живи так, чтобы ты был достоин принимать его каждый день!» (De sacr. VI, 24–26) В учении о молитве Амвросий говорит о том, где и с каким душевным настроением следует творить молитву, что недопустимо при молитве. Он учит, из каких частей должна состоять молитва, с чего следует ее начинать, как должно излагать Богу свое прошение и чем должна молитва оканчиваться. Образцом для личной молитвы должна служить молитва Господня и псалмы пророка Давида (De sacr. V, 18–29; VI, 11–25).
В своих огласительных поучениях святитель Амвросий предстает перед нами не только как мудрый пастырь, тонкий психолог и знаток духовной жизни, но и как глубокий богослов и искусный толкователь Священного Писания. Его огласительные поучения являются ценнейшим источником практически для всех богословских дисциплин и заслуживают самого серьезного внимания и глубокого изучения.
ПРИМЕЧАНИЯ:
1 Botte B. Ambroise de Milan. Des sacraments. Des mysterès. Explication du Symbole. Introduction // Sources chrétiennes. Vol. 25 bis. Paris, 1961. P. 7–45; Gładyszewski L. Św. Ambroży z Mediolanu. Wyjaśnienie Symbolu. O tajemnicach. O sakramentach. Wstęp // Źródła myśli teologicznej. Kraków, 2004. S. 5–44.
2 Ambros. Mediol. Ep. XX, 4, 6 // PL. 16. Col. 995.
3 Botte B. Notes critiques // Sources chrétiennes. № 25 bis. Paris, 1961. P. 198.
4 Ks. Stanisław Czerwik. Św. Ambroży — Mistagog starożytnego Kościoła — O misterium i mistagogii // http://www.kkbids.episkopat.pl/uploaded/a16/SW.AMBROZY.pdf.
5 Ambros. Mediol. De off. ministr. I, 4 // PL. 16. Col. 25.
6 Botte B. Introduction // Sources chrétiennes. № 25 bis. Paris, 1961. P. 33.
7 Кунцлер М. Литургия Церкви. M., 2001. Т. II. C. 185.
8 Неоднократное упоминание о Кресте Господнем как необходимом условии освящения воды позволяет предположить, что при водоосвящении совершалось крестное знамение (De sacr. II, 6, 13; De myst. 10, 11, 14, 20, 28).
Сокращения:
Амвросий Медиоланский (Ambros. Mediol.):
De myst. — De mysteriis
De off. ministr. — De officiis ministrorum
De sacr. — De sacramentis
Ep. — Epistolae
Expl. Symb. — Explanatio Symboli
LXX — перевод семидесяти (Септуагинта).
PL — Patrologiae cursus completus. Ser. Latina / Ed. J.P. Migne.
Справка
Святитель Амвросий Медиоланский (ок. 340–4 апреля 397) — епископ Милана, проповедник и гимнограф. В 370 г. Августин стал правителем Лигурии и Иллирии с резиденцией в Медиолане и проявил себя мудрым правителем, примирив православных с арианами. Однако в 374 г. распри между православными и арианами помешали избранию нового епископа Медиолана, поскольку каждая сторона хотела видеть на этом месте своего ставленника. В качестве компромисса была предложена кандидатура Амвросия, который был только катехуменом. 30 ноября 374 г. Амвросий был крещён, затем рукоположён в священники и 7 декабря поставлен в епископы, пройдя, таким образом за 7 дней все ступени церковной иерархии. Один из крупнейших апологетов Западной Церкви, он вел борьбу с арианством и язычеством, оказывал влияние на политику императоров, первым из епископов отстаивая самостоятельность церковной власти в Империи.
