О рясофоре как о начальной степени монашеского чина

В последнее время в ходе обсуждения важного для Русской Православной Церкви документа — "Положения о монастырях и монашествующих" был поставлен вопрос, имеет ли рясофорный инок монашеское достоинство и каковы канонические последствия рясофорного пострига. Сам по себе вопрос о статусе рясофорных иноков имеет большое значение. Он вплотную касается их канонических прав и обязанностей, в частности права на оставление обители и последующее вступление в брак. Поэтому вопрос о том, принадлежит ли рясофорным инокам монашеское достоинство, поднимается снова и снова на протяжении нескольких последних столетий.

Еще в XII в. Феодор Вальсамон полемизировал с иноками, которые считали, что они вправе отложить иноческое одеяние и оставить свой монастырь, поскольку не давали монашеских обетов. Следовательно, таковые считали себя мирянами, не связанными монашескими узами. В начале XIX в. преподобный Никодим Святогорец в "Пидалионе" обличал рясофорных иноков за намерение оставить монастырь и монашеское житие и воспринять на себя образ мирян. В близкое к нам время воззрение на иноков, как на лиц, еще не вступивших в лик монашествующих, получило широкое распространение и в России. Игумения Таисия (Солопова), одна из подвижниц благочестия XIX в., в своих сочинениях писала, что рясофор "в сущности не считался пострижением и назывался "малым постригом"¹, поэтому многие рясофорные иноки и инокини покидали монастырь и возвращались к мирской жизни, считая себя не связанными обетами перед Богом².

Итак, как уже было сказано, совсем недавно этот вопрос был затронут еще раз в ходе обсуждения "Положения о монастырях и монашестве". Во время дискуссии прозвучало мнение о том, что по своему каноническому статусу рясофорный инок — это лишь мирянин, имеющий благословение носить рясу. Подобный взгляд высказывается в частности и в статье архимандрита Иеронима (Николопулоса)³, которая представляет собой исследование одного из греческих канонистов-богословов.

То явление, что такой взгляд на рясофор оказывается весьма устойчив, заставляет еще раз обозреть канонические и святоотеческие источники по этому вопросу, чтобы уточнить и прояснить, насколько это возможно, все его аспекты. Вопрос этот действительно заслуживает сугубого внимания, потому что, если мы приходим к выводу о том, что все постриженные в настоящее время рясофорные иноки являются мирянами и могут свободно покинуть монастырь даже без благословения своего игумена, как на это указывает и архим. Иероним в своем исследовании⁴, — то последствия этого для Церкви в настоящее время могут оказаться плачевными.

В этой статье мы ни в коей мере не хотим полемизировать с теми, кто считает иноков всего лишь мирянами, а иночество — только подготовкой к приему монашества. Не хотим мы и настаивать на каких-то мерах прещения по отношению к инокам, покинувшим свой монастырь и вернувшихся к мирскому житию. Бог ждет от каждого из нас свободного служения Ему, и в первую очередь Ему дорого именно наше свободное произволение. Нашей целью было воодушевить иноков, носящих рясофор, к ревностному прохождению своего подвига и дать им святоотеческое понятие о всей важности их чина, о том, как дорого и желанно пред Богом их вступление в первоначальную степень монашеского звания.

Рассмотрим сейчас подробнее вопрос о статусе рясофорных иноков: отличаются ли носящие рясофор от мирян и почему? В настоящее время можно услышать мнение, что каноны не предусматривают отдельной степени рясофорного инока и потому таковые являются мирянами и не несут канонической ответственности в случае, если пожелают оставить монастырь.

С тем, что каноны на самом деле не предусматривают отдельной степени рясофорного инока, действительно, трудно не согласиться. Как не предусматривают они в то же время отдельных степеней малой и великой схимы, просто потому, что разделения на эти три степени еще не существовало в церковной практике того времени. Формирование особого чина иноческого пострижения (как, вероятно, и выделение рясофорных иноков в особую степень монашества) начало складываться, по замечанию Н. Пальмова⁵, в XII в. И потому совершенно естественно, что каноны,  установленные Вселенскими и Поместными соборами и святыми отцами во временной промежуток III–IX вв, не могут прямо и непосредственно выносить определения, посвященные статусу рясофорных иноков.

Показательно, что зачастую каноны не называют лиц, посвятивших себя Богу, даже и монахами, а используют для этого какие-либо описательные выражения, которые тем не менее ясно обозначают предмет речи. Ярким примером этого может послужить правило 60 святителя Василия Великого: "Обещавшаяся пребыти в девстве, и от обещания своего отпадшая, да исполнит время наказания, положенное за грех прелюбодения с распределением, смотря по ея жизни. Тожде и для восприявших обет жития монашескаго, но падших"⁶. Таким образом, если каноны не упоминают прямо о степени рясофорных иноков, это еще ни в коей мере не свидетельствует о том, что носящий рясофор принадлежит в Церкви к чину мирян.

Если мы будем взирать только на внешнюю, формальную сторону дела, мы можем прийти к совершенно абсурдному выводу. Как общеизвестно, высшей и совершеннейшей степенью монашеского пострига является великая схима. Если каноны говорят только о чине совершенных монахов и распространяются только на них, то, значит, наряду с рясофором можно вменить ни во что и пострижение в малый образ, как еще несовершенный, приготовительный, называемый всего лишь "обручением великого ангельского образа"⁷ и не дающий всей полноты монашеского достоинства. Таким образом, можно объявить, что и мантийный монах волен оставить монастырь и вернуться к мирской жизни. Но, конечно же, вряд ли найдется такой человек, который осмелится утверждать что-либо подобное.

Кроме того, замечательный аргумент приводит в своей статье "Περί τῆς ἀξίας ἥν κέκτηται ἐν τῇ Ἐκκλησίᾳ ἡ εἰς ἀρχάριον ρασοφοροῦντα Ἱερά Ἀκολουθία" ("О достоинстве, которое приобрело в Церкви священное последование пострижения в рясофор") архимандрит Тихон, настоятель Афонского монастыря Ставроникита⁸. Рассуждая о том, почему каноны не делают никаких упоминаний о статусе рясофорных иноков, он говорит, что священные правила всегда наблюдают за сутью монашеского исповедания и за его духовными последствиями, а не за уставной его стороной. Они рассматривают как допустимую и приносящую те же духовные и, следовательно, юридические результаты, любую форму пострига из многих имевших распространение за многовековую историю монашеской жизни в Церкви. "Иначе говоря, они рассматривают монашеский образ как единый, под каким бы уставным видом он не совершался… — утверждает далее архимандрит Тихон. — То, что уставная сторона пострига не является объектом исследования священных правил, не составляет исключения и парадокса, поскольку то же самое происходит и с тем, что касается уставно-совершительной стороны и формирования последований всех священных таинств Церкви".

Что же делать в том случае, когда каноны ясно не говорят о каком-либо явлении?

В церковном праве, как говорит прп. Никодим Святогорец, отчасти может действовать принцип аналогии: "О том, о чем правила ясно не пишут, следует судить и выносить заключение на основе подобных случаев, описанных в правилах, или на основе писаний отдельных отцов, или даже по рассуждению здравого ума… Там, где нет правила или писаного закона, сохраняется добрый обычай, который проверен правым разумом и испытан многими годами и который, не противореча писаному правилу или закону, замещает правило или закон"⁹. Поэтому мы можем с полным правом отметить, что многие из святых Православной Церкви имели благой обычай взирать на рясофор именно как на начальную степень монашеского чина и относились к нему с уважением. Приведем несколько мнений греческих и русских святых отцов:

Прп. Никодим Святогорец: "Рясофорные уже не могут сбросить рясу и вступить в брак — да не будет! Как они дерзнут на это, в то время как и власы на голове их пострижены, а это означает, что они отверглись всякого мирского мудрования и посвятили свою жизнь Богу? Как они дерзнут на это, когда с благословения носили монашескую рясу и камилавку, поменяли имя и над ними были прочитаны иереем две молитвы, в которых иерей благодарит Бога за то, что Он “избавил их от суетнаго мирскаго жития и призвал на честное обещание монашеское”, и просит Его принять их “во иго Его спасительное”? И если тот, кто только дал обещание стать монахом, пусть и не приняв рясофора, не должен нарушать обещание, но должен исполнять его, по изречению обеты мои Господу исполню¹⁰, — то сколь более тот, кто носил рясу?"¹¹

Посмертные вещания прп. Нила Мироточивого: "Принятие рясофора есть вписание  себя в войско и беспрестанное изучение боевого дела. Мантия же есть выступление в поход, подобно тому,  как при наступлении войны войска выступают на войну и шествуют  военным походом. Принятие же великого образа, схимы  есть вступление в решительное сражение, когда войска достигнут места  боя и приведут себя в полную боевую готовность. Возвращение из рясофорного пострига в мир так же  недопустимо, как если бы кто вписался в войско, потом дезертировал и  не присоединился к войскам, пошедшим на войну; он становится  отступником царя. Когда царь увидит сего отступника, сего  преслушника царского веления, вычеркнет его из списка. Подобное сему  постигнет того, кто, вознамерившись быть монахом и вписавшись в  воины Царя Небесного, потом раскается в сем намерении, выпишется,  сделается рабом мира, поработившись и делам мира — смраду  греховному..."¹²

Еп. Феофан Затворник¹³: "Бог благословит и монашескую одежду (рясофор) принять. И старайтесь с этого же раза явить в себе настоящую монахиню".

Прп. Макарий Оптинский: "Монашества три степени: рясофор, мантия и схима; первый — новоначальных, второй — средних, а третий — совершенных".

Прп. Амвросий Оптинский: "Поздравляю тебя с пострижением в рясофор — это первая степень монашескаго образа. Сердечно желаю тебе пожить отселе по-монашески, в терпении и смирении, и во страхе Божием, и хранении совести, как требуют заповеди Божии, начиная с искренняго покаяния пред Богом и духовным отцем".

Из дневника преподобноисповедника Никона Оптинского:

"В Великую Субботу перед Светлой заутреней я был около Батюшки [имеется в виду преподобный Варсонофий Оптинский]. Вот Батюшка мне и говорит:

— Вы, быть может, заметили, что я теперь стал к Вам строже. Мне, когда я был пострижен в рясофор, о. Анатолий в свое время сказал так: 'Теперь для вас начинается новая жизнь. И какое дает себе направление и настроение монах в первое время по пострижении в рясофор, то останется у него до гроба".

— Вот как, — я говорю, — а я думал, что настоящая монашеская жизнь начинается с пострижения в мантию.

— Да, время пострижения в рясофор имеет великую важность в жизни монаха".

Если допустить, пострижение в рясофор не является посвящением в начальную степень монашеского жительства. Разве в таком случае эти святые не могли бы сказать своим послушникам: "Вот, над тобой совершится рясофорное пострижение, но ты еще можешь передумать, это не окончательный твой выбор, ты волен в любую минуту вернуться к прежней своей жизни"? Напротив, знаменитые святые и подвижники благочестия говорят о великом значении пострига в рясофор, называют его началом монашеской жизни, подчеркивают то, что этот постриг есть некая граница, отделяющая мирское прошлое человека от его новой ангелоподобной жизни во Христе. Благодаря этому святоотеческому воззрению в Православной Церкви и поныне существует взгляд на рясофор именно как на начальную степень монашеского образа, и силу этой традиции, которая заместила собой писаные законы и каноны, нельзя недооценивать. Она сохранялась даже в труднейшие годы гонений на Русскую Церковь: подвижники тех лет постригали своих духовных чад именно в рясофор, считая его полноценным монашеским постригом. Например, о преподобноисповеднике Игнатии (Лебедеве) сообщают следующее: батюшка предпочитал постригать именно в рясофор, он "постепенно подготавливал человека, тщательно выбирал имя и всегда говорил: “Так как вы без стен монастырских и без одежды монастырской, надо менять вам имя в рясофоре, чтобы у вас был новый предстатель, чтобы вы чувствовали страх перед своим новым святым и радость, что у вас есть новый заступник”. Батюшка хотел, чтобы новая жизнь была более реальна и ощутима в условиях монашества без стен и одежды…"¹⁴

Теперь хотелось бы сказать подробнее и о том, какие именно элементы в чинопоследовании иноческого пострига сообщают рясофорному иноку монашеское достоинство.

Прежде всего, это две молитвы, читаемые в чинопоследовании пострижения в рясофор¹⁵. По вопросу о времени их происхождения существуют разные мнения. Если Н.Пальмов считает, что в существующем виде это чинопоследование сложилось только к XIV в.¹⁶, то современная исследовательница Е.Жукова в своей монографии "Γέννηση καί ἐξέλιξη τῆς ἀκολουθίας τοῦ μοναχικοῦ σχήματος κατά τούς 4–7 αἰώνες βάσει ἀγιολογικών πηγών" ("Зарождение и развитие чинопоследования монашеского образа в 4–7 веках на основе агиографических источников") говорит о том, что это последование очень древнее, и вероятно, является древнейшим видом последования великого ангельского образа¹⁷.

Стоит указать, что молитвы на пострижение в рясофор содержат в себе выражения, говорящие именно о восприятии монашеского образа:

"Благодарим Тя, Господи Боже наш, Иже по мнозей милости Твоей избавил еси раба Твоего, имярек, от суетнаго мирскаго жития, и призвал еси его на честное сие обещание…" — по меткому замечанию преподобноисповедника Никона Оптинского, благодаря этим словам, "Святая Церковь Православная и на рясофор смотрит, как на обет Богу"¹⁸.

"Сподоби убо его пожити достойно во ангельстем сем житии…" — нет нужды напоминать о том, что ангельским житием в святоотеческой традиции именуется именно житие монашеское.

"Во иго Твое, Владыко, спасительное приими раба Твоего, имярек" — образ ига Христова, по выводам Е.Жуковой, очень часто встречается в житиях святых преподобных отцов, и совершенно не случайно эта молитва обозначает вступление в монашескую жизнь через подъятие ига Христова¹⁹.

"И сподоби его сочетатися пастве избранных Твоих" — прямой параллелизм с молитвой из чинопоследования пострига в малую схиму: "введи раба Твоего сего в духовный Твой двор и сопричти его словесному Твоему стаду".

Приняв во внимание всё это в совокупности, трудно согласиться с мнением архимандрита Иеронима (Николопулоса), настаивающего, что "некоторые из выражений этих двух молитв общие и преследуют цель выразить желание благополучного исхода духовной брани, а другие могут быть истолкованы разным способом, а не как обязательно упоминающие о монашеском достоинстве"²⁰. Нет, напротив, эти молитвы говорят именно о сопричислении к лику монашествующих и отныне брат, над которым они были прочитаны, вступает в монашеское жительство, жительство "земных ангелов и небесных человеков".

Наконец, надо сказать, что молитвы на пострижение в рясофор уникальны и читаются только в ходе чинопоследования пострижения в рясофор. Архим. Иероним ошибочно указывает, что подобная же молитва читается над учениками духовной школы Ризари, но это его мнение опровергается архим. Тихоном, игуменом монастыря Ставроникита²¹. Отличаются молитвы на пострижение в рясофор и от молитв на поставление чтеца или псалта, о чем свидетельствует "Великий Евхологий"²².

Еще одним доводом против того, что иноческое пострижение сообщает рясофорному иноку монашеское достоинство, является будто бы отсутствие оглашения перед постригом и отсутствие произнесенных вслух обетов.

Во-первых, необходимо заметить, что каноны и традиции Древней Церкви свидетельствуют о том, что если даже человек не произносил вслух обета стать монахом, но вступал в монастырь с намерением посвятить себя Богу, — он считался монахом со всеми вытекающими отсюда последствиями, как показывает правило 19 святителя Василия Великого: "А обета мужчин мы не знаем, разве только кто-либо причислил себя к чину монашествующих, которые своим молчанием показывают, что принимают безбрачие"²³. Иначе говоря, в древности даже то, что обеты не были произнесены вслух, не препятствовало быть причисленным к лику монашествующих. Практику произнесения обетов установил только сам святой Василий Великий в вышеупомянутом правиле. Стоит привести и толкование Вальсамона на этот священный канон: "Не скажи, что те монахи, которые не дали такого обета, должны быть признаны неповинными; ибо хотя бы кто и не был пострижен, но наденет рясу, не может уже снять (монашеского) образа и вступить в брак"²⁴.

Из современных греческих богословов профессор Панайотакос высказывает мнение о том, что рясофорный инок "молчаливо дает свое согласие с содержанием монашеского исповедания, которое, пусть и в сжатой форме, заключает в себе читаемая ради него молитва (Трисвятое, благословение, молитва на облачение в рясу (ῥασοευχή)), и принимает, как и монахи двух других видов пострига, то есть великосхимники и малосхимники, каноничный монашеский постриг"²⁵.

Во-вторых, нужно сказать, что последование пострига в рясофор прямо предписывает игумену совершить оглашение до пострига и тщательно расспросить постригаемого, добровольно ли он принимает пострижение, хорошо ли обдумал свое решение и готов ли нести за него ответственность. В уставных предписаниях, содержащихся непосредственно перед самим чином пострижения, указано, что игумен должен вручить новопостригаемого искусному монастырскому старцу и объяснить новичку важность главнейшей иноческой добродетели — послушания, а помимо того, до самого пострига постригаемый должен засвидетельствовать свою готовность вступить в ангельский чин и решимость пребыть в монастыре: "Хотяй прияти рясу приходит ко игумену и сотворь обычное пред ним поклонение, вопросимь бывает от него, аще со всяким усердием ко иноческому приходит житию, и аще многодневным усмотрением сие предложение неизменное имать: обещавшу же ся ему невозвратно пребыти в монастыри в посте и молитвах, и тщание творити помощию Божиею, еже день и нощь преуспевати в добродетелех и во всех повеленных ему службах, прежде всех повелевает ему чинно прежде изчитати согрешения своя…"²⁶ Конечно, собственно обетов послушания, девства и нестяжания постригаемый в рясофор не произносит, но тем не менее требование дать обещание пребыть в монастыре уже говорит о том, что чин пострижения в рясофор далек от простого благословения носить рясу, которое может быть дано мирянину в особых случаях. И кроме того, что собственно может означать обещание постригаемого "день и нощь преуспевати в добродетелех", как не то, что он с ревностью будет подвизаться в исполнении всех монашеских правил и установлений?

Примечательно, что Вальсамон, не упоминая об этом обещании перед постригом (оно сохранилось, вероятно, лишь в русских печатных требниках, по мнению Е.Жуковой²⁷), тем не менее, настаивает на необходимости для рясофорных не покидать своего монастыря. В толковании на 5 правило Двукратного собора он делает это со ссылкой на мнение других: "Большинство людей более благоговейных думают, что кто вошел в монастырь и, как бы то ни было, надел черное одеяние и живет подобно монахам, тот не имеет права сделаться опять мирянином; ибо, говорят, ему можно было в течение трехлетия вынести испытание в мирской одежде"²⁸. В послании же Περί ρασοφόρων  он излагает и свою собственную точку зрения: "То, чтобы … принявшим рясофор была дана свобода до истечения этого [трехлетнего] срока, если им не понравится суровость уединенной жизни, отложить монашеские одежды, а облечься в мирские, мне не кажется ни каноничным, ни достойным нашего жительства и обещания"²⁹. Особый интерес в этом отрывке представляет то, что известный византийский канонист открыто говорит: ему не представляется каноничным, то есть соответствующим правилам, то, чтобы принявшие рясофор могли покидать монастырь.

Важным элементом пострига является крестообразное пострижение волос и перемена имени. Архим. Иероним указывает на то, что эти элементы входят и в другие чинопоследования Православной Церкви (чин Таинства Крещения, хиротесия в чтеца или псалта; перемена имени в Элладской Церкви, как пишет архим. Иероним (Николопулос), может также входить в таинство хиротонии) и, следовательно, сами по себе не могут сообщать монашеского достоинства. Нужно сказать, что православное сознание и не смотрит на пострижение волос и перемену имени как на что-то, само по себе дарующее монашеское звание. Этим элементам постригам ни в коем случае не придается значение католической тайносовершительной формулы, которая имеет большое значение для католического богословия. Нет, пострижение волос и перемена имени рассматриваются только в совокупности со всем чинопоследованием пострига в рясофор. И именно тогда, когда человек воспринимает постриг в рясофор, пострижение волос обретает свое, свойственное только этому таинственному чинопоследованию значение: "Чрез отнятие же и пострижение волос [постригаемый] приносит Господу, как жертву, начатки от тела: ибо всего себя приносит и посвящает Христу, и отверг всё излишнее и мирское"³⁰. Достойный внимания взгляд высказан в упомянутой статье архим. Тихона: "Иное посвящение (смысл, содержание и результат посвящения) для таинства крещения, иное — для чтеца, и совершенно особенное и специфическое — для монаха. Не пострижение волос само по себе доставляет монашество принимающему постриг, но соединение [этого пострижения] со всем священным последованием рясофорного пострига, то есть с Трисвятым и двумя содержательными молитвами в важном церковном обряде, перед всем братством. Соединение этих элементов и дает приходящему к постригу упомянутое священное достоинство"³¹.

Нужно сказать также и о том, что большое значение имеет и намерение постригающего и постригаемого. Священнослужитель, совершающий чин пострижения, намеревается дать Церкви именно такого Ее члена, который будет служить в лике монашествующих, — постом, молитвой, совершением монашеских добродетелей. Архиерей при совершении хиротесии в чтеца или псалта вводит в клир нового его члена, который будет призван совершать служение Церкви словом и своим, именно ему определенным служением. Поэтому смешивать значение этих двух чинопоследований никоим образом не должно.

Таким образом, несмотря на отсутствие священных правил Церкви, которые прямо говорили бы о рясофоре как о монашеской степени, очевидно, что монашеское достоинство усваивается рясофорным инокам, во-первых, святоотеческой традицией; во-вторых, самим значением рясофорного пострига, которое нельзя умалять или недооценивать.

Итак, принимая рясофор, человек оставляет чин мирян и вступает в лик монашествующих. Таким образом, он меняет свой статус в системе церковного права. Одновременно он берет на себя определенную ответственность сохранить свои обетования пред Богом. Теперь следует сказать несколько слов о последствиях этого.

1. Несомненно, как мы уже сказали, принявший рясофорный постриг (сейчас мы не говорим о рясофорных послушниках, облаченных в рясофор без произнесения молитв, пострижения волос и перемены имени)³² не должен оставлять место своего покаяния — монастырь, в котором он принял постриг. Вот как говорит об этом Вальсамон: "И от того, кто облечен в рясофор до истечения трех лет [испытания], не должно быть слышно ничего вроде: "Я раскаиваюсь. Ибо бремя уединенной жизни представляется мне тягчайшим и как бы бесполезным грузом. В общем, я не хочу потоплять корабль своей души грузом монашеского жития, но желаю, чтобы он несся на мирских парусах"³³.

В случае, если рясофорный инок решится оставить свой монастырь, он подлежит определенной канонической ответственности. Ее мера определяется духовником инока и правящим архиереем по тщательном рассмотрении всех обстоятельств и в согласии с церковными канонами и приличествующей настоящему немощному времени икономией, так, чтобы человек имел возможность остаться в лоне Церкви и жить церковной жизнью. Кстати, можно заметить, что и в древности епитимии за оставление монашеского пострига существенно варьировались. См., например, правило 18 святителя Василия Великого, где в начале он говорит: "О падших девах, обещавшихся Господу в чистоте жити, но потом впадших в плотския страсти и обеты свои нарушивших, отцы наши, просто и кротко снисходя к немощам поползнувшихся, законоположили: приимати их по прошествии года, учредя сие по примеру двоебрачных"³⁴. Ниже в этом же правиле, исходя из того, что Церковь укрепляется и чин дев увеличивается, святитель Василий предписывает наказывать за подобные канонические преступления епитимией, положенной за прелюбодеяния, то есть, по толкованию Аристина, отлучением от причастия на 15 лет³⁵. Разницу в сроке епитимии мы находим и в указаниях прп. Феодора Студита: монаха-великосхимника, впавшего в блуд, он отлучал от причастия на 5 лет, а монаха-малосхимника на 2 года, снисходя монахам, находившимся на более низкой ступени монашества³⁶.

 Конечно же, подобные епитимии не под силу современному немощному человеку, и, говоря о них, мы ни в коей мере не хотим проявить к отступившим от иноческого жития какую-то жесткость или строгость. Монашество — это тесный путь, и во все времена найдутся те, кто не смогут на нем устоять, потому что душа человека переменчива. И потому мы хотим лишь показать ту глубину ответственности, которой требует от своих монашествующих чад Святая Церковь.

2. Касательно того мнения, будто бы рясофор накладывает лишь нравственную ответственность, но не каноническую, можно заметить следующее. Во-первых, как уже было сказано, постриг в рясофор изменяет канонический статус человека, переводя его из разряда мирян в чин монашествующих. Во-вторых, различие между нравственной и канонической ответственностью возможно провести только гипотетически и приблизительно. Ведь даже сами каноны — это не только и не столько юридические нормы, сколько нравственные ориентиры, указующие путь к духовному совершенству. По замечанию прот. В. Асмуса, "поскольку Церковь — нравственный союз, св. каноны и другие церковные законы, кроме законно-юридического, имеют и нравственно педагогический аспект, который иногда совершенно заслоняет первый (напр., VI Всел. 75)³⁷. Поэтому имеет большую важность и то, что не имеет чисто юридического значения"³⁸.

В этой небольшой статье были рассмотрены некоторые свидетельства святых отцов Церкви и канонистов о рясофорном постриге. Мы увидели, сколь великое значение они придают рясофору, и думается, что всякий, непредвзято мыслящий человек, будет рассматривать постриг в рясофор так, как он того заслуживает, — как первую ступень монашеской лествицы, возводящей к высшему евангельскому совершенству. Именно это сознание будет укреплять вступающих в монашескую жизнь в их благочестивом выборе и жизни согласно их честному обещанию.

Примечания: