В Высшей школе экономики состоялся симпозиум на тему: «Смерть и умирание в современной России. Как начать говорить о важном?». Врачи, психологи, ученые, журналисты и священники искали ответ на вопросы: насколько табуирована тема смерти в СМИ и в обществе, что считается смертью с научной точки зрения, что такое «плохая» и «хорошая» смерть, нужны ли обществу примеры личного переживания смерти и др. Мотивом мероприятия послужило желание организаторов начать разговор о смерти в научной среде, искусстве, жизни общества, медицинской практике и в частной жизни людей.
Мнение участников симпозиума о табуировании в СМИ и обществе темы смерти разделились. Одни считали, что эта тема закрыта для обсуждения, если речь идет о смерти одного человека, родственники которого лишены возможности проститься с ним в течение двух дней до похорон. Тело увозят в морг и возвращают уже перед самыми похоронами. И вопрос - может ли быть иначе, когда тело покойного - как в стародавние времена пребывало в доме - не обсуждается.
«Но в народе не случайно существовали ритуальные традиции прощания и переживания смерти близкого человека, они позволяли психологически справиться с трагедией и жить дальше, благополучно переживая этот стресс», - убежден директор центра городской антропологии Михаил Алексеевский, который изучал традицию похоронно-поминальных обрядов на Русском Севере.
Если речь идет о массовой гибели людей (как, например, в последних авиакатастрофах в Египте и в Ростове-на-Дону), факт трагедии ни от кого не скрывается. Другое дело, что о конкретных людях практически не говорится и обсуждение, как правило, сводится только к причинам трагедии: была ли это техническая неисправность, ошибка пилотов, терракт и т.п. «Одна из газет не нашла ничего лучше как провести телефонный опрос среди жителей Ростовской области, что они слышали и видели в момент катастрофы, если находились не далеко от места падения самолета,- отметила кандидат культурологии (РГГУ) Светлана Еремеева. - Между тем потребность поговорить о личных переживаниях и выразить соболезнование никуда не исчезает. Это подтверждается тем, что в здании Ростовского аэропорта стихийно возникло место, куда люди несли игрушки и цветы». Кроме того, по словам Светланы Еремеевой, умирающие от неизлечимой болезни дети открыто обсуждают друг с другом тему своего ухода в соцсетях, в то время как родители такого ребенка боятся и отказываются говорить с ним об этом.
Иными словами, каждому нормальному человеку нужно время и соответствующее отношение со стороны других, чтобы осознать, проговорить, пережить и принять то, что называется смертью, независимо от того- умер близкий или умирает он сам. Но времени, возможности и понимания других нет, как нет и культуры такого общения. Между тем, возникшую пустоту в душе никак не заполнить, особенно, если у человека нет религиозного опыта.
Кандидат социологических наук, директор Центра методологии федеративных исследований РАНХиГС Дмитрий Рогозин привел данные своего исследования («Сопереживание близости смерти»), согласно которому люди скрывают факт своей неизлечимой болезни и близкой смерти потому, что по их мнению признаться в этом другим стыдно. «Женщина, муж которой был болен раком, не смогла носить это в душе и позвонила своей сестре, чтобы поделиться своим горем. Каково же было ее удивление, когда в ответ она услышала: как хорошо, что ты позвонила, у меня тоже рак, но я боялась сказать тебе об этом»,- рассказал Дмитрий Рогозин. С другой стороны, тяжело болея, люди не спешат ко врачу, чтобы не услышать страшный диагноз и не потерять в оставшееся время радость от жизни, не стать зависимыми от врачей.
В отношении вопроса о «плохой» и «хорошей» смерти выступающие не пришли к общему знаменателю. Одни считают, что под «плохой» смертью следует понимать смерть, когда человек мучительно страдает и нет возможности как-то ему помочь. А под «хорошей», когда паллиативная медицина делает все возможное, чтобы умирающий по возможности эти мучения не чувствовал. Другие убеждены, что «хорошая» смерть, когда у больного есть право на эвтаназию. «Мы разве не знаем, что существует суицидальный туризм? Мир сегодня глобален и известно, в каких странах легализована эвтаназия для взрослых (Швейцария, Нидерланды, Бельгия, Австралия, Израиль и американский штат Орегон- авт.), а также детская эвтаназия. И то, что эвтаназия запрещена в России вовсе не значит, что мы не должны учитывать, что есть и такой ответ: хорошая смерть - это выбор способа ухода от страданий»,- отметила кандидат философских наук, заведующая кафедрой философии образования философского факультета МГУ Елена Брызгалина.
Как известно, эвтаназия бывает активной и пассивной, когда человека, находящегося без сознания, отключают от аппаратов поддерживающих жизнь. Раньше смерть человека диагностировали, когда переставало биться сердце и прекращалось дыхание, сказала врач-невролог научного центра неврологии Людмила Легостаева. Потом врачи научились поддерживать жизнь с помощью аппаратов вентиляции легких и другой аппаратуры. Но скоро выяснилось, что в случае смерти головного мозга возвращение человека к жизни невозможно. «Так в 1959 году была разработана концепция Смерти мозга, под которой подразумевается полное, необратимое прекращение всех функций головного мозга при работающем сердце и искусственной вентиляции легких. Смерть мозга юридически эквивалентна смерти человека, в том числе и в России»,- сказала невролог. - Но есть одна особенность, когда выйдя из комы, пациент может войти в вегетативное состояние (в западной медицине - синдром реактивного бодрствования) — это тотальное расстройство функций коры головного мозга.
В этом случае человек вообще не контактирует с внешним миром: не фиксирует взгляд, не выполняет никаких команд, хотя дышит, работает его сердце, но он полностью отсутствует в этом мире. Если через 3 месяца он не придет в сознание, шансы на возвращение к нормальной жизни равны нулю. «В США по этому поводу был целый судебный процесс, когда муж судился 15 лет с государством, чтобы отключить от аппаратуры поддержания жизни свою жену, находящуюся в состоянии реактивного бодрствования. На ее надгробной плите было написано — родилась 3 декабря 1963 года, покинула эту землю 25 февраля 1990 и упокоилась с миром 31 марта 2005 года. А теперь вопрос: мы знаем, что такое смерть мозга. Есть перманентное вегетативное состояние (см. пример выше). В какой момент смерть становится констатацией не медицинской, а общественной?», - задалась Людмила Легостаева риторическим вопросом.
Итог дискуссии подвел настоятель церкви в честь иконы Божией Матери «Знамение» в селе Долматово, игумен Петр (Мещеринов).«Есть неоспоримый факт: сколько бы человек не боролся за жизнь, он все равно умрет. Независимо от того, будет ли он жить 70 или 700 лет,- отметил отец Петр. - Я согласен с выступающими, что смерть ничем нельзя оправдать и с ней нельзя примириться». Но в христианстве человек верующий человек находит выход во Христе, который воскрес «смертию смерть поправ». И смерть становится входом в Вечную жизнь.
С точки зрения неверующего человека это глупость и сказки. Так оно и было бы, если бы не было встречи человека с Богом, не было бы жизни во Христе и живого общения с Ним. «Поэтому для того, чтобы у христианина была «хорошая» смерть, у него должна быть хорошая жизнь. Хотя неоспорима роль паллиативной медицины для помощи человеку. Мы не знаем - при каких обстоятельствах уйдем из этой жизни — на больничной койке или на пожаре,
христианин об этом не задумывается. Его будет больше волновать, какова его жизнь. Все церковное учение говорит о том, что искусство жить – умение готовится к смерти. И святые отцы говорят, что перспектива христианской смерти, это один из важнейших регуляторов христианской жизни».
Симпозиум подготовлен Фондом помощи людям с боковым амиотрофическим склерозом (БАС) «Живи сейчас», Международным институтом экономики и финансов (лаборатория экспериментальной и поведенческой экономики НИУ ВШЭ) и научным журналом о death studies «Археология русской смерти».
18 апреля 2016 г. 10:23
