ШТРИХИ К ПОРТРЕТУ «КОЧУЮЩЕГО ДЕСПОТА» ИЗ ОДНОГО СЛЕДСТВЕННОГО ДЕЛА: ВЗГЛЯД СОВРЕМЕННОГО ЦЕРКОВНОГО ИСТОРИКА
Ровно 220 лет назад, в ночь с 23 на 24 марта (н.ст.) 1801 года, в результате последнего в российской истории дворцового переворота на престол восшел 23-летний сын Павла I Александр I. Приближающийся двухвековой юбилей перехода в жизнь вечную этого монарха поднял интерес к его персоне, на период царствования которой пришлось несколько ключевых событий в жизни нашей страны. Оживилось и обсуждение популярной версии мистификации смерти самодержца, якобы организованной им самим для того, чтобы, удалившись от дел, тихо завершить свой век в скромных молитвенных трудах. Меж тем всего за год до своей кончины в Таганроге Александр I совершил большое путешествие по России, в ходе которого посетил Вятку. Церковный историк и архивист из Вятской митрополии вспоминает об этом событии в жизни губернского города и анализирует некоторые его особенности, могущие пролить свет на сопутствующие последним годам жизни Александра Благословенного загадки.
Изучая следственные дела вятского духовенства, репрессированного в годы советской власти, мы неожиданно обнаружили в одном из них портрет императора Александра I, приложенный к материалам следствия в качестве вещественного доказательства. Это была копия с известной работы художника Доу, где император изображен во весь рост в черном генеральском мундире, со шляпой в левой руке. Портрет сохранился в одном из конвертов следственного дела как некое послание из тех далеких лет, как напоминание о том, что вятские люди и вятское духовенство помнили и почитали императора Александра Благословенного. Даже в годы жесточайших гонений на Церковь и Православную веру эта память была жива...
Вояж усталого монарха
Император Александр I посетил Вятскую губернию в октябре 1824 года. До него никто из русских царей на вятской земле не бывал. Это было лишь небольшим звеном в его «вояже по России», начавшемся 16 августа и закончившимся 24 октября 1824 года. Государь тогда объехал Торопец, Боровец, Рязань, Тамбов, Пензу, Симбирск, Самару, Оренбург, Уфу, Златоустовские заводы, Екатеринбург, Пермь, Вятку, Вологду и через Боровичи и Новгород вернулся в Санкт-Петербург.
Многие современники Александра Благословенного и позднейшие историки скептически относились к продолжительным странствиям государя.
Высказывалось мнение, что он устал от военных походов, от устройства послевоенного мира, разочаровался в своих прежних взглядах и... нашел утешение в путешествиях. «Государь как бы хотел заглушить овладевшее им мрачное настроение духа беспрестанной переменой мест и впечатлений», - писал маститый историк Н. К. Шильдер1.
Декабрист И.Д. Якушкин утверждал: «В последние годы своего царствования император сделался почти нелюдимым. В путешествиях своих он не заезжал ни в один губернский город, и для него прокладывалась большая дорога и устраивалась по местам диким, по которым прежде не было никакого проезда.»2 Так складывались мифы. В действительности же во время своих странствий государь посещал большие и малые города, села и деревни, внимательно осматривал тюрьмы, больницы, гимназии, проводил смотры местных военных гарнизонов, беседовал с купечеством, принимал конкретные управленческие решения (так, в 1824 году он отстранил от должности вятского губернатора П.М. Добрынского и предал его суду Сената). Разве это говорит об апатии, лени, нежелании решать серьезные государственные вопросы? Разве это не тяжкий труд – почти ежедневно преодолевать сотни верст в дорожной кибитке по «замечательным» русским дорогам? Конечно, перед проездом государя их пытались привести в порядок. Но не всегда успевали это сделать, так что нередко Александр I перемещался по местам малонаселенным и лесистым. В Оренбургской губернии ему пришлось обедать в степи и ночевать в калмыцкой кибитке, а чтобы добраться до Златоустовского завода – с риском для жизни переправляться через обрывы и пропасти, на которые, по словам медика Д.К. Тарасова, нельзя было смотреть без страха.
Осенью 1824 года пензенский губернатор, заметив усталость на лице императора, упрекнул его в том, что тот мало себя бережет. На что государь ответил: «Нельзя смотреть на войска без удовольствия: люди добрые, верные и отлично образованы <...> Но когда подумаю, как мало еще сделано внутри государства, то эта мысль ложится мне на сердце, как десятипудовая гиря. От этого устаю». Добавим, что Александр I уже в 1821 году знал об антиправительственном заговоре, о существовании в России тайных организаций, в состав которых входили многие офицеры русской армии. «С этих пор император, - вспоминал Якушкин, - находился в каком-то особенном опасении тайных обществ в России. <...> Он был уверен, что устрашающее его общество чрезвычайно сильно».
Первым делом – к святыням кафедрального собора
Весть о посещении губернии Александром I стала для большинства вятчан полной неожиданностью. Большинство жителей узнали о грядущем приезде царя где-то в начале сентября. «О проезде государя, - вспоминала мать протоиерея сарапульского Вознесенского собора Григория Утробина, - пронесся слух почти с Семеновской недели, и все с нетерпением ожидали, когда это будет. Вестимо, всем хотелось видеть царя: ведь в наших краях и слыхом не слыхать, что вот-де, через наше место может поехать царь, даже многие не верили этому слуху».3
Воспоминания простой сельской попадьи бесхитростно передают различные оттенки народного ожидания приезда государя: «После Воздвижения слухи о царе начали раздаваться все пуще и пуще; стали даже из наших деревень выбирать ямщиков и лошадей под свиту государя и приучать к дружной езде; раскладывали, примерно, огни вдоль дороги и проезжали в ночное время на этих лошадях при крике народа, чтобы лошади привыкли не пугаться. Для всех это было большим дивом»4. Наконец объявлен день, когда Александр I должен был посетить Ижевский завод (входил в состав Вятской губернии). Из разных мест стали приезжать повозки с народом. Вот экипаж Александра Павловича появился в пределах Глазовского завода. «Между тем, государь ехал среди народа, тихо, ласково кивал головою на обе стороны, - вспоминала старушка. - Перед церковным крыльцом коляска остановилась... Быстро взошел он на крыльцо, истово перекрестясь, приложился ко кресту и окропил себя святою водою, затем вслед за протоиереем и священниками вошел в церковь <...> Вышед из церкви, государь на несколько времени остановился на крыльце, ласково посмотрел на народ, сел в коляску и отправился на квартиру».5
Воспоминания вятской матушки перекликаются с зарисовками, которые мы находим у Ф.Ф. Вигеля в его «Воспоминаниях»: «Государю вздумалось прогуляться одному, верхом по московским улицам, его узнали, к нему кинулись, его окружили. ... Сквозь легкий шепот услышал он вокруг себя и «батюшка», и «родимый», и «красное наше солнышко», и все, что в простонародном языке есть нежно-выразительного. Царский конь, сбруя и одежда, все в глазах народа освящалось его прикосновением; целовали его лошадь, его сапоги, ко всему прикладывались с набожностью»6. Подобным же образом выразила свои чувства и вятская старушка Лаврентьевна, которая, «не утерпела, подошла к коляске государя, стала ощупывать ее руками и даже прикладывала к ней свою щеку, как бы целуя ее»7.
Путь в Вятку из Ижевского завода выдался нелегким. Государь с членами свиты, обрадованные выпавшим снегом и легким морозцем, только-только пересели в сани. И вдруг 8 октября наступила оттепель, снег начал быстро таять, и зимний путь до того испортился, что свита государя с большим трудом доехала в санях. Подъехав к Вятке уже в десятом часу вечера, Александр I был поражен ее красотой (в темноте весь город был ярко иллюминирован: в окне каждого дома зажигались фонарики и латки (плошки), освещались все храмы и колокольни). При появлении царского экипажа собравшаяся многолюдная толпа на какое-то мгновение замолчала. В народе родилась мысль отпрячь лошадей от коляски государя и свезти ее на руках. Но не решились, тем более, не было на то разрешения начальства.
Государь в первую очередь остановился у кафедрального собора. Превозмогая усталость от длительного пути, он счел должным получить благословение у вятского епископа и приложиться к местным святыням. Вот как описал это событие один из очевидцев: «<...> Наперед шел Архиерей с крестом в руке, а перед ним несли диаконы четыре лампады. <...> Лампады поставлены были так, чтобы Государь Император, прикладываясь к кресту, был в середине их. Когда приложился к кресту с целованием архиерейской руки и окроплен был святою водою в десницу, тогда просил от Архиерея благословения. <...> Когда Государь Император, пришедши в холодный собор, сотворил благоговейное поклонение святым иконам <...>, тогда говорена была ектения сугубая, а по возгласе и отпуста многолетие Государю Императору со всею высочайшею фамилиею. Потом Архиерей проводил Его прикладываться к иконам Святителя Николая и Архангела Михаила, кои нарочно были поставлены по сторонам Царских Врат. Первее пред каждою полагал по два земные поклона, и, приложившись, так же. Когда шел прикладываться к иконам, то шпагу снял и отдал со шляпою бывшему при нем начальнику Главного Штаба Дибичу <...>»8.
Долгая дорога к вере
Путь к вере царя Александра I не был простым. Он сам неоднократно рассказывал собеседникам, что воспитание его под руководством великой бабки – императрицы Екатерины II –укреплению его религиозных чувств не способствовало. Просвещенная императрица стремилась построить образование будущего самодержца на «зыбком песке философии энциклопедистов и слезливой морали Руссо.»9 На религиозное же его воспитание было обращено весьма поверхностное внимание.
«Приставленные ко мне лица, - вспоминал Александр Павлович, - имели некоторые добрые качества, но не были верующими христианами, а потому первоначальное воспитание мое не было соединено с какими-либо глубокими нравственными впечатлениями; сообразно с обычаями нашей греческой церкви, меня приучили формально повторять утром и вечером известные заученные молитвы; но этот обычай, нисколько не удовлетворявший внутренним потребностям моего религиозного чувства, скоро надоел мне».10
В душе юноши образовалась пустота.
Но Господь не оставлял его. Какой искренностью дышат следующие воспоминания государя: «Случалось между тем не раз, что я, ложась спать, живо чувствовал в душе своей грехи и разные нравственные недостатки своего образа жизни; возникавшее при этом сердечное раскаяние пробуждало во мне потребность встать с постели и среди ночной тишины бросаться на колена, чтобы со слезами просить у Бога прощения и сил для большей бдительности над собою на будущее время».11
Однако, не имея со стороны ближайших своих друзей и учителей должной поддержки, великий князь Александр Павлович перестал в конце концов чувствовать на себе влияние спасительных движений благодати. «Вместе с мирской рассеянностью, - признавался государь, - грех стал более и более владычествовать в моей душе».
В первые годы правления Александр I является тем, что создали из него обстоятельства детства и юности, чем напитали его ум и душу воспитатели и наставники. Среди тяжких забот об управлении государством, среди тщетной погони за неосуществимыми идеалами молодости он если не сделался вполне неверующим, то окончательно оторвался не только от религии своего народа, но и от христианства вообще. Для него Бог был существом абстрактным, стоящим вне мира, чуждым всякого влияния на него.
Пройдя путь великих скорбей, мучительных переживаний, Александр Павлович обрел наконец-то веру. Это случилось в 1812 году. «Пожар Москвы, - говорил он, - осветил мою душу. Господь снова призвал меня, по любви и милосердию Своему». Удивительны признания императора великой православной державы: он буквально не расставался с Библией, которую никогда до этого не держал в руках. Ему в это время исполнилось 35 лет! Вера начинает быстро возрастать, укрепляться, благодаря чему в тяжкую годину испытаний он обнаружил такую твердость характера, такую безграничную веру в свой народ и в силу Всевышнего, перед которыми, по меткому выражению В. К. Надлера, «рассыпались в прах все колоссальные силы Наполеона, все гениальные соображения его стратегии». А между тем эта твердость, эта вера, эта сила были вовсе не присущи Александру, не были развиты в нем ни воспитанием, ни жизнью, явились полною неожиданностью для всех людей, знавших его близко».12
Однако государь еще почти десять лет блуждал в поисках истины: он молился с квакерами, всматривался в жизнь «моравских братьев», выслушивал мистические поучения баронессы Ю. Крюднер и т.д. Он мечтал о создании некоей универсальной христианской религии, которая объединила бы все европейские народы. Путь к познанию истины проходил в нелегкой борьбе со всеми ложными идеалами, которые были заложены в его душу прежними учителями. Вместе с тем как благочестивый паломник бывал он в православных обителях , молился за длительными монастырскими богослужениями, встречался с известными подвижниками благочестия. Так, в сентябре 1816 года государь посетил Киево-Печерский монастырь, где долго беседовал с иеросхимонахом Вассианом и исповедался у него. В августе 1819 года Александр Павлович побывал в Валаамском монастыре, где поразил насельников этой северной обители кротостью и смирением. Большое влияние на религиозные воззрения государя оказали беседы с митрополитом Серафимом (Глаголевским) и знакомство с настоятелем новгородского Юрьевского монастыря архимандритом Фотием (Спасским). После продолжительной встречи с последним в 1822 году Александр I принял решение о закрытии масонских лож и тайных обществ. В 1824 году было упразднено министерство духовных дел и народного просвещения, много лет покровительствовавшее распространению в России всевозможных мистических учений и сект.
Вскоре после этого Александр I отправился в свое последнее обширное путешествие по восточной части Европейской России и достиг пределов вятской земли.
Смиренный богомолец
Несмотря на трудности пути и позднее прибытие в город, на следующий день, 9 октября, в 10 часов утра государь уже вновь встречался с Преосвященным Павлом и другими представителями вятского духовенства. Встреча проходила в доме губернатора. Интересный факт: Александр I неизменно начинал и заканчивал свой день продолжительными молитвами. «Вечерние и утренние свои молитвы, - вспоминал Д.К. Тарасов, - совершал он на коленях и продолжительно, отчего у него на верху берца у обеих ног образовалось очень обширное омозоление общих покровов, которое у него оставалось до его кончины»13.
Итак, утром 9 октября 1824 года Александр Павлович сначала принял у себя епископа Павла, после чего вышел к вятскому духовенству, приложился к принесенной чудотворной иконе святителя Николая и затем взял благословение у всех присутствующих священников, целуя каждую благословляющую его руку. Неоднократно в различных мемуарах мы встречаем рассказ о том, что у «кочующего деспота» была привычка целовать руку каждого благословлявшего его священника. При этом еще в первые месяцы царствования он запретил целовать руки как ему, так и членам высочайшей фамилии. Такое проявление смирения «неутомимого державного богомольца»14 производило сильное впечатление на духовенство. Так, священники, служившие в храме Ижевского завода, после встречи с императором долго не могли прийти в себя, они словно онемели. «Небось отнимется язык у того, чью руку поцеловал сам государь», - промолвил один из них в ответ на недоумения домочадцев, и слезы потекли у него из глаз.15
Возможно, такие же чувства испытали и вятские священники, присутствовавшие на встрече с государем 9 октября 1824 года. Александр Павлович первый начал беседу с ними о вятской пастве и о самом городе: «Я давно имел желание обозреть лично ваш край. Доволен своею поездкою. Вятка – один из лучших губернских городов».
Затем состоялись встречи императора с сенаторами А.А. Долгоруким и Е.А. Дурасовым, которые уже начиная с августа 1824 года проводили ревизию в Вятской губернии. Эта инспекция стала одной из самых строгих, поскольку к суду оказались привлечены почти все вятские чиновники. Государю пришлось выслушать мнение сенаторов о размахе взяточничества и незаконных поборов, процветавших в губернии. «9 числа мы были у Его Величества в кабинете, - писал сенатор Егор Дурасов графу Аракчееву, - он изволил с нами много разговаривать про губернию и про все злоупотребления, дошедшие до Его Величества по дороге до Вятской губернии. Из прилагаемой копии с поданного нами рапорта <...> Ваше Сиятельство изволите усмотреть, как для нас прискорбно тронуть чувствительное сердце Государя, но были в необходимости».16
«Нравственность не испорчена»
Декабристы утверждали, что Александр I не любит Россию, не любит свой народ. Это тоже миф, который опровергается хотя бы такими словами государя, сказанными им в 1812 году: «О, мои бородачи, они гораздо лучше нас! Они сохраняют патриархальные нравы, веру в Бога и безграничную преданность своему Государю. Надо быть на моем месте, чтобы ясно представить себе, какая ответственность лежит на Государе, чтобы понять мои чувства, когда я думаю о дне, в который мне придется отдать отчет за жизнь каждого солдата!»17
Закончив прием во «дворце», Александр I вместе с генералом Дибичем и лейб-медиком Виллие отправился на смотр местного гарнизонного батальона, затем посетил городскую больницу, тюремный замок, гауптвахту, заведения приказа общественного призрения и вятскую гимназию. «Видя в тюремном замке малое число содержащихся преступников, заключил, что здесь, в Вятской стране, нравственность не испорчена».18 Заметив среди полицейских чинов бывшего гвардейца Филиппова, государь подозвал его и спросил: «Филиппов! Зачем ты здесь?» Все поразились удивительной памяти государя. Говорили, что он помнил каждого бравого гвардейца.
И вот закончены официальные встречи и осмотр заведений города. Что же дальше, не последовал ли отдых? Нет! Спустя полчаса по приезде из гимназии, государь уже один, без свиты, отправился в Успенский Трифонов монастырь. Точно так же, в одиночестве, он некогда бывал в Киево-Печерской Лавре, Валаамском монастыре, Яковлевом монастыре в Ростове. По обозрении Трифонова монастыря государь вновь посетил кафедральный собор, где встретил его Преосвященный Павел с местным духовенством. Был отслужен молебен. После этого государь, внимательно осмотрев изнутри весь храм, алтари и архиерейскую ризницу, соизволил с похвалою отозваться об их благолепии и назвал Троицкий собор одним из лучших (третьим) в Российском государстве. Между прочим, в архиерейской ризнице Александр I обратил внимание на небольшой деревянный обелиск и с удивлением спросил: «Что это такое?» Оказалось, во время утрени шестой недели Великого поста на этом обелиске – вербовнике – устанавливались ветки вербы для освящения и дальнейшей раздачи их народу. Государь за свою жизнь много повидал различных храмов, но такого изобретения ранее нигде не встречал.
Из кафедрального собора император проследовал в архиерейские покои и разделил с епископом его скромную монашескую трапезу.
Епископу — панагию с бриллиантами
Следует отметить, что ко встрече государя Вятская консистория и все духовенство губернского города готовились более месяца. Так, еще 5 сентября епископом Павлом было разослано по вятским храмам следующее предписание: «1) чтобы при встрече Государя Императора Александра Павловича были в кафедральном соборе одни только священники здешнего города <...> в лучших церковных облачениях; 2) чтобы при въезде Его Величества в здешний город у всех церквей произведен был колокольный звон, что учинить и в следующий день, когда он благоволит отправиться <...> в кафедральный собор для выслушивания Божественной литургии, 3) чтоб все церкви и колокольни по вечерам были освещаемы латками в довольном количестве, как во время приезда Его Величества в сей город, так и в прочее время пребывания Его в нем; 4) чтобы все священно- и церковнослужители в означенное время находились неотлучно днем в своих церквях, а причетники и по вечерам для поставления латок и смотрения за ними; 5) чтобы никто из них без необходимой нужды из дому в дом не переходил, по улицам и площадям не шатался, а, паче, около дворца Его Величества, под опасением строгого оштрафования».19
Епископ Павел (Морев-Павлов) был всего на два года младше 46-летнего императора. Получив назначение на Вятскую кафедру в 1823 году, он взялся за дело ревностно, строго. Но возглавлять официальную церемонию встречи царя ему еще не приходилось, как и говорить перед государем приветственные речи.
Готовясь к встрече государя, вятский архиерей не мог не вспомнить тот указ 1816 года, которым Александр I запрещал духовенству в речах воздавать ему хвалу: « <...> Поручаю Святейшему Синоду предписать всем епархиальным архиереям, чтобы они как сами, так и подведомственное духовенство, <...> воздержались от похвал, токмо слуху моему противных, а воздавали бы Единому токмо Господу Сил благодарение за ниспосланные щедроты, основываясь на словах Священного Писания: "Царю же веков Нетленному, Невидимому, Единому Премудрому Богу честь и слава во веки веков"».20 Приветствие вятского епископа, произнесенное им вечером 8 октября под сенью кафедрального собора, вероятно, произвело доброе впечатление на государя: по крайней мере, один из очевидцев отметил, что Александр I выслушал его речь благосклонно. В течение трех дней своего пребывания в Вятке царь неоднократно встречался с епископом и под конец наградил его панагией с бриллиантами.
В Вятке ожидали, что государь 9 октября будет молиться в кафедральном соборе за Божественной Литургией. Все знали, что во время своих странствий он старался как можно чаще посещать богослужения. Но Александр I прибыл в Вятку достаточно поздно и имел необходимость в отдыхе. Посещение обедни пришлось отменить. К тому же государя беспокоила и боль в ноге: так, в келье епископа он сразу же сел в кресло со словами: «Я не могу долго стоять. У меня повреждена нога».21
Интересно, что вечером того же дня государь почти час присутствовал на балу, устроенном вятскими купцами, и танцевал с дамами. Но нога-то действительно болела. И хотя мог император отказаться от присутствия на балу, но, по-видимому, не захотел огорчать гостеприимное купечество.
За трапезой в келье епископа Александр I высказал замечание по поводу слишком больших и неопрятных домов вятских священников. В одном из таких домов, в селе Поломском, державному страннику пришлось ночевать. Дом был внутри не оштукатурен, неопрятен и изобиловал всевозможными насекомыми. Несмотря на столь исключительные условия ночлега, царь отблагодарил хозяина, священника Федора Рязанова, за гостеприимство и пожаловал ему 500 рублей ассигнациями.22 Еще одно замечание касалось несоблюдения вятскими священниками приличной для духовного звания формы одежды: некоторые из них носили жабо.
В конце архиерейской трапезы государь неожиданно сказал присутствующим: «Я очень соболезную, что здесь комиссия сенаторов. Не столько будет виновных, сколько невольно увлеченных в преступления, или совершенно невиновных, но оклеветанных. Вы можете употребить свое пастырское влияние для облегчения судьбы этих несчастных».
Некоторые исследователи объясняют эти слова тем, что император Александр I был искусным дипломатом, умел скрывать свои истинные чувства и настроения, умел произвести на окружающих доброе впечатление... Или все-таки он просто сочувствовал, как христианин, как человек, знавший, что такое клевета, подлость, обман, как государь, знавший, что творится в его империи? Не исключено, что Александр Павлович жалел и о том, что в столь понравившемся ему городе царит такое беззаконие. А ведь возможно, именно с Вяткой были связаны некоторые сокровенные его планы...
Тайна домика на Спасской
Покинув келью епископа Павла, Александр I отправился на прогулку. Он проехал за реку Вятку и, еще раз посмотрев на город и его окрестности, сказал: «Очень красивый город, походит на Ярославль – в малом виде».
В третьем часу дня, возвращаясь в свой «дворец» к обеду, на который были приглашены сенаторы и епископ Павел, государь, возможно, остановился перед тем самым домиком, который по его высочайшему соизволению был еще в 1822 году приобретен у купца Сергея Суятина. Переписка о покупке и ремонте этого дома велась сугубо секретно. И, вообще, история с домом Суятина покрыта тайной... Еще весною 1821 года управляющий министерством внутренних дел граф В.П. Кочубей устно сообщил вятскому губернатору П.М. Добрынскому, что государь желает поселить в одном из уездных городов вверенной ему губернии некоего высокого чиновника с семьей и просит присмотреть для него подходящий загородный домик. Павел Михайлович остановил свой выбор на городе Вятке, возможно, предположив, что речь идет о каком-то уж очень знатном лице, если устроением его жительства занимается сам император.
И вот уже выбран дом – одноэтажный, деревянный, на высоком каменном фундаменте. Располагался он на углу Спасской улицы (достаточно близко от будущего «дворца» императора). В январе 1822 года губернатор Добрынский лично встретился с государем, чтобы обсудить с ним вопрос об этом доме.23 Государь выбор Добрынского одобрил, распорядился дом купить и привести в надлежащий порядок. Во всех документах он значился как «дом для известного Его Императорскому Величеству употребления». В июне 1822 года вятскому губернатору через управляющего министерством внутренних дел было сообщено высочайшее повеление содержать дом в исправности до того момента, когда император лично даст распоряжение об его употреблении. Вятский городничий обязан был лично бдительно наблюдать за тем, чтобы дом содержался «в должной чистоте и опрятности».24 Незадолго до «вояжа» государя, в июне 1824 года, управляющий министерством внутренних дел сделал запрос Добрынскому с просьбой прислать план и фасад домика на Спасской. Значит, государь вспоминал об этом доме накануне приезда в Вятку.
Вятский архитектор и краевед А.Г. Тинский первым предположил, что дом сей мог предназначаться для самого государя. Действительно, Александр Павлович за несколько лет до начала секретной переписки о покупке домика неоднократно высказывал желание устраниться от управления империей. В сентябре 1816 года в Киеве он неожиданно за обедом произнес: «Когда кто-нибудь имеет честь находиться во главе такого государства, как наше, он должен в момент опасности первым становиться лицом к лицу с нею. Он должен оставаться на своем месте лишь до тех пор, пока его физические силы будут позволять ему это <...> После этого – он должен удалиться <...> Что касается меня, то в настоящее время я прекрасно чувствую себя, но, через десять или пятнадцать лет, когда мне будет пятьдесят, тогда...»25
Примечательно, что накануне государь в Киево-Печерской лавре долго беседовал со старцем Вассианом. Как знать, может, в этих словах – отзвук благословения старца на какой-то особый путь, который был предначертан всемогущему правителю. Летом 1819 года в разговоре с братом Николаем Павловичем и его супругой Александрой Федоровной он вдруг обратился к ним с такими словами: «Что касается меня, то я решил отказаться от лежащих на мне обязанностей и удалиться от мира».26 Какой-то план уже созрел в голове государя... Не был ли вятский домик лишь одним из промежуточных этапов в намеченном государем пути?
Напомним о некоторых дальнейших событиях: в октябре 1820 года произошло восстание в Семеновском гвардейском полку, усугубившее тревогу императора. Ведь Семеновский полк был его любимым и, казалось бы, самым надежным. В мае 1821 года генерал-адъютант Васильчиков сообщил Александру I о готовящемся против него заговоре. Рассказывают, что царь бросил в камин список с именами наиболее активных заговорщиков, ибо и сам в молодости разделял их взгляды. «Не мне их карать», - заключил он.27 «Император, преследуемый призраком тайного общества, - сообщал в своих воспоминаниях Якушкин, - все более и более становился недоверчивым». Возможно, в такой обстановке Александр I принял какое-то особое решение. Так или иначе, но уже к первым числам июня 1821 года относится начало переписки о приобретении домика в Вятской губернии.
Интересно, что 6 ноября 1825 года, менее чем за месяц до смерти государя в городе Таганроге (19 ноября 1925 года), новый вятский губернатор Рыхлевский получил из министерства внутренних дел следующее секретное распоряжение: «По представлению Вашего Превосходительства от 19 августа насчет употребления денег, оставшихся от покупки в городе Вятке дома Государь Император высочайше повелеть соизволил оставить оные в приказе общественного призрения на случай могущих быть починок <...>»28 Значит, государь, находясь в Таганроге, о вятском домике помнил и не исключал возможности в дальнейшем его использовать...
В отношении священнослужителей – устроить следствие
Государь покинул город утром 11 октября. Накануне, 10-го, из-за дождливой погоды никуда не выезжал. На обед к нему в этот день были приглашены только сенаторы и епископ Павел. Возможно, речь вновь шла о печальных результатах ревизии. Император показал епископу большой слиток золота, найденный на уральских приисках, и сообщил владыке, что намерен еще раз посетить вятскую страну. О своем будущем посещении он сказал и нолинским купцам, с которыми встречался 11 октября в 5 часов утра. В 6 часов Александр I пригласил в свой кабинет сенаторов и подал им более 40 различных просьб от жителей вятской губернии, сделав при этом особые приказания. Вскоре он покинул свой вятский «дворец».
А уже 12 октября епископ Павел получил от сенаторов Е.А. Дурасова и А.А. Долгорукова особое «отношение» с изложением повеления государя устроить следствие в связи с жалобой удельных крестьян Сарапульского уезда на излишне обременительные поборы со стороны священнослужителей Нечкинского прихода.29 Кстати, тех самых, которые были потрясены тем, что Александр I смиренно целовал их благословляющие руки.
И вот уже последняя остановка в Вятке – у церкви Всех Святых. Выйдя из коляски, государь приложился к животворящему кресту и окропил себя святой водой. Колокольный звон всех церквей возвещал горожанам о его отъезде...
Прошло чуть более года, и долетела до земли Вятской печальная весть: 19 ноября в Таганроге скончался тот, кого они с такой радостью и любовью встречали в октябре 1824 года. А что же стало с домиком на Спасской? Семь лет, как сообщает А. Тинский, хранил его полицмейстер. Для каких целей? Это так и осталось тайной.
«Лучше... буду... в Сибири»
В память о посещении вятской земли Александром Благословенным вятчане дали обет построить в городе новый собор и освятить его в честь небесного покровителя императора – великого благоверного князя Александра Невского. В этом храме должны были возноситься молитвы за государя, столь им полюбившегося, и за других русских царей.
Храм строился очень долго – почти сорок лет. Его торжественно освятили 8 октября 1864 года. Интересное совпадение: в январе этого же года в Томске почил о Бозе знаменитый сибирский старец Федор Кузьмич, которого народное сознание прочно связало с именем Александра I. Народ свято верил, что император Александр I не умер в Таганроге, что вместо него похоронили другого человека (при этом выдвигались различные версии, кого именно). Сам же государь будто бы скрылся в неизвестном направлении и в дальнейшем, поселившись в Сибири, стал великим подвижником, старцем.
О возможности выбора такого пути в 1812 году говорил и сам Александр I. Так, генералу Вильсону он категорически заявил о том, что не вступит в переговоры с Наполеоном, пока хотя бы один француз будет оставаться в России, и добавил: «Лучше отращу себе бороду и буду питаться картофелем в Сибири».30
Молва о царском происхождении Федора Кузьмича никогда не замыкалась в сибирских пределах, но, по словам одного из исследователей, «бродила от Перми до Тавриды, "от финских хладных скал до пламенной Колхиды", от Москвы до глубины Забайкалья».31 Жизнь старца отличалась особой строгостью, правильностью и воздержанностью. Все свободное время свое он посвящал молитве. После смерти старца обнаружилось, что колени его покрыты толстыми мозолями, что заставляло предположить продолжительное и усердное стояние на них.
В тождество Александра I и Федора Кузьмича верил не только простой народ, но и люди ученые, высокопоставленные, в том числе, и некоторые представители царской династии. Не вдаваясь во все тонкости полемики о смерти Александра I в Таганроге и о происхождении старца Федора Кузьмича, следует заметить, что сама возможность подобного отождествления старца и императора в народном сознании говорит о многом: народ любил Александра Благословенного, о чем свидетельствуют и вышеприведенные воспоминания вятчан о посещении царем Вятской земли. Более того, народ верил, что глубокое покаяние могло привести царя к святости. Что же удивительного? Вся русская земля молилась за него. Таков путь возможен и для каждого человека: «Будите убо вы совершени, яко же Отец ваш Небесный совершен есть» (Мф. 5, 48).
СПРАВКА ОБ АВТОРЕ
Игумения Варвара (Скворцова) родилась в 1961 г. в г. Жуковском Московской области. В 1985 г. закончила исторический факультет МГУ имени Ломоносова. С 1985 по 1990 г. работала в НИО «Информкультура» Министерства культуры СССР. С 1996 г. — настоятельница женского монастыря Владимирской иконы Божией Матери с. Пиксур Яранской епархии. Занимается исследованиями истории гонений на Православную Церковь в Вятском крае. Член комиссии по канонизации святых Яранской епархии, автор ряда статей в периодических изданиях.
КОММЕНТАРИИ
Татьяна ПАНТЕЛЕЕВА, к.и.н., доцент кафедры истории и философии Московского государственного строительного университета:
- В исторической литературе утвердился взгляд на императора Александра I как на противоречивую фигуру: смелые замыслы и более чем скромные результаты деятельности; одна политика для Европы – другая для России; конституционалист и самодержец; противник крепостничества и сторонник военных поселений, где тяжесть крепостной зависимости усугублялась военной муштрой. Благодаря фундаментальному труду Н.К. Шильдера уже в конце XIX века в научный оборот был введен огромный материал, характеризующий личность и частную жизнь Александра I (его собственные высказывания, воспоминания разных лиц из ближнего окружения, оценки современников – союзников и врагов). Тогда в отношении Александра I обычными стали такие оценки, как «двуличие», «неискренность», «лицедейство». Свой вклад в негативное восприятие политики и личности императора внесло образованное общество и его лучшие представители, в том числе Пушкин. В статье игуменьи Варвары (Скворцовой) хору осуждающих Александра I голосов противопоставлен взгляд обычных людей, воочию наблюдавших императора во время его путешествия по Вятскому краю. Автор аргументированно проводит мысль о том, что после глубокого духовного кризиса император Александр I вернулся к Православию.
Марина ПАРАМОНОВА, доктор исторических наук, ведущий научный сотрудник отдела исторической антропологии и истории повседневности Института всеобщей истории РАН:
- Александр I – один из самых сложных для описания персонажей русской истории. Начав свое царствование со слов, что теперь все будет как при бабушке, он менял в течение жизни людей в своем окружении и политических союзников на международной арене – причем зачастую на прямых антагонистов. Планы Александра Павловича по реорганизации государства трансформировались без очевидной логической последовательности, и ни один из них не был реализован. Видимо, не случайно правление Александра Благословенного завершилось скоропостижной смертью, за которой последовали тайный манифест о престолонаследии, кризис преемственности и вооруженный бунт на Сенатской площади. Логическим продолжением его полной противоречий жизни и не ясных даже для ближайшего окружения замыслов было возникновение легенды о томском старце Федоре Кузьмиче, говорившем по-французски и обладавшем гвардейской выправкой, за которым якобы скрывался покойный император.
Вместе с тем именно эпоха Александра стала временем становления русского национального самосознания в формах литературного творчества и историко-политической рефлексии. Примечательной чертой личности и правления Александра I было то, что в ряду других российских государей он выделялся многочисленными странствиями по пределам своих владений. Содержание статьи игуменьи Варвары (Скворцовой) главным образом сосредоточено на описании визита Александра I в Вятку, состоявшегося в октябре 1824 г. и продолжавшегося с 8 по 11 октября. Автор использовал в своем тексте редкие и малодоступные широкой публике свидетельства очевидцев этого события, которые сами по себе являются уникальным памятником социального и религиозного сознания простых обывателей русской провинции первой четверти XIX. Эти аутентичные свидетельства органично вплетены в воссозданную со всеми возможными подробностями картину приема самодержца в далекой провинции, куда ранее не ступала нога персоны его ранга и статуса. В этой картине любознательный читатель найдет много занятного, забавного и грустного, свидетельствующего о неизменности глубоких устоев отечественной политической и социальной жизни. Восстановление забытых деталей повседневности и голосов «маленьких» людей, зачастую игнорируемых большими историческими нарративами, можно считать главным достоинством этого материала, его этического послания.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Шильдер Н. К. Император Александр I. Его жизнь и царствование. Т. 4. С-Пб. 1898. С.47.
2 Якушкин И. Д. Записки.// Союз спасения. Восстание, которого не было. Москва. 2020. С. 81.
3 Г. Утробин. Отрывки из воспоминаний. – Исторический вестник. – 1880. Март. В 3 т. С 557-558.
4 Там же. С. 558.
5 Там же. С. 558-559.
6 Вигель Ф. Ф. Записки. М. 1891. С. 189.
7 Г. Утробин. Отрывки из воспоминаний. – Исторический вестник. – 1880. март. С. 560.
8 Встреча Государя Императора Александра I в Вятке в 1824 году. – Труды ВУАК. – 1916. – вып. 2/3. С. 100-101.
9 Надлер В.К. Император Александр I и идея Священного Союза. Т. 1. : Рига, 1886. Издание Н.Киммеля. с. 9.
10 Шильдер Н. К. Т. 4. С. 136-138.
11 Там же. С. 138.
12 Надлер В.К. Т. 1. С.32.
13 Тарасов Д.К. Император Александр I. Последние годы царствования, болезнь, кончина и погребение. – Петроград. 1915. С. 102.
14 Шильдер Н. К. Т. 4. С. 159.
15 Шильдер Н. К. Т. 4. С. 159.
16 Дубровин. Н. Письма главнейших деятелей в царствование императора Александра I (с 1807-1829 год). С.-Пб. 1883. С. 390.
17 Тальберг Н.Д. Русская быль. Очерки истории императорской России. М. 2006. С. 203.
18 Отрывки из дневника 20-х годов ХIХ. Труды ВУАК. 1913. Вып. 1-2. С. 26.
19 ЦГАКО. Ф. 248. Оп. 2. Д. 32. Л. 144-144 об.
20 Там же. Ф. 237. Оп 76. Д. 895. Л 228.
21 Осенью 1823 года во время смотра войск в Брест-Литовске Александра I ударила копытом лошадь одного из офицеров, в результате чего в январе 1824 года у государя на голени, в месте удара, началось воспаление, сопровождавшееся сильной горячкой и угрожавшее перейти в гангрену. Болезнь продлилась более месяца.
22 О Высочайших посещениях Вятской губернии. Столетие Вятской губернии.1780-1880. Сборник материалов к истории Вятского края. – Вятка. 1880. Т. 1. С. 285-290.
23 Там же. Л. 25, 65.
24 ЦГАКО. Ф. 253. Оп. 128. Д.7. Л. 62-63.
25 Шильдер Н. К. Т. 4. С. 74.
26Там же. С. 144.
27 Куркин И. Р. Романовы. М. Молодая гвардия. 2020. С. 370/
28 ЦГАКО. Ф. 583. Оп. 128. Д. 97. Л. 86.
29 Там же. Ф. 248. Оп. 2. Д. 32. Л. 151-152.
30 Шильдер Н. К. Т. 3. С. 108.
31Россиев П. Старец Федор Кузьмич. – Исторический вестник. 1907. Т. 109. Август. С. 1048.
