Иконописный образ святого Сергия начал формироваться в русском искусстве в XV веке после обретения его святых мощей. Но самым первым из иконографических памятников, дошедших до нас, считается не икона, а датируемый 1420-ми годами вышитый покров на мощи святого. О том, как складывалась иконография Преподобного Сергия, какие грани духовного подвига она отражает, чем отличаются иконы XV и XVII веков рассказывает заместитель руководителя иконописной школы при МДА священник Сергий Чураков.
С детальным сходством
Известно, что обретение святых мощей состоялось в 1422 году и предварялось чудесным знамением. Преподобный Сергий явился благочестивому мирянину со словами: «Зачем оставляете меня столько времени во гробе, землей покровенного, в воде, утесняющей тело мое?» Мирянин рассказал о своем сне игумену Троицкой обители преподобному Никону. До этого момента ни братия, ни Никон не смели обретать мощи святого. Этот сон был воспринят как воля святого Сергия и как знак к действию. Отсюда можно сделать вывод, что шитый покров не мог быть создан заранее и был выполнен, скорее всего, после обретения мощей.
Этот шитый образ считается уникальным по двум причинам. Во-первых, по мнению многих исследователей, это был первый надгробный покров на Руси. Во-вторых, образ похож на портрет своей характерной почти живописной манерой, не свойственной для шитья. В дальнейшем было создано много покровов на раку Преподобного Сергия, однако черты святого на лике уже имеют строго каноничный, лишенный деталей характер. Видно, что художнику лик святого был настолько дорог, что он боялся упустить малейшие подробности и поэтому передал их с особым трепетом: рисунок скул, асимметрию лица, близко поставленные к переносице глаза, неодинаковые брови, тонкую линию носа, густую шапку волос, которая на многих поздних иконах станет одной из характерных черт святого. Лик вышит удивительно прозрачно. Невольно приходишь к выводу, что, возможно, автор присутствовал при обретении святых мощей, знал учеников Сергия Радонежского, был свидетелем чуда: «Открывше чудотворный гроб…и видевша чудное зрение… яко не токмо честное тело святаго цело и светло соблюдеся, но и одежда его, в ней же погребен бысть, цела бяше всяко и тлению никакоже спричасна»1.
Видимый памятник
Несколько архивных источников упоминают о существовании прижизненного изображения Преподобного, написанного иконописцем и племянником Сергия святителем Феодором Ростовским. Об этом, в частности, сказано в так называемом Клинцовском подлиннике (рукопись XVII в. — место хранения неизвестно, однако на нее ссылаются ученые XIX века: Евгений Голубинский и Федор Буслаев). Цитату из него приводит в своей книге «Преподобный Сергий Радонежский и созданная им Троицкая лавра» церковный историк Евгений Голубинский: «Святый Феодор, архиепископ Ростовский, сродник сый святаго Сергия, писаше святыя иконы; той, егда бысть архимандритом в Симоновском монастыре на Москве, написал образ дяди своего, святаго Сергия чудотворца, зело чудно». Однако никаких следов этого портрета не сохранилось.
Часто возникает вопрос, почему до нас не дошло ни одной иконы Преподобного Сергия в изображении Андрея Рублева? Да, есть предположение, что рисунок для покрова на раку святого Сергия сделал святой Андрей Рублев, но оно ничем не подкреплено. Но зато есть икона Святой Троицы, и, как сказано в житии Преподобного Сергия, она была написана в его славу, память и честь. Можно предположить, что Андрей Рублев самой известной своей иконой создал видимый памятник Сергию, для которого важным делом жизни было утверждение почитания Святой Троицы. Иконописец вложил все свои силы и духовную мощь в эту икону. Недаром священник Павел Флоренский писал, что поистине автором Троицы надо считать Преподобного Сергия, потому что именно он явился духовным вдохновителем этого образа. И богови́дение Преподобного Сергия, его внутренний труд и молитва материализовались через кисть преподобного Андрея Рублева в образе Святой Троицы.
Уникальность троицкого образа
Из икон Преподобного Сергия, дошедших до нас, самые значительные — это житийные образы, где Преподобный изображен с житием. Это так называемый троицкий образ. Один из них находится в местном ряду иконостаса Троицкого собора Троице-Сергиевой лавры, другой — в Успенском соборе Московского Кремля.
Искусствоведы не пришли к единому мнению относительно даты создания троицкого образа. Так, Эвелина Гусева, ведущий научный сотрудник отдела древнерусского искусства Третьяковской галереи, относит время его написания к 1480 году и связывает это с чудесным рождением сына Ивана III Василия по молитве его матери Софии Палеолог к Преподобному. А Вадим Нарциссов, старший научный сотрудник Третьяковской галереи, датировал образ 1492 годом, то есть годом столетнего юбилея преставления Преподобного Сергия. К этой дате в свое время присоединялся и директор Музея древнерусского искусства Геннадий Попов. Большинство исследователей приписывало этот образ кругу Дионисия, хотя достоверно это утверждать нельзя. Икона по-своему уникальна: она соединяет в себе лаконизм и созерцательность рублевских образов и предвосхищает утонченность века Дионисия, гармонично соединяя в себе две эпохи.
Троицкий образ в лавре был раскрыт из-под записи в 1920-е годы, но в силу разных обстоятельств (темный собор, закрытие монастыря) оказался вне поля зрения искусствоведов. Полностью его отреставрировали только в 2008 году. Лучезарный, глубокий и в то же время монашеский образ открылся совершенно в новом свете. Святой изображен по пояс, с закрытым свитком в руке. Вокруг него — 19 клейм. Многие исследователи говорили даже, что икона могла быть создана и раньше — возможно, и во время прославления Преподобного Сергия, то есть в 1460-е годы.
Образ из Успенского собора датируется концом XV — началом XVI века и содержит точно такие же клейма. Единственное отличие — на нем Преподобный Сергий изображен в полный рост. Нельзя достоверно утверждать, какая из этих двух икон была написана раньше, как и точно ответить, чьей кисти они принадлежат. Однако по ряду косвенных признаков можно сделать предположение, что образ из лавры первичен. Так, при внимательном рассмотрении каждого клейма можно заметить, что по композиционному расположению фигур на нем и их изображению всё решено более свободно и творчески, чем на успенском образе, в котором больше случайностей и схематичности. Иными словами, в первом образе преобладает рука автора, а во втором — следование образцу.
Тот канон клейм, который приводится в образе из лавры, по своему содержанию и композиции использовался как образец для последующих списков, которых от XVI века до нас дошло более десятка. Такое число списков наводит на мысль, что именно эта икона явилась образцом, с которого более века писались житийные образы Преподобного Сергия. В частности, помимо образа из Успенского собора Московского Кремля это икона из Благовещенской церкви Чудова монастыря, которая находится в музее Московского Кремля, икона из Успенского собора в Дмитрове, которая находится в музее Андрея Рублева и которую приписывают кисти Феодосия (сына Дионисия, начало XVI века). А также знаменитая икона Евстафия Головкина, написанная на доске от гроба Преподобного Сергия. Все они занимали важное место в пространстве храма. Уникальность троицкого образа в том, что никакая другая икона — ни святителей Алексия или Петра, ни Святителя Николая Чудотворца — не имеет такого количества списков. И единственное их отличие друг от друга лишь в том, что одни из них поясные, а другие — ростовые.
О духовной жизни
В ранних житийных иконах Преподобного Сергия иконописец сосредоточен на духовной жизни святого. Например, верхние клейма иконы рассказывают о становлении его личности, пострижении, молитвенном подвиге, когда святой изгоняет нечистых духов из места, где он подвизается, о его рукоположении. Боковые клейма отражают чудеса святого и его житие как Преподобного, который был прославлен. Иконописец обращает особое внимание на смирение и смиренномудрие старца, на его монашеский подвиг и силу молитвы. Например, клейма чудес воскрешения отрока или изведения источника (по просьбе братии, жалующейся, что далеко ходить за водой) говорят о силе молитвы. Клеймо возвращения воскресшего отрока отцу свидетельствует о смиренномудрии святого. Дело в том, что отец начал спорить и настаивать, что мальчик умер, а не замерз и отогрелся, как сказал Преподобный Сергий. Но святой хотел скрыть чудо воскрешения и пригрозил отцу, что мальчик умрет, если тот «не умолчит». О том же и рассказ о крестьянине, пришедшем издалека посмотреть на святого Сергия, но усомнившемся, когда Преподобный предстал перед ним в рубище. Клейма «Исцеление ослепшего греческого епископа» и «Видение Божественного огня во время Литургии» — это противопоставление неверия епископа (и потому ослепшего) святости Преподобного и Божественное откровение о высоте его святости.
Кроме того, в троицком образе при незначительном количестве деталей каждая из них имеет свой глубокий символический смысл. Например, цвет обуви святого (обычно коричневый) при причащении его Божественным огнем — красный, как и у Богородицы, Которая в Своем явлении Преподобному заверила, что его обитель не оскудеет.
Нижний ряд клейм повествует о погребении Преподобного Сергия, обретении его мощей и посмертных чудесах. Таким образом, икона обладает внутренней логикой и богословским осмыслением жития. У иконописца не было задачи изобразить как можно больше чудес, которых было немало еще при жизни Преподобного. Из 11 посмертных чудес жития художника интересуют только три: исцеления Захарии Бороздина, Симона Антонова и слепого. В житии делается особый акцент на то, что после кончины помощь святого не прекращается, что с переходом в иной мир он продолжает ходатайствовать за обращающихся к нему с молитвой перед Престолом Божиим. Последнее клеймо «Исцеление слепца у гроба Сергия». Это история о слепом, который пришел на праздник Троицы в обитель, и некому было подвести его к мощам Преподобного Сергия. Тогда он взмолился о помощи, и Преподобный явился ему и подвел его к своим мощам. Таким образом, это клеймо как собирательный образ показывает все нескончаемые чудеса, совершающиеся у раки Преподобного Сергия и по сей день. В то же время это клеймо о конкретном чуде, описанном Пахомием Логофетом; и сам иконописец, возможно, был тому свидетелем.
Лидер и заступник
К началу XVII века акцент иконографии о Преподобном Сергии смещается на образ общественно-политического и духовного лидера. Это характерно для времени становления Российского государства и отражается на содержании и увеличении числа клейм. Они дополняются, например, благословением Дмитрия Донского на Куликовскую битву, примирением враждующих князей, основанием монастырей и др. Особенно это усиливается в Смутное время. Это не случайно, потому что молитвенное заступничество Преподобного Сергия за свою землю проявилось в чудесных явлениях святого, например на стенах Казани во время ее осады Иваном Грозным (после чего город был взят штурмом) или святителю Иоасафу, насельнику Троице-Сергиевой лавры во время ее осады поляками.
Кроме того, в более поздних иконах появляется намного больше детализации и конкретики. Например, в троицком образе нет еще изображения Святой Троицы, а на списке троицкого образа кисти Евстафия Головкина (200 лет спустя после преставления Преподобного Сергия) уже есть.
Между тем ни одно из клейм троицкого образа, кроме явления Преподобному Божией Матери, не распространилось как отдельно взятая икона.
«Посещение чюдно хощеть нам быти»
Образ «Явление Богоматери в сопровождении апостолов Петра и Иоанна Богослова» полон важных символов. Присутствие Иоанна Богослова на иконе получает особый смысл, если вспомнить, что Преподобный Сергий препоручил Богоматери основанную им обитель, так же как когда-то Сама Богоматерь была отдана на попечение любимого ученика Спасителя: Же´но! се, сын Твой, се, Матерь твоя! (Ин. 19, 26–27). В доме апостола Иоанна Богоматерь пребывала до конца Своих дней. Присутствие же апостола Петра, этого путеводителя праведных душ в Царствие Небесное, напоминает о распространенном восприятии монастыря как места спасения насельников во время Страшного суда. Кроме того, апостолы Петр и Иоанн представляют собой полноту власти апостольства: первенство Петра как старейшины апостольского лика дополняется первенством любви Иоанна — возлюбленного ученика Господа, тайновидца и богослова, усыновленного Божией Матерью.
Важно в этом случае и то, что явление Богоматери было уникальным в русской монашеской практике. Недаром позднее в этом видели явное указание на особое Божие покровительство Московской Руси.
В житии Преподобного подчеркивается, что Божия Матерь явилась ему наяву, это не было каким-то видением. «Не гаданием, не в сонном видении, — замечает жизнеописатель, — а наяву видел он Матерь Божию, как видел Ее некогда преподобный Афанасий Афонский». Перед явлением святой предупредил своего ученика Михея: «Чадо! Трезвися и бодръствуй, понеже посещение чюдно хощеть нам быти». Кроме того, упоминаемое слово «посещение» передает совершенную реальность происходящего при бодрственном (трезвенном) состоянии Преподобного игумена и ученика. Это редчайший случай именно такого явного вхождения небесного в наш вещественный мир. И этим подтверждается учение об обожении плоти, которая через подвиг молитвы, труда и смирения уже здесь, на земле, может быть причастна к небесному.
О том, что именно этот сюжет стал приоритетным для троицких иконописных мастерских, свидетельствуют и письменные источники (записи о вкладах частных лиц в разные монастыри, о дарах Троице-Сергиева монастыря знатным богомольцам), и дошедшие до нас иконописные памятники. А в XVI веке этот образ встречается уже далеко за пределами Троицкого монастыря.
Так, в переписной книге Ипатьевского монастыря 1595 года в перечислении пядничных икон неоднократно встречается сюжет «Явления» в вариантах с Троицей в мандорле или Спасовой рукой. Опись монастыря 1641 года свидетельствует о том, что троицкие мастера создали очень много таких икон («в казенных же верхних палатах» значится 1163 образа, «писанные на золоте и на красках»). Большая часть из них использовалась как раздаточные: упоминаются иконы, которые были «поднесены Господне в разные приходы», или образ «отпущен к Москве», или «на Москве поднесен приезжему иноземцу».
А со второй половины XIX века в стенах Троице-Сергиевой лавры получила развитие резная икона. И здесь сохранялись те же пропорции: в августе 1857 года было сделано 14 икон «Явления» и 3 образа Преподобных Сергия и Никона Радонежских, в сентябре — 18 «Явлений» и 1 икона Преподобного Сергия.
Ее также всё чаще изображают на хоругвях, на надгробном покрове Преподобному Сергию в XVI веке, на лаврских архимандричьих палицах, на подвесных пеленах, шитых на княжеских дворах.
Но самое раннее упоминание об иконе «Явления» относится к 1446 году и связано с драматическими событиями пленения великого князя Василия Темного войсками Димитрия Шемяки и Иоанна Можайского. Согласно «Житию и чудесам Преподобного Сергия, игумена Радонежского», Василий Темный, скрывшийся в обители от двоюродных братьев, появился на пороге Троицкого собора, держа в руках икону «Явления». Икона «Явление Богоматери Преподобному Сергию», чтившаяся как великая святыня, была поставлена на гроб святого, очевидно, уже вскоре после обретения его святых мощей (5 июля 1422 года). Василий Темный пытался образумить князя Иоанна, напоминая о крестном целовании: «Брате, целовали есмя животворящий крестъ и сию икону въ церкьви сей живоначалныя Троиця, у сего же чюдотворцева гроба Сергиева, яко не мыслити намъ, ни хотети никоторому же от братьи межи себе никоего лиха». Летопись подтверждает не только наличие к 1446 году иконы «Явления» на гробе Преподобного, но и подчеркивает ее исключительную роль в вопросах примирения русских князей.
Возможно, этот образ был принесен в ставку Ивана Грозного при осаде Казани из Троице-Сергиевой лавры. И, по словам летописца, скоро в осаде Казани наступил перелом и судьба города была решена.
Впоследствии этот образ безвозвратно исчез. Но вместо него в 1591 году иконописец Евстафий Головкин написал точно такую же икону на доске от гроба святого Сергия. И уже ее берут с собой цари и воеводы, отправляющиеся в военный поход. Этот образ Владычицы и Преподобного вдохновлял русских солдат, офицеров и полководцев в польском походе царя Алексея Михайловича, в Русско-шведской войне, войне 1812 года, Крымской, Русско-японской и Первой мировой войнах.
Таким образом, широкое распространение «Явления Богоматери» как отдельного образа, скорее всего, связано с тем, что тема заступничества и покровительства Божией Матери над Русью была наиболее актуальной и востребованной духовно. По той же причине и Успенский собор (1559–1585), построенный при Иване Грозном, назван в честь Божией Матери.
Многословность и ретроспективность
В изображениях XVII века новшество проявляется в добавлении иконографических тем (клейм). Иконописные жития становятся уже более многословны и описательны в рассказе о жизни святого. В итоге от задачи XV века создать молитвенный образ и показать святость в XVII веке художник переходит к задаче наглядного повествования, иллюстрирования жития и стремится показать события истории.
Если на троицкой иконе каждое клеймо воспринимается по отдельности, как самостоятельная композиция, то икону XVII века без лупы уже не разглядеть. Различие между образом рублевского периода и образами XVII века — в подходе к самой иконе, к ее восприятию. Узорчатость появляется во всем: и в орнаментах, и в архитектуре, в некой многословности и парадности. ХХ век — это особый период (с учетом гонений), когда взгляд на древние иконы пересматривается еще и в связи с тем, что появляется возможность познакомиться с древними образцами. И заключенная в них красота, скрытая за окладом, за потемневшей олифой, за записью, конечно, поразила наших современников. И восхищенные этой красотой, они уже не дерзают во многом творить что-то совершенно новое. Поэтому характерная особенность икон ХХ века — ретроспективность. Несмотря на это, вновь написанная икона не будет копией старой. Она всё равно привнесет что-то свое, в первую очередь опыт собственной молитвы, видения и восприятия гармонии. Но тем не менее это будет новое слово с оглядкой и опорой на традиции древних иконописцев. И точно так же было и во времена Андрея Рублева, когда иконы писались на основе византийской традиционной культуры.
1 «Житие и чудеса Преподобного Сергия, игумена Радонежского, записанные преподобным Епифанием Премудрым, иеромонахом Пахомием Логофетом и старцем Симоном Азарьиным», по изданию 1646 г.
