С пришествием Христа возникло разделение на тех, кто сердцем точно узнает «Того, о Котором писали Моисей в законе и пророки» (Ин. 1,45), и тех, кто смотрит со стороны, ища своего и для своего племени. Это разделение существует на протяжении всей истории христианства. Если религия используется человеком для себя, как средство своего собственного, или своей семьи, или своего народа земного устроения, если религия перестает быть самопожертвованием и становится полезным орудием для достижения неких жизненных целей, то человек сразу переходит с уровня божественного на уровень магический и прагматический. Он присваивает святыню и тем профанирует ее, реальные ценности заменяются подделкой.
Эта закономерность хорошо просматривается в истории Православной Церкви и с наглядной полнотой проявляет себя в истории иконописи. В Церкви икона является символом Царства Божия, свидетельством Боговоплощения и «эпифанией» преображенной и прославленной твари. Но как только церковное сознание ослабевает, сразу начинает искажаться почитание иконы и ее облик. Вспомним крайности народного отношения к иконе в предиконоборческий период, когда иконы брали в восприемники при крещении ребенка, скоблили или подмешивали краску в Св. Дары. Все это знаменовало духовный кризис, приведший в конце концов к иконоборческой ереси. Особенно уязвимым в этом отношении оказалось почитание Божией Матери, в которой горнее соединяется с дольним.
На Руси со времени принятия ею крещения и до XI века главные храмы Киева, Новгорода и Полоцка посвящались Христу «Божьей силе и Божьей премудрости» (1 Кор. 1, 24). «Премудрость есть Божество, — писал киевский митрополит Климент Смолятич, — а храм — человечество, ибо Христос истинный Бог наш, как во храм вселился во плоть, принявши ее от пречистой владычицы нашей Богородицы». Храм Софии Премудрости Божией являл образ Церкви как тела Христова. Таким же олицетворением Церкви являлась и Богородица. В мозаичном изображении Богоматери Оранты (Молящейся) в алтарной конхе Софийского собора в Киеве монументальная фигура Пречистой Девы неразрывно слита с массивом стены, что делает особенно убедительным это уподобление.
Понимание Богородицы как «моста» или «лествицы», чудесным образом соединяющей землю и небо, человечество — с Богом, нашло свое совершенное выражение в иконе «Богоматерь Воплощение». Она представляет собою поясное изображение Девы Марии (Молящейся), и лоне которой «изобразися Слово неописанное» — благословляющий Младенец Христос: «Итак Сам Господь даст вам знамение: се, Дева во чреве приимет, и родит Сына, и нарекут имя Ему: Еммануил» (Ис. 7,14). Отсюда другое название иконы — «Богоматерь Знамение». Она представляет собою также зримый образ Церкви. При этом Младенец изображен в складках широкого мафория, как в евхаристической чаше, что привело впоследствии к соответствующей иконографии.
«Богоматерь Воплощение» стала центральной иконой пророческого чина древнерусского иконостаса. Дева Мария предстает в окружении пророков, провозвестивших воплощение Логоса и девство Богородицы, а в непосредственной близости от нее находятся фигуры Давида и Соломона, царственных пророков дома Давидова, что подчеркивает Ее происхождение из рода Давидова и царственное величие рожденного Ею Младенца. С книгами великих и малых пророков связано почитание Божией Матери в образах, раскрывающих тайну ее материнства: «Свыше пророцы тя предвозвестиша Отроковице: стамну жезл, скрижаль, кивот, свещник, трапезу, гору несекомую, златую кадильницу и скинию, дверь непроходную, Палату и лестницу и престол царев» («Канон пророкам» Германа патриарха Константинопольского, VIII в.).
Все перечисленные здесь прообразы Богородицы послужили основой развитой иконографии Богоматери, в которой Она повсюду предстает в Своем изначальном значении «чертога Бессмертия», «палаты небесной, вместившей невместимое небо», «одушевленного престола Царя Небесного». Уже в древности был известен торжественный образ Богоматери — Царицы мира, Владычицы Вселенной, восседающей на троне и держащей на коленях Богомладенца. Младенец изображался с благословляющей десницей, в архиерейских одеждах, как Творец мира, Божественная Премудрость и священник, освящающий Богородицу — Свой истинный Храм на земле.
На Руси иконографический тип Богоматери на троне известен уже по чудотворному образу Киево-Печерского монастыря «Богоматерь Печерская» — с предстоящими Антонием и Феодосием Печерскими. Эта древняя схема использовалась и в иконах XVI века, например, «О Тебе радуется» (Успенский собор Московского Кремля) и «Богоматерь с Младенцем на престоле» (Государственный Русский музей), где монументальный престол заполняет почти все пространство иконы, его стены — ограда рая, а Богоматерь восседает на нем как Царица Небесная.
Времена подъема духовной жизни, подлинного открытия Царства Божия, «приклоншегося земли», всежизненного приятия Откровения и дерзновенного обличения Невидимого и иконописи сменяются периодами упадка, утраты христологической перспективы жизни, смешения Царства Небесного с царством земным. В иконописи при этом утрачивается эпифаническая целостность языка, ослабевает христологическая символика.
Впервые такое потрясение русская иконопись пережила на рубеже XVII—XVIII веков — во времена раскола, кризиса и искажения начал церковной жизни. Примером является икона «Азовской» Божией
Матери, обретение которой связано с русско-турецкой войной 1735—1739 годов на Азовском море. Она датируется первой половиной XVIII века. На иконе в центре изображена Богоматерь Оранта с Младенцем на фоне двуглавого орла, герба Российской империи, и св. Георгий Победоносец, побивающий копьем змея, который символизирует Оггомаискую Порчу. По обе стороны от Богоматери — молитвенники за русскую землю, у ног
Ее — русское воинство. В нижней части иконы изображены освобожденные и спасенные русские крепости и города на Азовском море. Яркая деталь композиции: лапы гербового орла из-за фигуры Богородицы словно преподносят Ей земные державу и скипетр.
К этому же периоду относится, очевидно, и формирование Державного образа Божией Матери, где Она представлена сидящей на троне с Младенцем на коленях. На голове Ее корона, в руках — скипетр и держава. Иератическая застылость фигуры, тяжелый взгляд, жесткая симметрия композиции призваны восполнить утрату былого духовного величия. Не случайно предание помещает эту икону в Вознесенский женский монастырь Московского Кремля, а ее чудесное явление 2/15 марта 1917 года истолковывается как восприятие Богоматерью Верховной царской власти в день отречения от престола Николая II. Из «Дома Премудрости» Божья Матерь превращается в заместительницу дома Романовых. Знаменательно, что отсюда ведет свое начало небезызвестная секта «Богородичный центр», ныне именующая себя еще и как «Православная Церковь Божией Матери Державной».
Становление Церкви в наше время сопровождается неуемным околоцерковным брожением. Волны псевдоэсхатологической паники следуют одна за другой. Их вызывают то участие Церкви в экуменическом движении, которое якобы лишает православие евангельской закваски, то новые налоговые технологии, которые будто бы прикровенно метят нас печатью апокалиптического зверя. От этих наваждений шарахаются в другую крайность, вроде культа «удерживающего», роль которого отводят последнему российскому императору, и иной суетливой и беспорядочной деятельности, подталкивающей Церковь к грани раскола.
Причина в том, что к Церкви — единственному крову спасения — потянулось множество людей, не преодолевших стереотипы расцерковленного сознания. Церковь не организация, а Богочеловеческий организм, и путаница происходит в самом главном; путают Царство Божие с царством кесаря. Православие обернулось цареславием. Отсюда прославление — в прямом противоречии с соборным решением Церкви — св. страстотерпца царя Николая как великомученика и искупителя России; особое почитание других самодержцев, вплоть до Иоанна Грозного; открытие святости «старца вмч. Григория Нового» (Распутина) — и все это с написанием чинопоследований и икон.
По видению рабе Божией Ольге в 1998 году в Пятигорске был написан образ Божией Матери «Воскрешающая Русь». Матерь Божья представлена в белом одеянии, в окружении дев и святых Серафима Саровского и Николая Чудотворца. Наверху Господь Саваоф с воздетыми руками, на уровне груди — Спас-Еммануил, перед Ним — голубая сфера с Духом Св. в виде голубя. Прозрачный покров Божией Матери усеян восьмиконечными золотыми крестами. Их ровно столько, сколько людей на земле. Кресты падают на людей — те, кто их принимают, просветляются и идут к Богу, а большинство убегают — умаляются в росте, чернеют и превращаются в прах. В молитве к «Царице нашей Державной» испрашивается:
«Очиоти от всякия скверны землю нашу, храмы и монастыри наша, души наша. Воскреси Русь Святую, да послужим верою и правдою сыну Твоему и Богу нашему Господу Иисусу Христу, Тебе и Грядущему Царю во славу Отечества нашего».
Околоцерковное сознание наделяет Божию Матерь свойствами самодержицы, и это ярко показывает' «иконографический» плакат под названием: «Образ Пресвятыя Богородицы Державная Небесная Заступница Московская и Всея Руси» работы «знаменщика дружины "Логос" ВЯковлева» (Москва). Она представляет собою развернутую копию с Азовской иконы Божией Матери. На Ее плечах лежат вытянутые орлиные шеи, воздетые руки совмещены с хищно раскинутыми крыльями, из-под мафория на уровне чресл торчат когтистые лапы со скипетром и державой. Более зловещее и вместе с тем точное выражение еретической идеологии трудно представить.
Рекламный буклет говорит о том, что знаменщик иконы Валентин Ричардович Яковлев — председатель Творческого союза иконописцев, член Совета Международного художественного фонда. Содружество «Завет» предлагает услуги для «обустройства христианских горниц на предприятиях, в учреждениях, в медицинских и учебных заведениях..., иконы для дома всех известных изводов. Икона приносит благодать вашему дому вашему душевному и телесному здоровью».
Именно так знаменщик Яковлев понял значение иконы Божией Матери «Неупиваемая Чаша». «Упивание, — пишет он, — пристрастие к спиртному, к возбуждающим средствам, искусственным лукавым стимуляторам», а «неупивание» означает воздержание от страсти к пьянству». Полной утрате евхаристического значения древнего извода соответствует магический характер изображения, построенного на едва ли не зеркальной симметрии, резких цветовых контрастах и картинных жестах, в которых жрец соперничает с марионеткой. Изображение — «один из лучших образцов современной российской иконописи», по словам самого знаменщика, — издано на плотном картоне типографским способом, оригинал находится в подворье Троице-Сергиевой лавры в Москве. Причастность художественному рынку подтверждает внецерковный характер происхождения этой формы и знаменует границу, где богословие православной иконы уступает место социологическому изучению околоцерковного искусства.
