В июне 1990 года на Поместном Соборе Русской Православной Церкви Московского Патриархата было принято постановление о прославлении великого угодника Божия, всероссийского пастыря святого Иоанна Кронштадтского. В нынешнем году отмечается 25-летие этого прославления. Русская Зарубежная Церковь канонизировала святого Иоанна Кронштадтского 1 ноября 1964 года.
В проповеди, посвященной Иоанну Кронштадтскому и опубликованной в 1911 году, епископ Алексий Таврический написал:
«Сочинители революции задумали прежде всего убить в народе русском веру в Бога и авторитет Святой Церкви... Они не только хотят веру выкрасть у народа, но хотят искалечить и нравственность народную... Книжные магазины, лавочки, прилавки, киоски загружены порнографическими изданиями, соблазнительными романами, гравюрами, открытками... Газеты наполняются гнусными объявлениями, скандальными процессами, а иногда и прямой и открытой проповедью разврата... На помощь литературе и искусству в деле пропаганды публичного разврата стали выступать даже целые общества под разными названиями, вроде "вечеров красоты","лиги свободной любви", и т.д. Гибнут дети и грудные младенцы, по чужой вине отравлены в начале весны своей жизни... Расторгаются браки, разрушается семейное счастье, гибнут силы, ум, энергия, здоровье, утрачиваются чистые радости жизни и все — через разврат...»
Та Россия — перед катастрофой — во многом напоминает современное общество. На фоне тогдашних процессов, того отступления Господь послал России совершенно уникального пастыря — Иоанна Кронштадтского.
Отец Иоанн ясно и отчетливо сознавал тяжелое положение Церкви и страны. Никто с такой прозорливостью не предвидел грядущих бед. По словам святого новомученика Иоанна Восторгова, кронштадтский пастырь «зажег священный огонь в тысячах душ; он спас от отчаяния тысячи опустошенных сердец; он возвратил в Церковь тысячи гибнувших чад...»
Утро пастыря
Город Кронштадт ранним утром еще погружен в глубокий сон, его улицы пусты. Около трех часов утра отец Иоанн просыпается. Спит он всегда в подряснике, держа себя наготове. Священник начинает день с молитвы. По воспоминаниям ключаря Андреевского собора, с четырех часов утра отец Иоанн в любую погоду прогуливается по двору и саду, тайно произнося молитвы. Немного погодя он направляется в собор. У ворот дома пастыря уже ждет многочисленная толпа. Все бросаются ему навстречу, чуть не сбивая его с ног, прося благословения. Священник с кроткой улыбкой идет дальше, а толпа за ним всё растет. Вдоль решетки соборного сада чинными рядами выстроилась «армия отца Иоанна»: оборванцы всех возрастов, человек семьсот. Кронштадт — портовый город, место административной ссылки преступников из столицы, там много заблудших и нуждающихся. Отец Иоанн разбивает просителей на десятки и каждой группе вручает сумму денег, чтобы люди могли разделить их между собой.
В шесть утра начинается звон к утрене. Священник в сопровождении людей, приехавших с разных концов России, входит в храм. Начинается утреня. Пастырь сам исполняет чтение и пение стихир и канона, не пропуская ни одного слова. «На этом чтении, — говорил отец Иоанн, — я воспитывался в церковной жизни». «Через это чтение душа мало-помалу привыкает к церковной жизни... мало-помалу проникается настроением тех людей, которых ублажает Святая Церковь».
К храму, к молитве, к богослужению отец Иоанн привык с ранних лет. Он родился в 1829 году. Его отец был псаломщиком сельского храма в Архангельской области и, отправляясь читать в храм, часто брал сына с собой. Да и изба, в которой рос будущий пастырь, походила на храм: в ней были большие образа, всегда горела лампада и часто звучали молитвословия.
Во время утрени читались письма и телеграммы с просьбами помолиться о больном или страждущем. Этих посланий было так много, что кронштадтская почта вынуждена была открыть дополнительное отделение для корреспонденции отца Иоанна. Кронштадтский пастырь читает письма, одни откладывает, по прочтении других горячо молится перед престолом. Утреня обычно заканчивалась около половины восьмого.
С самого начала своего пастырского пути отец Иоанн положил себе ежедневно служить Литургию. Сан он принял в 1855 году. Во время учебы в академии желал быть миссионером в Северной Америке или Сибири, но Господь иначе устроил его судьбу: по окончании курса будущий всероссийский пастырь женился на дочери протоиерея Андреевского собора в Кронштадте Елизавете Константиновне и был определен служить в этом храме. Когда отец Иоанн вошел в собор впервые, он сразу всё узнал — когда-то давно он видел себя во сне священником, служащим именно в этом храме.
«Я угасаю, умираю духовно, когда не служу несколько дней в храме...» — говорил он. В одном из свидетельств того времени упоминается о сослужении 12 священников, при котором на престоле стояло 12 огромных чаш и дискосов. В начале Литургии отец Иоанн подолгу задерживался за молитвой у жертвенника по многочисленным запискам, но к чтению Евангелия всегда возвращался на свое место и с полным вниманием слушал, вникая в каждое слово. По перенесении Святых Даров на престол он начинал готовиться к радостному свиданию с Господом и больше помышлял о присутствующих в храме, об их участии в общей молитве и общей радости. При совершении Евхаристического канона отец Иоанн совершенно преображался. Теперь мысль о людях как бы отлетала от него — он начинал славословить Господа, благодарить Его за бесконечное милосердие, за беспредельную любовь, за спасение рода человеческого, за крестные страдания, за дарование Своего Тела и Крови. Затем пастырь углублялся в молитву за верных. Бывали дни, когда он в эти минуты превращался в какую-то неподвижную тень, точно замирал, стоя на ногах, но после возгласа сразу приходил в себя, открывая глаза, из которых катились крупные слезы. Батюшка всегда приобщался очень долго и со слезами. По принятии Даров он становился радостным, счастливым. Пока Чаша еще стояла на престоле, отец Иоанн над нею наклонялся, обнимал ее руками и радостно молился, переживая особые минуты своей жизни.
Общая исповедь
В России большинство мирян к тому времени привыкло приобщаться раз в год, и призыв отца Иоанна исповедоваться и причащаться святых Христовых Таин как можно чаще прозвучал с особой силой. Поначалу он всех желающих исповедовал поодиночке, но через несколько лет его служения, когда за каждой его Литургией собирались сотни, а иногда и тысячи причастников, это стало невозможным. Пастырю пришлось прибегнуть к общей исповеди, хотя вне богослужения он продолжал исповедовать людей индивидуально.
Есть множество описаний, как святой проводил такую общую исповедь. Обычно это происходило после утрени. Стоя перед толпой, отец Иоанн предлагал собравшимся покаяться и читал положенные перед исповедью молитвы. Голос его становился всё звучнее и звучнее. На его глазах блистали слезы. Окончив молитвы, пастырь начинал разъяснять их сущность: «Для чего сошел Сын Божий на землю? Для того сошел Он на землю, чтобы спасти нас!..» — и вдохновенно призывал всех к покаянию. По мере того как он говорил, росло волнение собравшихся, слышались сдерживаемые всхлипывания, наконец кто-нибудь, не выдержав, начинал громко рыдать. Мало-помалу все молящиеся плакали навзрыд, многие устно исповедовали грехи. В церкви слышался стон. Непривычному к подобным картинам человеку могло стать не по себе. Отец Иоанн совершал крестное знамение и со слезами благодарил Бога за дарованное предстоящим людям покаяние. «Покаялись ли вы сердечно?.. А если кто из вас имеет особые прегрешения, то не приступай к столь страшному таинству, а приди и покайся нам отдельно...» Затем отец Иоанн читал разрешительную молитву. Когда наступало время причастия, некоторых к Чаше он не допускал. Очевидец вспоминает, как священник строго говорил кому-то: «Ты вчера причащалась, сегодня не допущу, так как ленишься, мало работаешь».
Великим постом отец Иоанн никогда далеко не уезжал, чтобы индивидуально исповедовать приезжих. Он начинал с часа-двух дня и обычно делал это до двух часов ночи, после чего иногда сразу начинал утреню. Во время исповеди он не имел обыкновения садиться, а всё время стоял, облокотившись на аналой, поставленный у Царских врат одного из приделов собора. Выслушав исповедь, он обращался к Спасителю перед его иконой, прочитывал вслух некоторые покаянные молитвы, а иногда удалялся в алтарь и со слезами молился на коленях у престола. В течение дня он почти не ел (если не считать два-три соленых гриба и стакана миндального молока), около 11 вечера выходил на двор для прогулки на свежем воздухе, а затем возвращался в собор. Темная ночь, кругом полнейший мрак, только кое-где горят лампады, в разных углах богомольцы, тихо, и только изредка слышатся возгласы отца Иоанна, который молится о кающемся. Такую картину представлял собой постом ночной Андреевский собор.
В окружении толпы
Ежедневная Литургия заканчивалась не раньше полудня. При выходе из храма пастыря снова ждало множество народа, и он, благословляя людей, направлялся навестить больных и нуждающихся в Кронштадте и Санкт-Петербурге. В начале своего служения отец Иоанн сам шел к народу, а после нескольких лет служения страждующие стремились к нему сами. В каждом приходящем он видел образ Божий: «Нужно любить всякого человека в грехе его и в позоре его — не нужно смешивать человека, этот образ Божий, со злом, которое в нем». Главным признаком присутствия где-либо отца Иоанна была толпа нищих, которые постоянно за ним следовали. Он был одинаково ласков, прост и обходителен как с бедняками, так и с богатыми. Однако, чем больше человек был привязан к земным интересам, тем меньше находил он отклик у пастыря. Кто-то из очевидцев вспоминал, как два пожилых человека стояли однажды перед священником. Один, миллионер, совал в его руку пачку денег, рассыпаясь при этом в любезностях. Другой, оборванный нищий, молчал, понурив седую голову. И настолько эти двое были разными — пожалуй, только у отца Иоанна они и могли сойтись. Миллионера явно шокировало это соседство, он ждал, что сейчас его попросят в алтарь, предложат отслужить молебен. Ведь он и архиерея принимает у себя дома, а тут сделал честь скромному священнику, сам приехал к нему, а тут изволь стоять рядом с каким-то нищим оборванцем... Заметив, что батюшка достает из кармана просфору, миллионер приготовился уже благочестиво перекреститься, но батюшка протянул ее нищему, положил руку ему на плечо и сказал: «На-ка, милый, просфору».
И взрослые, и дети
Люди отцу Иоанну доверяли и через него жертвовали на бедных и на церковные нужды. Через его руки проходило не менее миллиона рублей в год — сумма по тем временам огромная. Не всегда он принимал все пожертвования — бывало, что отказывался. Известен случай, когда от одной богатой дамы он не принял 30 тыс. рублей.
На семнадцатом году священства отец Иоанн, видя, что одними подаяниями кронштадтской бедноте не помочь, приступил к организации Дома трудолюбия. Учреждение этого дома заняло десять лет. Это было не одно здание, а целый городок, в котором, например, в 1902 году работало одновременно более 7000 человек. В Доме трудолюбия была бесплатная начальная школа для детей неимущих, мастерская для обучения ремеслам, класс рисования для бедных, мастерские женского труда, сапожная мастерская, детская библиотека, зоологическая коллекция и занятия гимнастикой. Для взрослых существовала также воскресная школа, кружок чтения, бесплатная читальня и библиотека. Кроме того, был приют, амбулатория, а также загородная дача для детей. Создавая Дом трудолюбия, пастырь желал не просто оказать материальную временную помощь нуждающимся, но и поддержать их нравственно. В одном воззвании к жителям Кронштадта он писал: «А если бы кто, будучи здоров, не захотел работать (в Доме трудолюбия), то из города долой: Кронштадт не рассадник тунеядства». Но с устройством Дома трудолюбия личная благотворительность отца Иоанна не уменьшилась, а возросла.
Несмотря на свою занятость, святой больше 35 лет посвятил воспитанию детей — он преподавал в городском училище и в гимназии. Учеников он стремился воспитать прежде всего христианами — науки для него были на втором месте. Особое значение на уроках Закона Божия отец Иоанн придавал чтению житий святых. В адресе, поднесенном ему по случаю 25-летия его преподавательской деятельности, были такие слова: «Не сухую схоластику ты детям преподавал, не мертвую формулу ты им излагал, не заученных только на память уроков ты требовал от них; на светлых, восприимчивых душах ты сеял семена вечного и животворящего Глагола Божия».
У самого отца Иоанна и его жены с двух лет была на воспитании племянница Руфа, дочка рано овдовевшей сестры матушки Елизаветы. Собственных детей у отца Иоанна и матушки Елизаветы не было. После венчания он жил со своей женой как с сестрой. Отец Иоанн сказал ей: «Счастливых семей, Лиза, и без нас много. А мы с тобой давай посвятим себя на служение Богу». Поначалу Елизавете Константиновне такое решение было не по сердцу, и она даже обращалась с жалобой в Священный Синод, но со временем не только примирилась с желанием супруга, но и стала во всем с ним единодушна. Называла она его братом Иоанном. В скромной приходской квартире отца Иоанна и матушки Елизаветы жили две ее сестры и три брата до тех пор, пока они не устроились в жизни.
Невидимая брань
И такая странная брачная жизнь, и желание ежедневно совершать Литургию, и дружба с бедными и униженными, и его «неотмирность» многих смущала. Многие его не понимали, даже в церковной среде. Он мог остановиться на улице, поднять руки и молитвенно обратиться к Господу; мог по пути из собора прийти домой без сапог. Внутренняя жизнь отца Иоанна была монашеской. Он жил среди людей, но постоянно был в Боге. Часто говорил о невидимой брани и призывал имя Иисусово. Даже такой известный подвижник и авторитет в духовных вопросах, как Феофан Затворник, был обеспокоен тем, что отец Иоанн пытается в миру достичь того, что с трудом стяжается в монашеских обителях.
Иоанн Кронштадтский понимал, что каждый христианин должен быть не от мира сего и может выделяться среди других, восприниматься этим миром как «странный». «У истинного христианина всё должно быть иным в жизни: иные помыслы — святые; иные желания, вожделения — небесные, нетленные, иные радости — святые, небесные, радости об истине, а не о неправде; иные сладости — духовные, иная красота духовная, иное богатство — духовное, нетленное... иные слова — небесные, иные друзья — по духу, а не по плоти, к смерти».
Если даже церковная среда тех времен мало понимала отца Иоанна, что можно сказать о светской? На страницах газет о нем появлялись ужасные, кощунственные статьи. Были и позорные пьесы, и поношения от людей, им облагодетельствованных. Его принципиальностъ, популярность и прямота раздражали. Епископ Таврический Михаил (Грибановский) отмечал, что отец Иоанн — «человек, который говорит Богу и людям только то, что говорит ему его сердце: столько он проявляет в голосе своем чувства, столько оказывает людям участия и ласки, сколько ощутит их в своем сердце, и никогда в устах своих не прибавит сверх того, что имеет внутри своей души. Это есть высшая степень духовной правды, которая приближает к Богу».
Обличения пороков того времени Иоанном Кронштадтским заглушали крики «прогрессивной прессы», называвшей его ретроградом, реакционером, черносотенцем. Епископ Серафим Кишиневский вспоминал, что пастырь переносил оскорбления с удивительным смирением: «За 30 лет я не слышал от него ни слова упрека врагам, ни слова обиды на кого бы то ни было, как при первом преследовании, еще в молодых годах, так и теперь, в жестокие годины его предсмертных испытаний. На всё это он смотрел истинным взором, считая всегда виновным состарившееся древнее зло на земле». Как это созвучно с тем, что происходило с другим святым Иоанном — святителем Шанхайским и Сан-Францисским! Вспоминается случай, когда протоиерей Серафим Слободской задал владыке Иоанну Шанхайскому вопрос о раздоре в епархии: «Кто виноват в Сан-Францисской смуте?» И святитель ответил одним словом: «Дьявол».
Духовная умудренность
Отец Иоанн постоянно пребывал в молитве — гуляя в саду, стоя на палубе, сидя в поезде. Как-то игумения Леушинского монастыря Таисия попросила его: «Батюшка, научите меня молиться». Тот ей ответил: «Самое простое дело — молиться, а вместе с тем и самое мудрое. Дитя малое умеет по-своему молить, просить своего отца или мать о том, чего ему хочется. Мы — дети Отца Небесного; неужели детям ухищряться просить отца? Как чувствуешь, так и говори Ему свои нужды, так и открывай свое сердце... Читай хотя и немного молитв, но с сознанием и с теплотой в сердце. А главное, в течение целого дня имей память о Боге, то есть тайную, внутреннюю молитву».
Блаженный митрополит Антоний (Храповицкий) отмечает, что духовная умудренность отца Иоанна тем удивительнее, что у него не было духовного руководителя, старца — по-видимому, на протяжении всей его жизни. Он учился лишь у Церкви. Имеются свидетельства, что у отца Иоанна был духовник — настоятель Антиохийского подворья в Москве архимандрит Игнатий, араб по происхождению. Церковный писатель Иван Концевич считал, что святой имел преемство от старцев. Когда он учился в академии и только начинал служить, настоятелем Сергиевой пустыни близ Санкт-Петербурга был Игнатий (Брянчанинов), который был учеником оптинского старца Льва. После назначения Игнатия епископом в Ставрополь его преемником в Сергиевой пустыни стал его верный и любимый ученик архимандрит Игнатий (Малышев). Известно, что отец Иоанн был близок к Сергиевой пустыни и читал отходную отцу Игнатию, когда последний лежал на смертном одре.
Богословское наследие
Протопресвитер Михаил Помазанский упоминает, что отец Иоанн был не кабинетным тружеником, а в первую очередь деятелем. Но тем не менее его умственная жизнь была весьма интенсивной. Кроме постоянного чтения Священного Писания и богослужебных книг священник насыщал себя чтением святоотеческой литературы. Первый том его сочинений указывает на внимательное чтение отцов Церкви. Основная мысль творений отца Иоанна — необходимость истинной горячей веры и жизни по вере, непрестанной борьбы со страстями, преданности Православной Церкви как единой спасающей. Богословие отца Иоанна исходит из его аскетического опыта. Он учил только тому, что было им лично пережито и подтверждено его опытом. Святой писал: «Плох тот богослов, тот пастырь, тот проповедник, который, трактуя о божественном мире, ни разу не воспарил собственным духом к этому миру, не чувствовал на собственном существе соприкосновения благодатной силы христианства...»
Будучи сам образцом кротости, смирения и любви, пастырь с негодованием относился к безбожникам и материалистам, к либеральным течениям, подрывающим веру. Он был суровым и резким обличителем всякого отступничества от веры и истины. Особенно красочно отец Иоанн изобразил страшное нравственное разложение русского общества в своем слове на Благовещение 1906 года: «Вера слову истины, Слову Божию исчезла и заменена верой в разум человеческий; печать, именующая себя гордо шестой великой державой в мире подлунном, в большинстве изолгалась — для нее не стало ничего святого и досточтимого, кроме своего лукавого пера, нередко пропитанного ядом клеветы и насмешки; браки поруганы; семейная жизнь разлагается; твердой политики не стало, всякий политиканствует, нравов христианских нет, всюду безнравственность; настал, в прямую противоположность Евангелию, культ природы, культ страстей плотских, полное неудержимое распутство с пьянством, расхищение и воровство казенных и частных банков и почтовых учреждений и посылок, и враги России готовят разложение государства. Правды нигде не стало, и отечество на краю гибели...»
А вот другая его мысль, которая звучит сегодня не менее актуально: «Удивительная болезнь явилась нынче, — это страсть к развлечениям. Никогда не было такой потребности к развлечениям, как ныне. Это прямой указатель того, что людям нечем стало жить, что они разучились жить серьезной жизнью, трудом на пользу нуждающихся и внутренней духовной жизнью, и начали скучать! И меняют глубину и содержание духовной жизни на развлечения! Какое безумие!.. Народ знает честный, здоровый труд, он знает праздник, — день отдыха и молитвы. А ему вместо отдыха предлагают развлечение, часто нескромное, вредное!»
Разумеется, отец Иоанн, будучи прозорливым, не мог не понимать, какие бедствия предстоят России. Приснопамятный архиепископ Аверкий (Таушев) подчеркивал, что Иоанн Кронштадтский был не только всероссийским пастырем и чудотворцем, но и пророком. Он призывал людей вернуться в Церковь, призывал к покаянию. В 1907 году святой писал: «Царство русское колеблется, шатается, близко к падению. Если в России так пойдут дела и безбожники и анархисты-безумцы не будут подвергнуты праведной каре закона, и если Россия не очистится от множества плевел, то она опустеет, как древние царства и города... Бедное отечество, когда ты будешь благоденствовать? Только тогда, когда будешь держаться всем сердцем Бога, Церкви, любви к Царю и Отечеству и чистоты нравов...»
Переживания за Родину и свой народ отразились на здоровье пастыря. В последние годы жизни его непрерывно мучили болезни, которые он переносил кротко и терпеливо. 10 декабря (23 декабря по новому стилю) 1908 года Иоанн Кронштадтский в последний раз совершил Божественную литургию и через десять дней отошел ко Господу. Перед кончиной он попросил, чтобы о его погребении позаботился епископ Кирилл Гдовский (Смирнов — будущий митрополит Казанский, будущий святой мученик). Святитель Кирилл возглавил и заупокойную Литургию в день отпевания отца Иоанна. На похороны пришло огромное количество людей.
По слову святителя Иоанна (Максимовича), святой праведный Иоанн Кронштадтский был воплощением милосердия, грозным обличителем грехов человеческих, великим чудотворцем и прозорливцем, а под конец земного жития — пророком, предвидевшим грядущие бедствия.
