Иван Иванович Черемисов, будущий архиепископ Антоний, родился 17 ноября 1939 года на станции Терновка Воронежской области в большой крестьянской семье. Его отец, Иван Федорович Черемисов, пройдя Великую Отечественную войну, считал, что своим чудесным спасением от плена и пули врага он обязан Спасителю, Божией Матери и святым угодникам. Об этом он рассказывал по возвращении с фронта детям. Мать, Анна Ивановна, даже видела сон о монашеском призвании сына и понимала, что без молитвы, без Бога — детей на ноги не поднять, а самое главное — не дать им нравственного противоядия против всех соблазнов и зла мира, где разрушались вековые устои крестьянской России, закрывались храмы, а людей без вины ссылали, расстреливали, уничтожали. Как вспоминал владыка, и в вере, и в жизненных вопросах мать для него была «бережным и неназойливым» воспитателем, направляя его сердце к опыту познания Бога в Любви Его. После переезда семьи из Воронежской области в Вильнюс мечта молиться за всеми воскресными и праздничными богослужениями в храме исполнилась.
В 1954 году начались новые гонения на Церковь. Колокольный звон запретили, колокола умолкли, но вера в людях не угасла. Продолжал петь и архиерейский хор Свято-Духова собора, продолжал в нем петь и Ваня Черемисов — для этого мальчику приходилось вставать затемно, к чему он был давно привычен, и тайком от педагогов и членов специальных атеистических комиссий пробираться в монастырь. С семи лет он помогал монастырской братии во главе с аввой Сергием (Вощенко).
На родительских собраниях его матери угрожали исключением юного «богомола» из школы. Мальчика заставляли публично отказаться от вступления в пионеры или отречься от Бога. В Вильнюсском музыкальном техникуме, куда поступил Иван после окончания восьмого класса, было меньше интенсивной богоборческой «воспитательной» работы. Иван Черемисов осознал, что влияние «мира» на его жизнь значимо гораздо в меньшей степени, чем глубинная связь с наставниками из Свято-Духова. Владыка до сих пор помнит каждого из тринадцати иноков и четырех послушников, составлявших монастырскую братию в первые послевоенные годы, и особенно отца Антония (Войтовича), принявшего на короткий срок наместничество после аввы Сергия.
«О. Антоний был моим духовным отцом и самым близким после родителей человеком. Нет в мире уголка, где бы я ни побывал с о. Антонием, благодаря самым различным его там послушаниям: он ежедневный звонарь, — и я становлюсь им, даже в дни учебы; он истопник гигантских, в моем мальчишеском воображении, печей под церковью, и я истопник, покрытый сажей и потом; он полы в храме намащивает, и я; он просфоры печет на монастырской кухне, — и я тут как тут к первой выпечке за румяной просфорой являюсь; он свечи делает, — и я, засучив рукава за локоть и опуская длинные стержни с фитилями в восковую кипящую массу; он в саду трудится, — и я в саду участник общего совета, куда что высаживать из доставленных нами же саженцев гвоздики, левкоев, канн индийских и махровых прочих...
Разве можно забыть те священные минуты, в святой пещере, когда он, а следом и я, прикладывались к святым мощам виленских мучеников Антония, Иоанна и Евстафия. Сколько благоговения поселили в мою душу эти мгновения приобщения к иному миру — миру, в котором “идеже ни червь, ни тля тлит, и идеже татие не подкапывают…” (Мф. 6, 20), как говорится в акафисте этим святым. Может быть, именно эти минуты и посеяли в душе моей семена монашества, которые дали всходы — увы! — незадолго до кончины дорогого моего духовника».
В 1965 году Иван Черемисов получает возможность поступить в Московскую духовную семинарию, а затем и в академию. Незадолго до окончания Академии Иоанн по благословению Святейшего Патриарха Пимена вступает на путь монашеского служения. Его постриг 7 апреля 1971 года, в день Благовещения Пресвятой Богородицы, совершил ректор Академии епископ Филарет, будущий митрополит и Патриарший Экзарх Беларуси. 14 апреля 1971 года, в Страстную среду, в Покровском храме Московской духовной академии епископ Филарет рукоположил монаха Антония во иеродиаконы. 4 ноября 1972 года, в день Казанской иконы Божией Матери, председатель Отдела внешних церковных связей Московской Патриархии митрополит Ювеналий рукоположил иеродиакона Антония во иеромонаха.
В 1973 году иеромонах Антоний продолжил свою учебу в Экуменическом институте швейцарского города Боссэ. Это была школа церковной дипломатии. Возвращение в Россию в 1975 году связано с новыми ответственными послушаниями. В 1975–1979 годах он благочинный родного для него Свято-Духова монастыря в Вильнюсе, с 1979 по 1982 год — настоятель Благовещенского собора в Каунасе и благочинный храмов Каунасского округа. 8 апреля 1979 года иеромонах Антоний был возведен в сан игумена.
После тщетных попыток закрыть Свято-Духов монастырь власти решили действовать иначе: никого из монашествующих категорически не прописывали, «давили» налогами, травили в печати. Но, к искреннему удивлению уполномоченных по делам религии, чем больше подобных «мер» принималось, тем больше монахи укреплялись и духовно, и экономически.
Затем неожиданно началось некое «потепление», ослабление гонений: даже и колокола на великие праздники в отдельных храмах зазвонили, ослаблена была цензура проповедей, разрешено было «прописать» пять монашествующих; сквозь пальцы власти стали смотреть на растущее паломничество в Свято-Духов монастырь и другие святые места Литвы из соседней Белоруссии, а потом и из России.
В 1982 году Отдел внешних церковных связей командировал игумена Антония на три года в Японию — заместителем настоятеля Московского Патриаршего подворья при Автономной Японской Православной Церкви.
Новую эпоху в жизни Церкви и государства игумен Антоний встретил в должности благочинного первого из возвращенных Церкви перед 1000-летием Крещения Руси, древнейшего и славнейшего из российских монастырей. Патриарший указ о назначении игумена Антония благочинным Данилова монастыря в Москве был издан в ноябре 1986 года, когда уже намечался пересмотр политики советского руководства по отношению к Русской Православной Церкви.
После передачи монастыря Церкви работа по его возрождению из руин закипела с невероятной энергией. Однако шли постоянные тревожные разговоры о том, что в планах властей был, якобы, вариант окончить реставрацию монастыря к 1000-летию Крещения Руси, а потом предоставить ему функционировать в сугубо закрытом режиме, как церковному учреждению — и не более. Советская атеистическая «общественность» не могла смириться с фактом открытия монастыря в центре Москвы. Но по мере восстановления обитель все более притягивала не только москвичей, но и паломников из различных уголков России.
24 марта 1987 года игумен Антоний был возведен в сан архимандрита.
10 апреля 1989 года определением Святейшего Патриарха Пимена и Священного Синода архимандрит Антоний был поставлен епископом Виленским и Литовским. В Лазареву субботу, 22 апреля, за Божественной литургией в Свято-Троицком соборе московского Данилова монастыря была совершена хиротония архимандрита Антония во епископа Виленского и Литовского.
Авторитет епископа Антония был так высок, что его выдвинули кандидатом в депутаты Сейма Литвы, первой из советских республик принявшей Декларацию о суверенитете. Однако незадолго до выборов он был отозван Священным Синодом в Москву и 25 января 1990 года получил назначение на новообразованную Тобольско-Тюменскую кафедру.
В 1990 году из состава Новосибирско-Барнаульской епархии была выделена в качестве самостоятельной Красноярская епархия. 20 июля 1990 года Священным Синодом епископу Антонию определено быть епископом Красноярским и Енисейским.
Храмов на всей тогдашней территории Красноярской епархии (а она включала в себя и нынешние Кемеровскую и Абакано-Кызылскую епархии) едва ли насчитывалось более десяти. И столько же было священников, большей частью — начавших служить еще в послевоенные годы.
Красноярский край многие десятилетия был прежде всего местом ссылок и лагерей. Местные руководители, которым приходилось встречаться с первым после 1948 года красноярским архиереем, были откровенно недоброжелательны или отчаянно конфузились в поиске правильного к нему обращения. Но духовный интерес простых людей к новому владыке и его архипастырскому слову был неподдельным.
В марте 1991 года владыка проехал по некогда прекрасным, но теперь полуразрушенным храмам под Красноярском. Поездка длилась весь день. Когда весть о приезде архиерея разносилась по селу (и колоколов-то не было, чтобы звоном оповестить об этом сельчан!), буквально все его население бросало все свои дела и шло в центр села, ко храму. Общение с архиереем, бесконечные вопросы (обо всем — и о смысле жизни, и о том, можно ли на танцы ходить, и о планах по восстановлению захиревших хозяйств, и о человеческих судьбах, и о том, как детей от водки и «наркоты» уберечь) длились в каждом селе не менее полутора часов. Равнодушные лица становились живыми, осмысленными, одухотворенными. Больше всего мне запомнилась седая, сгорбленная старушка из села Частоостровского, которая, пробившись через толпу, встала перед владыкой на колени и, целуя подол его облачения, как в забытье повторяла: «Господи, сподобились!.. Приехал!.. Владыка, батюшка наш… Сынок!..» Архиерей с помощью иподиаконов поднял бабушку на ноги, благословил ее, и я увидел слезу на его щеке. Позднее, на пути в соседнее сельцо, он задумчиво сказал: «Такие-то бабушки и выплакали, вымолили для нас с вами и Церковь нашу, и саму Россию…»
Непросто было за эти два десятилетия восстанавливать храмы, разрушавшиеся в течение семи десятилетий. Но еще труднее было воскрешать души, пробуждать очерствевшие сердца. Владыка Антоний собрал вокруг себя православное братство, построившее и восстановившее около трехсот (и это — только в пределах нынешней территории епархии) храмов.
Полностью материал опубликован в «Журнале Московской Патриархии»
№ 3, 2010
