Святая бригада

ОПЫТ ВОЛОНТЕРСКОЙ РАБОТЫ СЕСТРЫ МИЛОСЕРДИЯ НА ДОНБАССЕ 

В условиях активных военных действий помощь врачей и сестер милосердия в больницах и госпиталях Донбасса оказалась неоценимой. Ирина Худякова, сестра милосердия госпитального отделения Свято-Димитриевского сестричества при Первой градской больнице, побывала на новых территориях уже несколько раз. По роду деятельности она — социальный работник, ухаживает за пожилыми людьми и инвалидами. О духовной миссии сестер милосердия в военных госпиталях на Донбассе и о том, почему она стала добровольцем, Ирина рассказала «Журналу Московской Патриархии». PDF-версия.

«Церковная десятина»

Решение стать добровольцем пришло ко мне, когда, заболев ковидом, я оказалась в госпитале. Болезнь протекала тяжело и длилась три месяца. Тогда я и поняла, как легко может оборваться твоя жизнь, и это от тебя никак не зависит. Я испугалась, что, если вдруг предстану перед Богом и Он спросит меня, сделала ли я все, что должна была на этой земле, я не смогу ответить. Скажу только, что работала, ходила в храм по воскресеньям и воспитывала детей. И хотя у меня еще были силы и время сделать что-то важное и значимое, я растратила их на какую-то чепуху. Но как еще я могла бы послужить Богу? Мне пришла мысль, что надо делать что-то, непосредственно связанное с моей работой, с тем, что я знаю и умею. Это и будет моя «церковная десятина».

С тех пор я каждый раз спрашиваю себя, буду ли жалеть, что не поехала или не пошла туда, где могла помочь, и  если отвечаю «да», то берусь за дело, и сил прибавляется. Но задачи «спасти мир» у меня нет и никогда не было. После выздоровления я окончила медицинские курсы младших медсестер в Учебном центре больницы святителя Алексия и стала помогать в ковидном отделении, где недавно лежала сама. А с началом специальной военной операции еще и в одном из военных госпиталей в Москве. Это дело не требует каких-то сверхусилий, никто никого не принуждает, можно прийти помогать после работы, допустим, раз в неделю, а можно и в свой выходной день. Это волонтер определяет сам. 

Узнав, что больница святителя Алексия и Синодальный отдел по церковной благотворительности и социальному служению организуют поездки медиков-добровольцев на Донбасс, я решила, что поеду туда. Как и некоторым другим сестрам нашего сестричества, мне было очень страшно. Перед первой поездкой я взяла из приюта щенка, подумав, что, если вдруг не вернусь, собака будет в утешение маме. Сегодня Тотошка ее лучший друг, а близкие привыкли к моим «командировкам». Правда, сын сначала не понимал меня, но когда я объяснила, почему так делаю, он даже попросил меня прий­ти в школу и рассказать о поездках, о волонтерстве его одноклассникам. Ребята слушали с большим интересом. А потом мне звонили родители и говорили, что дети пришли домой в шоке. Они не думали, что, кроме врачей, медикаментов и медицинской аппаратуры, раненые нуждаются еще и в заботливом уходе, в тепле человеческой души.

Мариуполь

Июньский Мариуполь 2022 года лежал в руинах. Вечером действовал комендантский час. Уцелевшие здания встретили нас пустыми глазницами окон. Город все еще разминировали, и сходя с асфальта на газон, человек рисковал остаться без ног или рук (в траве могли быть мины-лепестки). В городе периодически отключали свет, водопровод не работал и воду привозили в огромных бочках, возле которых сразу выстраивались длинные очереди местных жителей. В многоэтажной больнице не работали лифты (видимо по соображениям безопасности), но свет был. Если воду отключали, наши мужчины ездили за ней в Новоазовск. Всего нас — добровольцев из Москвы, было шесть человек, мы жили в доме при храме, где свет был только от генератора. Смена в больнице длилась с утра до вечера, но слава Богу мы как -то успевали высыпаться. Из-за дефицита продуктов, больных кормили два раза в день. Еда где-то продавалась, даже работал рынок, но это было далеко от больницы и не каждый мог позволить себе сходить туда и что-то купить на ужин. В одной палате лежали женщины, у которых ампутировали ноги. И я приносила им на ужин сухую лапшу из наших волонтерских запасов. Остро не хватало медицинского персонала и медикаментов. Молодые и пожилые, женщины и мужчины лежали вместе в коридорах и палатах. Один умирал, а другой, на соседний койке, отходил в это время от наркоза после сложной операции. Все они попали в больницу с разными обострившимися заболеваниями, потому что им некуда было бежать и они три месяца прятались в подвалах полуразрушенных домов без лекарств, медицинской помощи и ухода.

С такой глубиной человеческого горя как в Мариуполе, я столкнулась впервые. Люди молча смотрели на нас с кроватей и ничего не просили, они были просто сломлены. Спрашиваешь кого-то — чем вам помочь? А он отвечает: «А что вы можете? Можете вернуть мне погибших детей? Или ногу, которую мне отрезали?». Особенно угнетённое состояние было у людей, которые потеряли всё, что у них было. Я понимала, что мое присутствие здесь будет бесполезно, если сама не шагну в эту пропасть отчаяния, впустив их боль в свое сердце. И хотя это было очень страшно, но если ты все же нашла в себе силы, то самым большим откровением становилось то, что с Божьей помощью твои внимание, сострадание и молитва действительно могут им помочь. Особенно учитывая, что все сказанные тобой слова превращались для них в черепки, как золотые монетки в мультике «Золотая антилопа». И самое лучшее, что я могла — это сесть рядом, обнять и молиться. Для этого нужно было усилие, потому что молиться, когда ты разделяешь чье-то горе, намного трудней, чем просто молиться о близких, когда все в порядке. И в какой-то момент лёд в его душе начинал ломаться и человек оттаивал. Это ощущалось даже физически. Сначала он крепко за тебя держался, потом его руки ослабевали, он отодвигался и говорил: «Ну ты молодец какая! Давай-ка чайку сваргань-ка нам!». И я понимала, что у человека появилась бытовая потребность, и он вышел из психологической комы. А другой говорил: «Спасибо, что вы приехали, миленькие, ну зачем же вы так рисковали? Здесь же очень опасно».

Многих очень удивляло, что мы приехали сюда не за деньги, а по зову сердца, в свой отпуск. Они думали, что вообще никому не нужны и о них все забыли. Помню, ко мне подошла женщина и спросила:

- Вы же из Москвы? Я слышу голос у вас, как у диктора по телевизору.

- Да, из Москвы.

- Скажите, а в Москве знают, что с нами происходит?
- Конечно знают, поэтому мы здесь.

Вадим

Сказать, что от него исходил неприятный запах — это не сказать ничего. Вадима привезли в больницу в начале июля и одна из медсестёр сказала: это ваш пациент — он на всех кидается, дерется, никому не дает поменять памперс и переодеть себя. Вадиму было около 50 лет, заросший, с безумным взглядом, он грубо ругался, грозил нам небесными карами, проклятиями и куда-то звонил по невидимому телефону. Словом, пребывал в неадекватном состоянии.

Инвалид, он очень плохо ходил и жил в своей квартире с папой и мамой. Когда начались боевые действия в городе, в первую же неделю боев его пожилые родители умерли один за другим ( не выдержало сердце), и он остался один. Самостоятельно передвигаться уже не мог. Раз в день соседка приносила Вадиму еду, и все это время он лежал дома, пока его летом не забрали в больницу. И хотя сначала он не поддавался уговорам, в конце-концов нам удалось переодеть и помыть его. У него были глубокие пролежни и сильный неприятный запах. Мы стали за ним ухаживать. А после нас другие сестры-добровольцы. Когда я приехал через полгода в больницу, то решила его навестить. Думала, что опять услышу нецензурную брань или что-то похожее, но он вдруг сказал: «Привет, Ирина. Я тебя помню, вы с Машей и Мариной принимали меня. Пожалуйста, простите меня за все, я находился просто не знаю в каком состоянии». И он рассказал, что выжил дома, оставшись один, только благодаря молитве. Молитвослов он нашел в соседней комнате, когда, собравшись силами, туда дополз. Мы подружились и до сих пор общаемся по телефону. Две недели назад он попросил передать ему Библию. Его перевезли уже в другую больницу, наши волонтеры помогают Вадиму восстановить документы. Он пишет, что молится за всех своих спасительниц. Для меня это пример того, как человек воскрес из небытия.

Сестринский плат

На последнем Общецерковном съезде по социальному служению зашел разговор о том, в чем миссия сестры милосердия. Нужно ли и как начинать с больными или ранеными разговор о вере, и когда лучше пригласить священника? Почему вообще встал этот вопрос? Дело в том, что быть сестрой милосердия — серьезная ответственность, потому что глядя на нас, судят о всей Церкви. Нас объединяет не только общее служение, но и регулярные исповедь и причастие. У сестры обязательно должен быть духовник. Это не случайное требование. Потому что видя, в каком тяжёлом состоянии находятся пациенты, тебе хочется отдать им все силы, игнорируя сон и отдых и это может привести к истощению нервной системы и срыву. На Донбассе сестры трудятся с большой интенсивностью, весь госпиталь ждёт их с утра до вечера каждый день. И духовник может во время предупредить внутренний срыв. Ежедневное молитвенное правило у нас дополнено тропарем о болящих, главой из Евангелия или одним Евангельским зачалом, раз в месяц проходит совместная Литургия. Присоединиться к нам может любой человек, но вопрос вступления в Сестричество всегда рассматривается персонально. Кроме того, мы регулярно собираемся и вместе с духовником Сестричества (или его заместителем) обсуждаем вопросы больничного служения, делимся опытом и новостями.

Чаще всего наша проповедь — это забота и служение, которая заключается в том, чтобы покормить, сменить памперс, вынести судно, обработать пролежни, помыть обездвиженного человека, сделать в палате санитарную уборку. Кажется ерунда, принести лежачему пациенту стакан воды или трубочку, чтобы он мог попить воды из бутылки, потому что по другому утолить жажду никак не получится. Но ему сразу становится легче и видно как розовеет лицо. Это очень здорово поднимает настроение и возвращает к жизни.

Внешне от больничного персонала нас отличает только плат с красным крестом на голове, который носили наши предшественницы в XIX веке. И этот символ безмолвно напоминает о нашей причастности к православной вере и Церкви. Видимо поэтому они иногда просят нас принести им молитвословы, Евангелие или помолиться о них и их товарищах. Мы можем ответить на общие вопросы: какие бывают православные праздники и когда ближайший, где можно подробней почитать о жизни Церкви, рекомендовать какую-то духовную литературу, пригласить священника, поговорить о жизни, да и просто молча выслушать рассказ пациента о себе, его семье. «Сарафанное радио» быстро разнесло весть, что в московской больнице святителя Алексия есть Тихвинский храм, где ежедневно совершается молебен о всех желающих, независимо от вероисповедания (такие же молебны ежедневно служатся в Задонском Рождество-Богородицком мужском монастыре г.Задонска - А.Р.). И ребята пишут в записках не только свои имена, но и своих товарищей. Тем более, что крещеных еще и на Литургии поминают. И вопросы типа: «мой товарищ мусульманин, вы можете за него помолиться?», сейчас уже почти не задают.

Правда по началу на Донбассе наш плат вызывал у одних улыбки, у других недоумение и удивление, но скоро люди привыкли. Однажды один из бойцов назвал нас «святая бригада», хотя мы никому не навязываем православную веру и только отвечаем на вопросы, если кто-то заинтересовался. 

В Донецке был случай, когда меня попросили посидеть с бойцом, который тяжело отходил от анестезии. Он метался после операции, я присела рядом с ним и чтобы его успокоить, взяла за руку. Он сжал мою руку, ощупал, немного успокоился, открыл глаза и увидев над собой моё лицо с платом и крестом, испуганно спросил:

- Я что, попал в 1914 год?

- Да, - пошутила я.

- Но как?! 

А другие раненные на соседних койках смеются: «Машина времени, брат». Он оказался по образованию историком и его напугал мой сестринский плат, полагая что действительно переместился во времени. Но потом очень радовался общению с нами и просил то чаю, то бутерброд ему принести, словом нуждался во внимании. Ему было очень приятно это общение. За все время своего служения я поняла простую вещь — когда человек оказался на больничной койке, для него забота и уход так же важны как медицинская помощь. Когда одно совмещается с другим, выздоровление идет намного быстрей. Поэтому наша задача узнать у каждого его конкретную проблему и помочь, но не формально, а с душой. В этом своем служении очень важно быть искренним, когда ты стараешься увидеть и полюбить в человеке образ Божий, как будто перед тобой Христос.

Однажды один из раненых спросил: «Вы, сестры милосердия, с таким вниманием и любовью заботитесь о нас, словно матери и жены. Но как вы можете нас любить, если совсем не знаете?». И я объяснила как могла: но я знаю Бога и люблю Его. И через эту заботу о другом человеке могу выразить свою любовь к Нему. Если любви много, то хочется ей поделиться, ты согласен? Он кивнул. Ну так и здесь. Есть любовь и мне хочется ей поделиться. Мы же тут нужны? Он говорит: «Да, конечно, вы очень нужны. Мой товарищ лежит в другом госпитале, там очень хорошо лечат, но один минус — нет сестёр милосердия».

Большинство раненых сначала относились к нам как к монахиням, ждали от нас строгости, чрезмерной серьезности. Но когда поняли, что мы тёплые и живые, а я ещё люблю пошутить, то успокоились. Иной раз посмеёмся с ними, пошутим, и смотришь — уже настроение улучшилось и как-то легче стало всем в палате дышать.

Пациенты часто спрашивают - кто у вас воюет? Думают, что я пришла из-за того, что у меня брат, сын или муж на фронте. Да, у нас есть такие сёстры. Но я объясняю, что у всех свои причины. Важно совсем другое — мы приезжаем сюда, потому что хотим облегчить их страдания и исполнить заповедь Христа о любви к ближнему, а это — каждый из них. Им эти слова приносят большую радость и располагают к доверию. И тогда они рассказывают тебе то, чем не могут поделиться с другими, что уже не могут держать в себе. Это тяжелый момент, потому что такой рассказ пропускаешь через себя. Но я хочу привести более оптимистичную историю.

Один из раненых спросил меня, когда я мыла ему голову, можно ли найти его форму, в которой он попал в госпиталь? Я сказала, что ее скорей всего утилизировали, т. к. довольно часто форму просто срезают с раненых. «У меня там иконка в кармане осталась»,- пояснил он. И рассказал, что однажды нашел в деревне, которую в ходе боя занял его отряд, маленькую, железную иконку Богородицы. «Я не очень во всё это верю, но почему-то спрятал ее в карман куртки. Когда меня ранило, товарищи не смогли прийти помощь, потому что пространство между нами простреливалось, - сказал боец. - Я пролежал там несколько суток, прежде чем сумел выбраться и доползти до своих. И пока полз, молился. Получается, что Богородица вывела меня к своим живым?». «Получается, что так»,- ответила я.

В другой раз меня подозвал молодой парень и спросил, можно ли ему креститься: «Я давно созрел, но перед началом СВО не успел. И то, что остался жив, стало для меня неким знаком. Я из семьи атеистов, но верю, что Христос это Бог». Я пригласила священника и мы его крестили. Видели бы вы его сияющие радостью глаза. В другой раз в госпиталь привезли тяжёлораненного и его нужно было помыть. Времени у меня было немного, потому что его ждали уже в другом госпитале. И он попросил принести ему икону Богородицы и Христа. Он даже не мог пошевелить руками и я положила их ему в паспорт, как он просил. А потом вспомнила, что у меня есть с собой ленточка «Живый в помощи» и предложила намотать ее ему на руку. Он очень обрадовался. «А крестик у вас есть?»,- спросила я. «Был, но тоже остался там (на поле боя — А.Р.)». «А хотите мой крестик?»,- спросила я. «Очень хочу». И поскольку он был весь и катетерах и трубках, я повязала крестик на его руку.

Вообще, немало случаев, когда ребята воцерковляются именно в госпитале, начинают причащаться и даже стараются держать пост.

Еще я бы выделила в особую категорию тяжелораненых бойцов. Когда отняты обе конечности или тяжелое ранение в живот и др. Такие люди часто пребывают в сильном унынии и даже их товарищи по палате просят сестер обратить на них особое внимание. И здесь важно уметь разговорить человека, отвлечь от мрачных мыслей, вывести из морока переживаний, вселить надежду. И в это время я стараюсь всё время молиться, чтобы Господь мне помог.

Так, в Горловке, один из молодых ребят с тяжелым ранением пребывал в сильном унынии. Я пришла к нему, мы с ним поговорили, посмеялись, что-то повспоминали. Помню, сказала ему: «Ты по возрасту как моя дочка». Потом я предложила ему постричься. Я стригла человека первый раз в жизни и вся палата хохотала и подсказывала мне как это нужно делать. Естественно, я специально срежиссировала этот спектакль. И боец немного воспрял духом. А рядом с ним лежал другой раненый, у которого отняли обе ноги. Он никогда не просил к себе внимания. А тут подозвал меня и говорит: «Я очень хотел вас спросить, Бог же ближе к вам, чем ко мне?». Я удивленно посмотрела на него, а он продолжал: «Вот скажите, если я так нагрешил, что мне уже два пожизненных на том свете положены. А я сейчас без ног и с такими ранениями лежу и так страдаю — я же через это искуплю свои грехи? И Господь меня простит? Я правильно рассуждаю?»

Я почувствовала, что что это как раз тот случай, когда нужен священник и ответила: «У вас вопрос очень глубокий. Я бы на вашем месте поговорила с батюшкой. Хотите, приглашу его к вам?». Он сказал, что давно хотел, но стеснялся спросить. Когда пришел священник, этот человек исповедовался и причастился.

Пасха в Донецке

После поездок в Мариуполь мне очень хотелось побывать в Донецке. И скоро такая возможность представилась. Мне предложили поехать туда с группой добровольцев из Рыбинской епархии на Страстную седмицу. Нас было восемь человек. Мы жили в самом госпитале и выполняли любую работу, которую нам поручали: постоянно носили питьевую воду из подвала в баклажках по всем отделениям, убирали мусор, мыли полы. По ночам, посменно встречали поступивших раненых, кормили их, поили чаем, отмывали, срезали перед операцией одежду и т.д. Несмотря на занятость, я старалась каждый день урывками бывать на богослужениях (на территории больницы был свой храм), чтобы помолиться хотя бы 20-40 минут. Пост соблюдала как могла. Я никогда не пропускаю ночное пасхальное богослужение и в этот раз тоже пришла в больничный храм. Вместе со мной были ещё двое наших волонтёров.

Перед службой священник с амвона объявил, что причащаться могут только те, кто причащался Великим постом и посещал службы. Я подошла к нему и рассказала, что среди нас есть волонтёр Александр, который никогда в жизни не причащался, но очень этого хочет и священник сказал, чтобы он подошел на исповедь. И мы с ним потом исповедались и причастились. Эта пасхальная служба в больничном Донецком храме была очень радостная, небольшой храм был весь заполнен. Кроме медицинского персонала пришли и жители округи, его постоянные прихожане. Меня всегда удивляло, что везде на Донбассе, несмотря на все трудности и лишения, люди одеваются в храм очень празднично, опрятно и красиво. Даже бабушки были в идеальных белых платочках. Они пришли как избранные на пир, приглашенные Христом. Был и крестный ход, когда мы воодушевленно возглашали «Христос воскресе!», и красивое пение местного хора. Стоя на службе, глядя на радостные лица вокруг, я не могла поверить, что в пасхальную ночь будет ракетный обстрел. Для меня все это было неожиданно и жутко. У нас в храме служба уже закончилась, я пришла в нашу палату и поздравила сестер с Пасхой.

И вдруг раздался свист летящих ракет летящих ракет, который я раньше никогда не слышала. Одна из сестёр даже спросила: это что, петарды? Взвыли сирены. Раздались взрывы. Мне трудно описать свои переживания в этот момент: звонят колокола, сердце переполняет пасхальная радость, кажется ликует весь мир, славящий Христа. И вдруг летящая со свистом смерть, цепенеющий душу вой сирен и ясное осознание, что всего один миг и тебя больше нет. Мы бросились на первый этаж, предполагая, что сейчас привезут раненых. Но в эту ночь никого не привезли. Знакомый врач подарил нам кулич, который испек сам и мы съели его утром с большой радостью. В эту ночь на 16 апреля 2023 года по Донецку выпустили  20 ракет, были пострадавшие и жертвы. До нас ничего не долетело. На следующий день город как будто вымер. Все знали, что после массированной ракетной атаки через какое-то время обстрел повторится. Тем не менее, местные жители, невзирая ни на что утром пришли в больничный храм освещать яйца. У них по традиции яйца освещают не в Великую субботу, а утром в Пасху. Во вторник Светлой седмицы я вернулась в Москву. И вспоминая потом об этой поездке, поняла, что Господь всё равно всегда рядом, несмотря все ужасы, которые посылает нам судьба. А Александр, о котором я писала выше, через месяц ушел на СВО и он до сих пор там. Если можно, помолитесь о нем.

Маленькое чудо

Перед поездкой я обычно всегда исповедаюсь и причащаюсь. И беру благословение у своего духовника и духовника сестричества, без этого я никуда не уеду. В чате всегда есть информация о сестрах, уехавших на Донбасс с просьбой помолиться о них. И священники молятся о нас также на Литургии. Это очень помогает там в нашем служении, придает спокойствия и сил. Кроме того на месте мы сами стараемся ежедневно вместе молиться утром и вечером, после работы обсуждаем прошедший день, поддерживали друг друга. И милостью Божией, иногда удается даже причащаться. Расскажу такую историю.

Когда я приехал в Луганск, в госпитале, помимо обычных моих обязанностей, понадобилась помощь и в перевязках раненых. Моим начальником был замечательный врач. Однажды я попросила его отпустить меня на воскресную Литургию, чтобы причаститься. Он сказал, что с радостью отпустил бы, но заменить меня в этот день будет некем и до окончания всех перевязок это невозможно. Я очень расстроилась, но оставалось принять все как есть. И тут он говорит: «Смотрите, кто-то из раненых забыл у нас свой носок. Узнайте, в какой он палате и отнесите ему». Я быстро нашла этого человека и представьте себе - в его палате в это время находился священник. Это был отец Алексей, с которым мы познакомились несколько дней назад, он навещал пациентов в госпитале. Отец Алексей незрячий. Мы поздоровались, он ощупал мою голову, вспомнил меня и спросил, пойду ли я завтра в храм? Я сказала, что нет и объяснила почему. Узнав, что я хотела причаститься, он сказал мне готовиться, потому что завтра будет причащать в этом госпитале раненых.

А утром в перевязочную заглянул его помощник и позвал меня. Врач объявил перерыв и разрешил мне отлучиться на короткое время. Отец Алексей исповедовал и причащал бойцов в коридоре, а заодно и меня. Я счастливая вернулась на рабочее место, мы снова начали перевязывать бойцов и один из них прошептал мне: «Поздравляю с принятием Святых Таинств. Я тоже сегодня причастился. Какое счастье, что мы православные верующие».

Всего в период с апреля 2022 по декабрь 2023 г. в госпитали зоны СВО выезжали 644 сестры и брата милосердия. Помощь оказывалась в Новоазовске, Мариуполе, Горловке, Луганске, Макеевке, Донецке. Добровольцы также трудились в госпитале Ростова-на-Дону. 

К декабрю 2023 г. Русская Православная Церковь передала более 3300 тонн гуманитарной помощи беженцам и пострадавшим на Донбассе, из них 2200 тонн гуманитарной помощи отправлены в епархии в зоне конфликта. 18 тысяч человек получили медицинскую помощь церковной больницы святителя Алексия, более 195 тысяч обращений зафиксировано в центрах помощи Патриаршей гуманитарной миссии в Мариуполе, Бердянске, Донецке, Луганске, Северодонецке, в церковных штабах помощи беженцам в Москве, Белгороде, Воронеже, Ростове-на-Дону, Казани, Екатеринбурге.

5000 звонков поступает на федеральную церковную горячую линию «Милосердие» 8-800-70-70-222 каждый месяц.

Стать добровольцем, пожертвовать средства можно на сайте помочьвбеде.рф.

Также читайте на нашем сайте интервью  "Священник Владимир Суханов: «Военным госпиталям не хватает сестер милосердия»"