ТЕМА СИМФОНИИ ЦЕРКВИ И ГОСУДАРСТВА НА ВЫСТАВКЕ "БОИ ЗА ИСТОРИЮ: ЦАРЬ АЛЕКСЕЙ МИХАЙЛОВИЧ И ПАТРИАРХ НИКОН" В МОСКОВСКОМ ГОСУДАРСТВЕННОМ ОБЪЕДИНЕННОМ МУЗЕЕ-ЗАПОВЕДНИКЕ
Среди первых выставок, открывшихся после вынужденного простоя во Дворце Алексея Михайловича, эта особенно сильно побуждает к размышлениям об исторических параллелях. Автор ее концепции к.и.н. Андрей Топычканов вспомнил, что к истории Коломенского самое непосредственное отношение имеет не только хронологически второй государь в романовской династии, но и его знаменитый современник Патриарх Никон. Предстоятель часто гостил в летней царской резиденции, и однажды самодержец здесь даже подарил ему саккос, вошедший в историю как коломенский и ныне хранящийся в Московском Кремле. Поэтому Андрей Топычканов предложил посетителям музейный взгляд на эволюцию отношений двух великих людей той примечательной эпохи.
Как известно, оба персонажа живо интересовались отечественной историей XVI столетия и находили там примеры для подражаний сообразно чину. Будущий Предстоятель, тогда еще в митрополичьем сане, в 1652 году возглавил соловецкую экспедицию по переносу мощей святителя Филиппа в Москву. Уже на обратном пути он узнал о желании царя выдвинуть его кандидатуру на патриаршество Поместному собору. Алексей Михайлович заказывал панихиды по Ивану Васильевичу и распоряжался, чтобы на усыпальнице Грозного теплилась неугасимая лампада. До поры это ничуть не мешало церковно-государственной симфонии – настолько, что молодой государь, следуя благословению владыки Никона (которого считал одним из своих наставников), «преклонил честь своего царства» и испросил прощения у Церкви и народа за умерщвление святого митрополита. Тот акт стал первым официальным признанием бесчеловечного деяния Грозного и его приспешников и фактически поставил виновных в нем опричников вне закона. Что, безусловно, пролило целительный бальзам на израненное тело российского общества, по историческим меркам едва-едва отошедшего от Смуты.
Но Промыслу было угодно послать обоим героям тяжелейшее искушение личными амбициями. Непростая международная обстановка вокруг только встававшего на ноги русского государства и внутриполитические интриги неуклонно расшатывали вроде бы прочный «тандем». Часто говорят – мол, история рассудит. С нынешних позиций, наверное, только ангажированные аналитики рискнут обвинять в размолвке с царем Патриарха Никона. И уж во всяком случае никто не будет спорить, что в том конфликте ему было тяжелее. Хотя бы потому, что он самозабвенно продолжал возглавлять книжную справу и упорно устранял ошибки и разночтения в церковных обрядах.
Раскольничьи нестроения в Церкви расшатывали государство, и кто как не внук проведшего годы в польском плену Патриарха Филарета Никитича видел это лучше других?! Увы, он не сразу понял, что дискуссиям между сторонниками «новин» и радетелями исторической преемственности грош цена, если ни те, ни другие спорщики не осознают необходимости баланса между традицией и новациями. Это, пожалуй, главный вывод, который сегодня следует сделать из того трагического разрыва нам, зачастую увлекающимся поисками границ канона.
К счастью, серьезно переболевшее в начале XVII века общество за несколько поколений сделало несколько заметных шагов вперед. И Алексею Михайловичу даже в страшном сне вряд ли могло присниться, что он в состоянии повторить убийство оставившего престол и пребывавшего в ссылке Патриарха. К чести царя, он, кроме того, не снял с себя ответственности за происшедшее. Не ограничился гневной риторикой на суде в адрес обвиняемого «Для чего он, Никон, такое бесчестие и укоризну блаженные памяти великому государю (...) написал?», но лично пытался урегулировать вопрос с осиротевшей патриаршей кафедрой на Соборе Поместной Церкви в 1660 году. В экспозиции, кстати, можно увидеть любопытный автограф эмоциональной царской речи перед соборянами из собрания Российского государственного архива древних актов.
Но уже было поздно. Представленная на выставке Сергиево-Посадским государственным музеем-заповедником икона с личными патрональными святыми царя и трех его дочерей иллюстрирует это с лаконичностью историографической хроники. Царевна Татьяна Михайловна (+1706) поддерживала опального Патриарха, ее сестра Ирина (+1679) сочувствовала не менее опальному протопопу Аввакуму. После смерти царя новый самодержец Федор Алексеевич, уступив напору крестной матери Ирины Алексеевны, ужесточил условия ссылки Патриарха. Когда же, в свою очередь, та отошла ко Господу, Татьяна Михайловна добилась возвращения ссыльного в Новый Иерусалим.
Но в милый сердцу монастырь на Истре тот так и не доехал, скончавшись по дороге. Наверное, участников тех давних перипетий примирил Господь. Но нам о них вспоминать иногда полезно, и в переломные моменты нашей жизни – особенно.
Выставка открыта до 16 августа ежедневно кроме понедельника. Билеты из-за действующих ограничений продаются только на сайте музея-заповедника по сеансам (продолжительность осмотра экспозиции – не более часа).
