Сегодня перед нами со все большей остротой встает вопрос: почему Церковь становится малоубедительной для огромного числа людей, особенно для молодежи? Одна из важнейших причин этого заключается в следующем. Церковь — это не голый спиритуализм, не исключительно духовность, Церковь целостно охватывает всего человека, все сферы его жизни. Духовность же свою Церковь выражает посредством определенной культуры, которая есть прежде всего культура слова, культура ответственной личной рефлексии. Эта культура глубоко традиционна и — в лучшем смысле слова — консервативна.
Современные люди с рождения живут в совершенно иной культурной среде. Это прежде всего культура «клипового» видеоряда и массовых медиатехнологий, которые обессмысливают традиционную эстетику. Музыка из высочайшего искусства превращается в попсу, ибо если она играет и гремит из всех точек пространства, она не может не обесцениться. Изобразительное искусство из-за перестройки мышления прежде всего на видеовосприятие теряет значение искусства и становится повседневным фоном. Литература, соответствующая высокой эстетической заданности прошлых времен, просто не может пробиться к массовому читателю из-за массовости же полиграфии. Количество слов в сегодняшнем мире, передаваемое системой массовых коммуникаций, девальвирует и обесценивает смысл слова. В практическом ключе такая культура дальше всего именно от индивидуального осмысления жизни, от Слова, его ценности и значимости.
Именно здесь — в нестыковке культур, на мой взгляд, коренится малоплодность современной церковной проповеди. Церковь обращается к людям на своем языке, а современный человек (который, по сути, ничем не хуже, чем люди, скажем, XIV века) просто не «въезжает» в ту культуру и те слова, которыми оперирует Церковь. Людям поэтому тяжело читать Евангелие, воспринимать традиции Церкви, а тем более — перестраивать в соответствии с ними свою жизнь.
I
В свете вышесказанного — несколько замечаний о «рок-проповеди», которая вызывает сегодня споры в церковной среде. Надо ли священнослужителям, миссионерам идти к молодежи и проповедовать на рок-концертах? Обязательно надо. То, что делают игумен Сергий (Рыбко), диакон Андрей Кураев и другие наши проповедники — дело важное и необходимое. Но это дело и новое для нас. Первые опыты имели успех, но и поставили вопросы, с которыми, я думаю, «рок-миссионеры» обязательно столкнутся, когда спадет первая волна энтузиазма. Главный из этих вопросов: а что дальше? Миссионерский импульс мы дали, но каковы будут следующие, уже педагогические, шаги?
Выше я отмечал, что многим людям тяжело воспринимать евангельскую весть и церковные традиции, потому что их внутреннее устроение и внешняя среда культурно «не вмещают» полноту христианства. Способна ли вместить эту полноту рок-культура? Будучи по образованию и интересам академическим музыкантом, попробую порассуждать на эту тему с точки зрения музыкальной эстетики (сознательно не затрагивая социальные и прочие аспекты рок-культуры).
Каковы жанровые особенности рок-музыки? Во-первых, ее единственная музыкальная форма — песня. Во-вторых, мелодическая, гармоническая и ритмическая компоновка этих песней, как правило, весьма примитивна: квадратные построения, бесконечные повторения, три-четыре аккорда, непрестанное подчеркивание ритма и прочее (учитывая существующее богатство музыкальных средств выражения, ограничение лишь самыми примитивными из них неизбежно сводит рок-музыку к первобытной эстетике). В-третьих, рок невозможен без электрозвука, противоположного, по сути, естественным акустическим тембрам музыкальных инструментов. В-четвертых, рок-музыка предполагает обязательную «обратную социальную связь» со своей аудиторией; ее не поиграешь «для себя», уединившись за фортепиано (а в связи с примитивизацией средств художественного выражения происходит и примитивизация аудитории). Я уже не говорю о содержании текстов, о мастерстве и актерском обаянии самих рок-музыкантов; речь, повторю, идет исключительно о музыкальной стороне вопроса. И, на мой взгляд, эстетика рока не может вместить в себя весть о Христе.
Вообще в художественном творчестве, как известно, существуют большие проблемы с достойным выражением положительного идеала. В музыке, пожалуй, одному лишь И.-С. Баху удалось с великой силой художественной убедительности говорить о Христе, и то за счет того, что его искусство — изощреннейшее, интимнейшее, на пределе сложности — опирается на древнюю европейскую религиозную музыкальную символику и литургические тексты Лютеранской Церкви, без знания чего мы не можем понять музыки Баха (а в наше время и для проникновения в эту область знания требуется серьезное культурное и личное усилие и желание). Но Бах — исключение. Уже «обычная» классическая музыка, вооруженная богатейшим арсеналом художественно-выразительных средств, с гораздо меньшей адекватностью способна выразить содержание христианства. Тем менее это может более примитивное с музыкально-эстетической точки зрения явление — рок-музыка.
Не нужно думать, что это отвлеченные рассуждения. Эстетика с трудом может подвести человека к началам божественной гармонии (всего несколько имен в истории человечества). Но она легко может обрушить благие религиозные интенции человека-творца до уровня подмены смыслов. Для примера возьмем нашего самого известного православного рок-певца — Константина Кинчева. Каким бы он ни был замечательным православным христианином, в рамках рок-культуры говорить именно о Христе и евангельской жизни у него не получается. Рок-эстетика снижает его мысль до околохристианских вещей: он поет о «небе славян», о Руси, о том, что сейчас «позднее», чем можно было себе представить («православные» страшилки), и т.п. Легко завести зал на рок-концерте, чтобы полупьяная молодежная аудитория вслед за своим кумиром ревела: «мы — православные». Но возможно ли в рамках рок-концерта дать человеку импульс к осмыслению того, что должно стоять за этим словом? Мне видится здесь опасность совершенно неверного восприятия православия. Не одушевленное подлинным христианским содержанием, оно, вслед за эстетическим, неизбежно снижает и этическое, и духовное свое значение (как тут не вспомнить Бродского: «эстетика — мать этики») и превращается в некую «православную» идеологическую оболочку, под которой скрывается массовая молодежная агрессия. А она может так или иначе выплеснуться (и уже выплескивается), что отнюдь не служит ни полноценному воцерковлению этих молодых людей, ни авторитету Церкви.
II
Итак, что мы в перспективе хотим от нашей проповеди на рок-концертах? Внести в рок-культуру элементы внешнего, «сниженного», обскурантистски националистического «православия»? Рок-культура, будучи в значительной степени примитивной и агрессивной по природе, такое «православие» без труда примет и «переварит» — как и любую другую форму агрессии и любой другой примитив. Нужен ли такой результат нам (да и самой рок-культуре)? Или все же мы хотим благовествовать Христа и евангельскую жизнь в Его Церкви? Но это возможно, только если мы, хотя бы частично, выведем людей за рамки собственно рок-культуры и введем их в гораздо более высокую и во многом иную культуру христианства. Именно это направление в рок-проповеди представляется мне единственно возможным, если мы желаем действительного успеха нашей миссии в этой области. Конкретные же шаги такого миссионерства — повторю, принципиально необходимого — нуждаются в обсуждении всех, трудящихся на ниве апостольского служения в молодежной среде.
11 июля 2006 г.
