— Ваше Преосвященство, было ли что-то, что удивляло вас в личности Святейшего Патриарха Алексия?
— Святейшего Патриарха Алексия почитали отцом все те, кто пришел в Церковь во время его Патриаршества, те, для кого он стал духовным отцом, кого он рукополагал в священный сан диакона, пресвитера или архиерея. Меня удивляет, как много простых верующих знали его лично. Многие из них могут подтвердить, что Святейший имел любовь ко всем, не взирая на их национальность, политические или иные взгляды. Он имел ту любовь, о которой говорил святитель Иоанн Златоуст: «Такова истинная любовь — она не знает ни времени, ни места, ни расстояния». В этом я сам убедился, имели возможность найти этому подтверждение и наши верующие во время пребывания Его Святейшества на Латвийской земле.
Поражала и память Первосвятителя — стоило ему один раз увидеть человека и поговорить с ним, и при повторной встрече он обращался к человеку по имени-отчеству, задавал вопросы, связанные с его жизнью, положением дел или семьей, от чего иные приходили в изумление: «Как? Этот человек, перегруженный делами и заботами, все помнит?»
— Вы встречались с Его Святейшеством неоднократно. Каким он был человеком?
— Я мог наблюдать служение Святейшего Патриарха задолго до его визита в Латвию. Часто, будучи иподиаконом, а затем и священником, я сопровождал нашего Владыку на различные общецерковные торжества в Москву и другие города. Впервые это произошло в мае 1992 года, когда Его Святейшество посетил Псковскую епархию. Те первые впечатления непередаваемы. Но тогда и позже я видел только одну сторону высокого служения Его Святейшества — богослужебную. Конечно же, любая архиерейская служба поражает своим величием, но богослужения, которые совершал Святейший Патриарх, были особенными. Это проявлялось не только в тех или иных отличиях, но и в том, как этот великий человек служил. В его служении все было прекрасно — и сосредоточенность, и осанка, и походка, и каждое движение. Я никогда не слышал постороннего слова Его Святейшества во время богослужений — довольно было одного его взгляда, чтобы каждый из сослужащих понял, что от него требуется. Патриарх не отвлекался на мелочи, но умел их просто не заметить, а если уж и приходилось делать замечания, то он их делал так деликатно, что никакой обиды не могло возникнуть, — лишь сознание виновности.
Великим постом 2006 года по благословению Его Святейшества я приехал в Москву для сослужения ему на приходах Московской епархии. Меня удивило тогда, с каким вниманием ко мне отнесся Святейший. Мне не пришлось думать ни о том, где приклонить голову, ни как добраться до храма для участия в богослужениях, ни где достать облачение — все это по его благословению уже было продумано другими. В те четыре дня моего пребывания в Москве я сослужил Святейшему Патриарху на семи богослужениях — в Благовещенском храме московского подворья Пюхтицкого монастыря, в Благовещенском соборе Московского Кремля, в Большом соборе Донского монастыря, в Богоявленском Елоховском соборе, в Саввино-Сторожевском монастыре.
После Божественной литургии в Саввино-Сторожевском монастыре, в патриарших покоях обители состоялась моя первая беседа со Святейшим Патриархом. Говорили не более получаса. Его Святейшество интересовался жизнью Латвийской Православной Церкви и некоторыми моментами ее истории, очень внимательно слушал, вникал в каждое слово, задавал вопросы. Вообще умение слушать других и слышать — это дар Божий, и таким даром Патриарх обладал.
Прощаясь с Патриархом, я задал вопрос: «Вы отдыхать, Ваше Святейшество?» — «Нет, — с улыбкой ответил Святейший, показывая на толстый портфель, полный бумаг, — поеду поработаю». Сказано это было без какой-либо раздражительности, и в тот момент я, молодой человек, еле стоящий на ногах от усталости, осознал, как тяжел его крест.
Потом были мои встречи с Его Святейшеством, когда по благословению Высокопреосвященнейшего Митрополита Александра я уже в сане епископа ездил в Москву с различными поручениями. Не раз, ожидая в очереди приема у Патриарха, — и зная, что накануне и в этот день утром он совершал богослужения, а впереди его ожидали заседание Священного Синода, встречи с политиками, представителями иных Церквей, дипломатии или СМИ, — я задумывался, как многотрудно служение Предстоятеля Церкви, когда всего себя приходится отдавать другим, внимательно слушать и отвечать, принимать труднейшие решения и при этом оставаться спокойным, уравновешенным, находить в себе силы, чтобы уже келейно продолжить работу с документами, и найти силы для молитв, а завтра и ежедневно изо дня в день, не взирая на самочувствие, снова и снова нести в мир свет Христовой Истины тем, кто ее еще не обрел…
Не раз мы с Высокопреосвященнейшим Владыкой говорили о Святейшем Патриархе Алексии и всегда приходили к выводу, что его избрание на это служение было несомненной волей и Промыслом Божиим. Ведь он стал Патриархом тогда, когда Церковь и народ переживали труднейший период своей истории и нуждались именно в тех духовных качествах, которыми преизобиловала душа Его Святейшества.
— Святейший Патриарх Алексий совершал вашу хиротонию в Храме Христа Спасителя. Не могли бы вы поделиться теми особыми личными впечатлениями от этого события, которые наверняка хранятся в вашей памяти?
— Конечно, в памяти моей запечатлелись и чин наречения моего во епископа Даугавпилсского и хиротония. Мне казалось, что и сам Святейший Патриарх переживал за меня, а с ним и вся Церковь. Запомнились и наставления Его Святейшества. Особенно поразили слова о том, что вхождение в сонм епископов есть не что иное, как продолжение сквозь века акта святых апостолов, сопричисливших некогда к своему собранию Матфия. Я знал об этом, но впервые именно после этих слов Святейшего Патриарха Алексия, ощутил всю ответственность архипастырского служения и еще более — недостоинство и то, что отныне не принадлежу себе, но всецело Богу, Церкви и народу Божию.
— Незадолго до своей кончины Святейший Патриарх в древнем храме Московского Кремля освятил воссозданную икону Пресвятой Богородицы, именуемую «Якобштадтская». Высокопреосвященнейший Митрополит Александр и вы принимали из Первосвятительских рук этот дивный образ. Патриарх пророчески предсказал, что икона со временем станет чудотворной. О чем вы тогда подумали?
— Вы знаете, каждому слову Его Святейшества я верил как истине от Бога. И тогда я подумал — так оно и будет, по-другому и быть не может, ибо это благое дело возрождения Якобштадтской святыни начато Божиим Промыслом, молитвами многих верующих, чающих найти в этом образе Царицы Небесной Ходатаицу и Заступницу. Пытались мы взяться за возрождение святыни и раньше, но тогда Бог не благословил — и ничего не получилось. А в тот раз все сложилось так, как мы и не мечтали. Дата 15 июля, когда должна была произойти передача возрожденной Якобштадтской иконы Латвийской Православной Церкви, была выбрана Его Святейшеством не преднамеренно — он сообщил, что в этот день будет служить в Ризоположенском храме Кремля, и предложил, что именно в этот день было бы хорошо, чтобы и произошло наше торжество. Лишь через некоторое время мы вспомнили, что в этот же день, пять лет назад, была обретена и другая наша святыня — мощи сщмч. Иоанна, Архиепископа Рижского. Разве это само по себе не чудо?
И тогда, повторюсь, после слов Святейшего Патриарха я не сомневался, что Якобштадтская икона станет чудотворной, но что произойдет это через несколько часов, не мог и предположить. Не забывать покойного Святейшего Патриарха Алексия в молитвах — долг каждого христианина. Не буду говорить о том, как много добрых дел сделал Святейший Патриарх. Я верю, что они собраны ныне пред Богом, на небесах, во свидетельство его праведного служения. Вспоминаются слова апостола Павла: «Подвигом добрым я подвизался, течение совершил, веру сохранил; а теперь готовится мне венец правды, который даст мне Господь, праведный Судия, в день оный; и не только мне, но и всем, возлюбившим явление Его» (2 Тим. 4, 7–8).
