— Ваше Высокопреосвященство, как бы вы охарактеризовали состояние диалога Церкви и общества в современной России?
— Для того чтобы дать адекватную оценку современному состоянию церковно-общественных отношений в России, нужна хорошая перспектива, нужно посмотреть, чем наше сегодня отличается от исторического вчера.
Первые века в истории православия — это время общественного недоверия и государственных репрессий. В этих жестких условиях Церковь стремится к легализации, для того чтобы иметь возможность исполнять завет Спасителя: «Идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святаго Духа, уча их соблюдать все, что Я повелел вам» (Мф. 28, 19–20). Вот первый пример церковно-общественных отношений.
В византийский период Церковь становится важнейшим институтом общества, живет в условиях государственной поддержки, хотя иногда эта поддержка переходит в весьма некорректные попытки управлять церковными делами. А в период османского владычества Церковь становится хранителем, в том числе этнической идентичности народа. Ситуация насколько неожиданная, настолько же и закономерная.
Средневековая Русь после Крещения развивается по византийской парадигме, включая сюда и сохранение идентичности народа во времена ордынского ига. Семнадцатый век — это время равноправия царя и патриарха. И вдруг происходит петровский провал, с его ведомством православного исповедания, регламентом, закрытием монастырей и храмов, — когда в формально православной империи Церковь имеет какие-то права только внутри церковной ограды и не далее.
В XIX столетии неоднозначность сложившейся системы церковно-государственных и церковно-общественных отношений становится все более и более очевидной. В годы правления царственного страстотерпца императора Николая II начинается подготовка к созыву Собора, к восстановлению Патриаршества. Одновременно, после принятия ряда указов о веротерпимости, меняется религиозная ситуация в стране. Звучало много противоречивых оценок и мнений. Но пришел 1917 год, и настало время гонений, время лагерей и расстрелов. С конца сороковых годов нет прямых массовых репрессий, но условия жизни Православной Церкви остаются чрезвычайно ограниченными. Политическая оттепель в годы правления Хрущева обернулась для нас новой стужей.
Начиная с года Тысячелетия Крещения Руси открывается новая страница в положении Церкви в России. И принципы отношений Церкви, общества и государства приходится строить заново. Мы только ищем эти принципы в условиях, когда неприменимы ни византийские, ни синодальные, ни советские схемы.
— Какие наиболее заметные препятствия видятся вам в преодолении наследия советского прошлого в этой сфере?
— Например, положение о светском характере государства. Вообще, само по себе оно означает лишь то, что у нас устройство государства не теократическое. Но ведь его пытаются интерпретировать таким образом, что всякое проявление религиозности, выходящее за ограду храма, должно быть запрещено. Нам уже двадцать лет доказывают, что свобода совести — это когда в общеобразовательной школе нельзя преподавать основы православной духовно-нравственной культуры. Но мы это уже проходили в советские времена. И времена эти уже закончились и не вернутся, как бы кто этого ни хотел. Да и как мне разделить себя на гражданина России и члена Православной Церкви — по диагонали, по вертикали? Это просто бессмысленно.
Вот верующего молодого человека призывают на срочную службу в армию. Кто и как обеспечит его свободу совести, если в расположении части не будет хотя бы молитвенной комнаты и у священника не будет возможности регулярно посещать эту часть? Никто и никак. Нужен закон о военном духовенстве, но его пока нет, хотя есть общее взаимопонимание по поводу его необходимости.
А возьмите ситуацию с негосударственными приютами для детей, лишенных родительского попечения. Их судьба в декабре 2007 года в связи с принятием нового закона об опеке и попечительстве висела на волоске*, да и сегодня нет еще полной ясности с окончательным решением. Конечно, по-хорошему, надо стремиться к тому, чтобы сирот усыновляли и удочеряли, чтобы дети жили и воспитывались в семье. Но пока мы к этому придем, приюты, в том числе и церковные, выполняют очень важную функцию. Это пример социального партнерства Церкви и общества, Церкви и государства. Ростки новых церковно-общественных отношений, сформировавшиеся за последние двадцать лет. И вот, оказывается, их можно ликвидировать при помощи закона, формально не затрагивающего эти приюты.
— Как вы считаете, в какой форме могло бы происходить взаимодействие Церкви и общественных организаций при обсуждении существующих проблем и их дальнейшем разрешении?
— Таких вопросов, которые требуют своего разрешения, еще множество. Общественная дискуссия о формах и форматах социальной, образовательной, культурной деятельности Церкви свидетельствует о том, что эта деятельность есть и она расширяется. Но дискуссия говорит также и о том, что не все и не всегда готовы принять это расширение.
Поэтому сегодня важен диалог с обществом, открытое и ответственное разъяснение наших позиций и принципов. В этом смысле весьма интересен опыт участия архиереев в работе Общественной палаты Российской Федерации. Вот уже второй срок митрополит Калужский и Боровский Климент, епископ Саратовский и Вольский Лонгин и ваш покорный слуга участвуют в деятельности Общественной палаты.
Самое главное, что можно сказать о Палате, это то, что она состоялась как реальный и очень важный институт гражданского общества, это рабочий орган, а не формальная комиссия для штамповки принятых кем-то решений. В ней представлен весь спектр нашей общественности, и по всем вопросам идет откровенное и нелицеприятное обсуждение, есть споры, есть столкновение мнений.
Участие архиереев в работе Общественной палаты создает возможность для того, чтобы в этих дискуссиях по самым актуальным проблемам современной жизни голос Церкви прозвучал и был услышан. Так было с формированием позиции Палаты по преподаванию основ традиционной религиозной культуры, по ограничению игорного бизнеса, другим общественно значимым вопросам.
Межэтнические и межконфессиональные отношения также находятся в центре внимания Общественной палаты. Так совпало, что свою работу она начинала в разгар так называемого «карикатурного скандала». Сегодня уже несколько позабылись и затрагивавшие мусульман рисунки в одной из датских газет, и реакция на эту публикацию, включавшая в себя многотысячные демонстрации протеста и нападения на европейские дипмиссии. А тогда, в начале 2006 года, вопрос стоял весьма остро. Затем произошли кондопожские события, возникали другие конфликтные ситуации. Но это уже, пожалуй, тема для отдельного серьезного разговора. И не просто разговора, а серьезного исследования.
Думается, что изучение современного общества — это нужная и важная задача для наших научно-церковных и учебных центров. Мы должны лучше знать и понимать общество, в котором живем. Ведь до сих пор даже из уст священнослужителей приходится слышать мнение, что якобы наша паства — это малограмотные и малообеспеченные старушки. Хотя репрезентативное социологическое исследование, проведенное в минувшем году Институтом общественного проектирования, показало, что сегодня обобщенный портрет российского православного совпадает с портретом среднестатистического гражданина России по всем параметрам: по возрасту, образованию, материальному положению.
Происходит закономерный процесс: Церковь постепенно возвращает себе гражданские права. Те естественные права, которые отстаивали отцы-апологеты, которые по-разному реализовывались в последующие исторические эпохи после Миланского эдикта.
- В конце 2007 г. в Государственную Думу были внесены поправки в закон «Об опеке и попечительстве». Согласно новой редакции закона негосударственные приюты и патронатные семьи могли прекратить свое существование, а приемные семьи были бы поставлены в очень затруднительное положение. — Прим. ред.
