В последний день памятного Поместного Собора Русской Православной Церкви 2009 года был поднят вопрос о соотношении присутствующих в Уставе Русской Церкви понятий «Поместный и Архиерейский Собор» и о соотношении обозначаемых ими явлений. Затем этот вопрос был рассмотрен одной из комиссий Межсоборного присутствия Русской Православной Церкви, результатом которого стал обсуждаемый сегодня документ «Место Поместных и Архиерейских Соборов в системе церковного управления». По этому вопросу хотелось бы поделиться некоторыми размышлениями.
1. Понятия «Поместный Собор» и «Архиерейский Собор» как обозначение разных типов соборов Русской Православной Церкви появились вместе в Положении об управлении Русской Церкви 1945 года. При этом соположение этих наименований содержало в себе двусмысленность. Ведь получалось, что происходило сравнение явлений «по разным основаниям». В первом случае понятие обозначало канонический статус собора, то, что он представляет Русскую Поместную Церковь. В другом случае наименование указывало прежде всего на состав собора, на то, что он состоит из архиереев, но при этом как бы подразумевалось, что у него есть особый, отличный от Поместного Собора, канонический статус.
Между тем канонический статус собора не связан с его составом. Коль скоро собор выражает мнение Поместной Церкви, он является Поместным Собором вне зависимости от своего состава — епископского, смешанного или какого-то другого. (Ниже будет показано, что варианты состава собора не исчерпываются двумя.)
Поэтому прежде всего представляется целесообразным отказаться от использования в одном ряду существующих наименований «Поместный Собор» и «Архиерейский Собор», поскольку такое использование несет в себе терминологическую и церковно-правовую двусмысленность. В силу сказанного представляется уместным в Уставе Русской Православной Церкви закрепить общее наименование ее собора в таком виде — Священный Собор Русской Православной Церкви, отдельно введя различение соборов по их составу и по их функции и имея в виду, что собор любого состава является Поместным Собором, поскольку выражает мнение Поместной Русской Церкви.
2. Если соборы различного состава равночестны по своему каноническому статусу, то они тождественны и как органы власти церковной полноты. В связи с этим кажется странным предлагаемое комиссией Межсоборного присутствия различение «Поместного» Собора как органа «представительства», а «Архиерейского» — как органа «власти и управления» Русской Церкви. Представительство не существует само по себе, оно реализуется для осуществления властных полномочий и в противном случае не имеет смысла.
Вместе с тем власть церковной полноты может быть дифференцированна. Она может быть законодательной, избирательной, судебной, контролирующей. Соответственно каждое из этих властных полномочий церковная полнота может делегировать Поместному Собору того или иного состава, закрепив за конкретным составом определенную функцию собора.
3. Указанное выше различение соборов по составу и функции может быть сделано следующим образом:
а. Собор двухлетнего (как предлагается в проекте Межсоборного присутствия) цикла с законодательной и контролирующей функцией — в составе правящих и части викарных архиереев.
б. Собор пятилетнего (вариант: семилетнего) цикла с законодательной и контролирующей функцией — в смешанном составе (епископов, клириков и мирян).
Чрезвычайный Поместный Собор Православной Российской Церкви 1917–1918 годов предполагал, что соборы Российской Церкви будут собираться по двум временным циклам: каждые четыре года и каждые девять лет, при этом собор девятилетнего цикла созывался бы в расширенном составе. Таким образом, каждый второй Поместный Собор должен был носить, так сказать, пленарный характер. Думается, это положение вполне может быть адаптировано к сегодняшнему дню, если, например, рядовые Поместные Соборы будут собираться каждые два года в епископском составе, а каждый второй или каждый третий Поместный Собор (что с практической точки зрения было бы, наверное, удобнее) — в смешанном составе.
в. Собор судебный (высшая апелляционная инстанция, а также первая и последняя инстанция для суда над Патриархом) — в составе правящих и части викарных архиереев.
г. Избирательный собор (для выборов Московского Патриарха) — в смешанном составе (епископов, клириков и мирян) с особым представительством духовенства и мирян Московской епархии.
Относительно последнего пункта напомним, что чрезвычайный Собор Православной Российской Церкви 1917–1918 годов проектировал особое представительство столичного града на избирательном соборе в силу того, что Московский Патриарх является правящим архиереем Московской епархии и поэтому ее духовенство и паства должны иметь возможность выразить свое мнение в преимущественном порядке. Согласно определению собора от 13 августа 1918 года, Москва должна была посылать на избирательный собор делегацию, равную по числу представителей десяти делегациям других епархий. Думается, сейчас есть возможность поставить вопрос о возвращении данного принципа в нормативные акты и в практику Русской Православной Церкви.
4. Сохранить собор смешанного состава в виде собора пяти- или семилетнего цикла в силу следующих причин:
а. В современной практике Русской Православной Церкви пока отсутствуют иные механизмы актуализации соборного голоса народа Божия и его представительства как на приходском, так и на епархиальном, а тем более на общецерковном уровне.
б. Необходимость представительства клира и мирян на смешанном соборе вместе с правящим архиереем диктуется также обширностью епархий Русской Православной Церкви и удаленностью правящего епископа от большинства приходов. Это, к сожалению, не дает достаточных оснований считать, что правящий Преосвященный уже сейчас в полной мере является представителем своего духовенства и своей паствы и выразителем ее чаяний.
Проблема сугубой удаленности епископа от большинства приходов является хронической проблемой Русской Церкви. Если когда-то в будущем типичная наша епархия будет совпадать в своих размерах с двумя-тремя (а где-то и с одним) районами, если епископ будет появляться на приходе не один или два раза в год, если он будет действительно знать нужды и болезни своих прихожан, а они будут знать его, мы с полной уверенностью сможем сказать, что он является их представителем не только юридически, согласно букве канонов, но и фактически. Тогда, может быть, вопрос о смешанном представительстве на Поместных Соборах потеряет свою актуальность. Сегодня же до этого еще далеко.
в. Необходимо выразить уважение к русской церковно-исторической и церковно-правовой традиции, которая явила вселенскому православию этот тип соборного творчества и оказала существенное влияние на формирование смешанных соборных органов в других Поместных Православных Церквах.
Чрезвычайный Собор Российской Церкви 1917–1918 годов принято критиковать за то, что в ходе его подготовки и деятельности в церковное право будто бы были привнесены светские «демократические» тенденции. Между тем, если какие-то члены собора и участники предсоборных дискуссий и руководствовались своими либеральными воззрениями, когда выдвигали те или иные проекты церковного устройства, сам собор «переварил» эти проекты, наполнил их церковным духом и подлинно стал органом не церковной революции, а реставрации канонического бытия Русской Церкви.
Какими бы мотивами ни руководствовались участники предсоборного процесса, отстаивая идею смешанного представительства, она сыграла огромную роль. Собор готовился и был созван в ту пору, когда в силу столетий бюрократического управления Церковью и господства сословного строя между различными членами церковного организма возникло множество средостений: белое духовенство с подозрением смотрело на монашество, миряне были отчуждены от пастырей, пастыри чувствовали себя угнетенными архиерейским всевластием... В этих условиях представительство всех этих церковных слоев на соборе сделало его действительным органом единения Церкви. Преодолены ли все подобные средостения в нашей сегодняшней церковной практике?
Кроме того, широкое представительство мирян на соборе позволило им вместе с епископатом противостоять той «церковной революции», которая бушевала в Русской Церкви всю первую половину 1917 года. Она заключалась прежде всего в попытке белого духовенства навязать Церкви свою, сословную программу реформ, оттеснив епископат и монашество от кормила церковного корабля. Во многом именно консерватизм мирян позволил нейтрализовать эти тенденции на самом соборе. Такой же в целом охранительный настрой, как кажется, сохраняют миряне Русской Церкви и сейчас.
Есть и другая сторона обсуждаемого вопроса. Сейчас стремительно расширяется участие Церкви в общественной жизни, а расширение это затруднительно без всё более широкого привлечения к этой работе мирян — педагогов, социальных работников, работников с молодежью, катехизаторов... Одновременно всё больший вес на приходском и епархиальном уровне обретают и будут обретать миряне-ктиторы. В течение ближайших десятилетий перед Церковью встанет вопрос о том, как канонически оформить участие в церковных делах мирян — церковно-общественных деятелей и мирян-ктиторов. Как при обширности наших епархий и невысокой эффективности соборных органов епархиального уровня найти такие канонические формы без Поместных Соборов смешанного состава? При этом пренебрегать голосом этой наиболее активной и преданной Церкви части ее паствы было бы все-таки нецелесообразно.
Действительно, Собор 1917–1918 годов действовал в особых исторических условиях, и далеко не все его проекты могут быть «механически» реализованы сегодня. Однако нам нужно верно почувствовать логику канонической реставрации, которой руководствовались отцы собора, и взять на вооружение именно ее. А для этого необходимо внимательно и заинтересованно вникать в его деяния и определения.
Наконец, мы не можем забывать, что чрезвычайный Собор 1917–1918 годов конституировал важнейшие явления в жизни Русской Церкви. Он, восстановив патриаршество, наделил Патриарха статусом первого среди равных епископов и фактически создал Священный Синод, увязав функционирование института патриаршества и формирование Синода с соборной практикой.
5. Поэтому вопрос о составе и функциях соборов Русской Православной Церкви должен рассматриваться и в связи с взаимоотношениями соборов с другими органами церковного управления, прежде всего со Священным Синодом. Чрезвычайный Собор Российской Церкви 1917–1918 годов учредил Священный Синод как орган представительства в высшем церковном управлении всей иерархии Русской Церкви.
Священный Синод отнюдь не является преемником Святейшего Правительствующего Синода 1721–1917 годов. Последний был создан рукой «нечестивого Петра» (выражение святителя Илариона (Троицкого)) вместо Патриарха и антиканонично заменял его на протяжении почти двух столетий. Соответственно и преемником его прав и полномочий в ноябре 1917 года стал Святейший Патриарх Московский, вернувшийся на свой первосвятительский престол. Священный же Синод, созданный Поместным Собором как орган представительства иерархии в высшем церковном управлении, — новый орган, имеющий принципиально иную природу, чем Святейший Синод 1721–1917 годов.
Как орган высшего церковного управления, представляющий иерархию, Священный Синод, по определению чрезвычайного Собора, должен был практически полностью избираться епископатом: шесть его членов должны были избираться собором на межсоборный период, пятеро делегироваться группами епархий, и только двое (Патриарх и Киевский митрополит) имели статус постоянных членов по должности (определение «О Священном Синоде и Высшем церковном совете» от 7 декабря 1917 года). Такой порядок формирования Синода не мог быть осуществлен в советский период. В результате за советские и 1990-е годы число постоянных членов Синода выросло до восьми.
В 1940-е и 1960-е годы постоянными членами Синода стали митрополиты Крутицкий и Ленинградский. Позднее — председатель Отдела внешних церковных сношений и управляющий делами Московской Патриархии. Это отражало прежде всего значимость фигур конкретных иерархов и синодальных структур, ими возглавляемых в церковном управлении того времени. В 1990-е годы постоянными членами Синода стали предстоятели тех частей Русской Православной Церкви, что получили в этот период определенную степень автономии, — Молдавской и Белорусской.
Расширение числа постоянных членов Синода за счет предстоятелей автономных частей Русской Церкви отвечало логике, заложенной еще Собором 1917–1918 годов (вспомним о введении в состав Синода в качестве непременного члена Киевского митрополита), и, как представляется, было в церковно-правовом отношении более обоснованно, чем расширение состава постоянных членов Синода 1940–1960-х годов. Между тем и оно не было проведено последовательно. Например, в число постоянных членов не попали предстоятели Церквей, также имеющих статус определенной автономии: прибалтийских Православных Церквей и Русской Православной Церкви Заграницей.
Остальные, временные члены вызываются в Синод от групп епархий также по усмотрению центральной церковной власти. В этой ситуации сегодня постоянные члены Священного Синода образуют замкнутую группу, находящуюся вне и над остальным епископатом. При этом не только последний не имеет возможности влиять на мероприятия центральной церковной власти, но и Святейший Патриарх фактически ограничивается в своих первосвятительских полномочиях, поскольку ему приходится соотноситься с мнением узкой, но влиятельной группы синодалов, а не всего епископата Русской Церкви. Таким образом, сегодняшняя церковная реальность не содержит механизмов реализации соборного представительства в органах церковного управления не только клириков или мирян, но и даже епископата.
Думается, настало время разработать механизм более активного, чем сейчас, участия епископата Русской Церкви в формировании органов ее центрального управления, прежде всего Священного Синода. Это было бы возможно, если бы Священному Собору Русской Православной Церкви в составе епископов было бы возвращено право избирать часть членов Священного Синода (не менее одной трети) на межсоборный период. Это способствовало бы лучшему осуществлению «обратной связи» между епископатом и центральным церковным управлением, формировало бы у епископов уверенность в причастности к деятельности центральной церковной власти, делало бы Священный Синод подлинным представительным органом иерархии.
Можно предложить несколько вариантов возможного нового соотношения постоянных, избираемых и временных (вызываемых от групп епархий) членов Синода.
а. Число членов Синода просто увеличивается на шесть членов — до 19-ти (нечетное общее число членов Синода обусловлено необходимостью предоставить решающий голос при возможном конфликтном голосовании Святейшему Патриарху). Однако такому громоздкому Синоду будет сложно стать эффективным органом церковного управления.
б. Общее число членов Синода остается неизменным, но пересматривается нынешний состав постоянных членов Синода. Например, группу постоянных членов покидают митрополиты Санкт-Петербургский и Крутицкий, а также председатель ОВЦС и управляющий делами Московской Патриархии. Наличие последних в составе Священного Синода вызывает вопросы особенно после создания нового органа — Высшего церковного совета, в который и входят все руководители синодальных учреждений. Освободившиеся места как раз и занимают избранные собором члены Синода.
в. Наконец, при том же общем количестве членов Синода возможно возвращение к тому его составу, который проектировался чрезвычайным Собором 1917–1918 годов. Тогда постоянными членами Синода остаются только Святейший Патриарх и Киевский митрополит, шесть членов избираются Поместным Собором в составе епископов, пятеро — вызываются по очереди от групп епархий, в которые входят и епархии автономных Церквей. Тем самым в составе Синода автоматически остается Предстоятель Украинской Церкви как имеющей наибольшую степень автономии из всех самоуправляющихся частей Московского Патриархата. Иные автономные Церкви получают свое представительство в высшем коллегиальном органе управления через делегируемых по очереди епископов, а также — возможно — через епископов, избранных Священным Собором.
Такой вариант кажется наиболее последовательным. Он, определяя особое место Украинской Церкви, уравнивал бы остальные автономные Церкви с точки зрения их представительства в Синоде, а все руководители синодальных учреждений тогда имели бы представительство в Высшем церковном совете. Синод же состоял бы из избранных и делегированных представителей иерархии и мог бы стать значительно более эффективным органом церковного управления.
Беглов Алексей Львович родился в 1974 г., закончил филологический факультет МГУ им. М.В. Ломоносова, кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Института всеобщей истории РАН, лауреат Премии памяти митрополита Макария (Булгакова) 2009 г. в номинации «История Русской Православной Церкви». Специалист по истории Церкви советского и синодального периодов. С 1996 г. А.Л. Беглов изучал и публиковал документы тайных монашеских общин советского периода. Он был одним из авторов книги «Русская Православная Церковь. XX век» (М.: Сретенский монастырь, 2008), автор около 100 статей и публикаций в научных, популярных изданиях и в сети Интернет. В 2008 г. вышла в свет его монография «В поисках “безгрешных катакомб”. Церковное подполье в СССР».
