В отечественной богословской науке растет интерес к изучению житийной литературы. Вместе с тем те, к кому обращены агиографические сборники и исследования, — воцерковленные христиане, при всем разнообразии доступных книг часто не имеют ориентиров для выбора и оценки предлагаемых изданий и нуждаются в квалифицированной консультации. О современных тенденциях агиографии и агиологии, а также о принципах, лежащих в основе разных типов житийной литературы, "Журналу Московской Патриархии" рассказывает кандидат исторических наук Андрей Виноградов.
— Андрей Юрьевич, каждая эпоха создавала свои типы жизнеописаний святых. Какие процессы происходят в этой области сегодня? Какое место здесь занимают исследования отечественных богословов?
— Если говорить о современной мировой практике изучения и систематизации текстов житий святых, то она существенно отличается от той, которая существует в отечественном богословии. Во-первых, в мировой науке продолжает развиваться болландистская традиция. Издаются тексты, изучаются рукописи, сравниваются разные источники. Параллельно этому в течение XX века очень популярными стали исследования по различным агиографическим мотивам, то есть топосам или общим местам. Это сквозные исследования, которые изучают, например, как описывается в разных текстах детство святого или его покаяние, спасение, обожение. Также есть исследования, которые используют агиографию как источник информации для изучения самой исторической эпохи, которая описывается в житиях. Например, о болезнях в Средние века, о положении женщины в обществе и т.д. Иногда эти сведения играют большую роль в научных исследованиях. Обобщающие труды по агиографии появляются довольно редко. Например, в начале XX века такие работы писал монах-иезуит Ипполит Деле, основатель школы критической агиографии, а затем Рене Эгрен.
Для отечественной науки агиография — тема поистине болезненная, ведь после расцвета на рубеже XIX–XX веков она оказалась почти в полном забвении в советский период. Среди выдающихся отечественных исследователей конца XIX века необходимо назвать Василия Латышева, Хрисанфа Лопарева, Александра Рыстенко, Дмитрия Спиридонова. После знакомства с одним из изданий Спиридонова Густав Анрих, немецкий исследователь, даже переиздал заново одно из житий, поскольку счел метод русского исследователя более совершенным. Следует еще назвать имена греческих ученых, которые работали в России: Афанасия Пападопуло-Керамевса и Дестуниса.
Важно отметить и литературоведческое изучение агиографии — так называемую школу Веселовского. Революция резко оборвала эту традицию. Практически все исследования прекратились, и обращение к агиографии опять началось только после Великой Отечественной войны, да и то было редким и спорадическим. Такие исследования выходили под видом собраний средневековых легенд. Например, книга Софьи Поляковой так и называлась: "Византийские легенды". В церковной среде исследования по агиографии тоже практически прекращаются. В этот период выходили единичные работы по этой теме. Заметной тут можно назвать лишь монографию протоиерея Александра Державина, посвященную трудам святителя Димитрия Ростовского, но и она большей частью была создана еще до революции. Главная тенденция тех лет в том, что исследователи занимались исключительно русской тематикой, а вот работ по общехристианской или византийской темам не было совсем, как не было и изучения переводных, например с греческого, произведений и самих греческих оригиналов.
В то же время в Европе в это время, наоборот, очень активно создаются справочники по агиографии: "Bibliotheca Hagiographica Graeca", "Bibliotheca Hagiographica Latina", "Bibliotheca hagiographica orientalis". Но эти труды были почти неизвестны в России.
В результате в настоящий момент мы имеем сложную картину: мало специалистов по переводам, в то время как оригинальные славянские жития изучаются очень активно. Есть центры в Петербурге, например в Пушкинском Доме, есть группа Олега Творогова и другие. Но не всегда хватает сил подготовить эти исследования к изданию. Только недавно вышел первый том Славянского пролога, доиздаются Четьи минеи митрополита Макария. О возникновении славянского минология написано всего несколько статей исследователя Дмитрия Афиногенова.
Проблема еще и в том, что не было справочника по славянской агиографии, который бы описывал все издания, рукописи, присваивал бы документам какие-то номера, чтобы их можно было корректно отождествлять. Недавно вышли в свет два подобных справочника: "Переводные жития в русской книжности XI–XV веков" Олега Творогова и "Bibliotheca Hagiographica Balcano-Slavica" болгарской исследовательницы Клементины Ивановой. Рецензия на последнюю книгу опубликована в последнем, юбилейном выпуске журнала "Богословские труды".
Таким образом, можно констатировать, что сегодня наблюдается несомненный рост интереса к агиографии, но вместе с тем такие исследования остаются достаточно разрозненными, отсутствует необходимая русскоязычная справочная (не считая базы данных "Источники русской агиографии", находящейся в процессе создания, и некоторых работ Олега Творогова) и учебная литература.
Например, осенью в Православном Свято-Тихоновском гуманитарном университете пройдет большая конференция по византийской агиографии, сюда приедут более 50 именитых ученых, из которых 30 будут представлять Россию.
Но, к сожалению, настоящей школы изучения агиографии у нас пока не сложилось. Нет единого исследовательского проекта, который бы объединил усилия ученых в области, например, византийской агиографии.
— Русские исследователи конца XIX века опирались на определенные богословские принципы в изучении житий святых. Какие критерии важны для современной агиографии?
— Следует разделять исследования в области агиографии и исследования в области агиологии. Агиология — это чисто богословская наука, которая занимается проблемой святости и ее конкретного выражения. Агиологические исследования у нас сегодня развиты очень мало. Вместе с тем в XX веке стало очевидно, что изучение агиологии невозможно без изучения агиографии. Без понимания алгоритмов, истории создания и развития агиографических текстов о святых сказать мы ничего не можем. Теория без практики не имеет смысла, поскольку святость — это конкретное, индивидуальное проявление действия Божественной благодати в человеке.
Отмечу, что на Западе интерес к агиологии сейчас угасает, поскольку критическая агиография довольно сильно подрывает устои и изучение житий святых становится просто одним из жанров литературоведения. И житие уже изучается не с богословской точки зрения, а прежде всего как текст со своими жанровыми, композиционными и лексическими законами.
Если говорить о России, то такого интереса у нас особо и не было. Не хватает научной базы, знания зарубежной литературы — она только сейчас начинает изучаться в России. Например, у нас только недавно появился первый комплект издания "Subsidia hagiographica", который болландисты издают уже более ста лет. То есть уровень знаний пока низок и по-настоящему заниматься агиологией просто рано.
— Как создаются жизнеописания святых, прославленных в последние годы?
— Есть два пути. Либо подражать древним текстам: так, кстати говоря, часто делали в Византии, когда жития монахов писались по образцу жития преподобного Антония Великого, а есть путь создания нового оригинального текста.
Например, если говорить о новомучениках и исповедниках Российских, то очевидно, что это новое явление для Русской Церкви, в ее истории нет парадигмы для таких жизнеописаний, поэтому могут возникать дискуссии. По моему мнению, наиболее органично было бы вернуться здесь к древней форме: публикации тех материалов протоколов допросов, которые важны с точки зрения христианского подвига. Если мы обратимся к древним источникам, к так называемым историческим, мученичества II–III веков, то найдем там такие примеры. Например, в "Мученичестве Агапии, Хионии и Ирины" судья требует от девушек выдать товарищей. Там есть вопрос: "Кто давал вам прибежище?" И ответ: "Бог, который покрывает всех, давал нам прибежище". Так ясно описано свидетельство верности — допрашиваемый не выдает своих ближних и исповедует Христа. Может быть, такая форма впечатлила бы людей больше, чем описания в духе Димитрия Ростовского, где преобладает описание ужаса пыток, их количества и т.п.
В целом необходимо понимать, что сейчас изменяется функция агиографических текстов. У нас нет такого массового чтения житийной литературы, каким оно было в древней Церкви, жития читаются только в монастырях в день памяти какого-либо святого, но за службой житие полностью никогда не читается. В результате люди могут и не знать жития того святого, память которого празднуется. Но это, конечно, связано с развитием церковного календаря, ведь на каждый день приходится память сразу нескольких святых. Для сравнения можно отметить, что, например, в Студийском типиконе середины XI века нередки были дни, когда память какого-либо святого не праздновалась. То есть житийных текстов в древней Церкви было значительно меньше.
Возможно, изменившаяся ситуация должна принести какие-то новые формы житийной литературы. Однако это проблема имеет фундаментальный характер — похожие трудности испытывает современная иконопись. Как создать словесную икону святого? Коллективный опыт Церкви, вероятно, покажет какой-то путь, но однозначно определить его сегодня невозможно.
— Тем не менее жизнеописания святых пользуются популярностью у современных читателей, а чтение житийной литературы входит наряду с чтением Евангелия в домашнее молитвенное правило многих христиан. Какие ориентиры в мире современной печатной продукции есть у них?
— Надо четко понимать, какую книгу вы берете в руки. Старинные тексты, такие как жития святых в Четьих минеях митрополита Макария или современные русские переводы с греческого и латинского языков, ценны тем, что доносят до нас предание в своем изначальном виде, ведь часто они писались учениками святых, очевидцами их жизни. Но, конечно, так как прошли сотни лет, там неизбежно могут быть некоторые искажения, неточности, богословские заблуждения. С другой стороны, есть масса более поздней литературы, написанной в рамках унификации этих текстов: прологи, где дается краткая информация, а также такие сборники, как сборники святителя Димитрия Ростовского или преподобного Иустина (Поповича), правда этот сборник не переведен на русский язык.
И, конечно, сегодня есть огромное количество современных авторских книг о святых. А вот тут каждый случай индивидуален: можно столкнуться с вопиющей безграмотностью, но можно найти и замечательные с научной и художественной точки зрения произведения. В качестве частного примера могу привести книги, которые делали игумен Владимир (Зорин) и Александр Бугаевский: о святителе Спиридоне Тримифунтском, Святителе Николае Мирликийском, великомученице Параскеве. Там авторы действительно опираются на древние тексты, отметая недостоверные сведения и воссоздавая первоначальный образ святого.
Вместе с тем при знакомстве с современной житийной литературой надо иметь в виду, что в народном сознании по-прежнему работает модель порождения апокрифов, воспроизводятся древние легенды, рождаются новые.
Говоря о народном почитании какого-либо подвижника, следует помнить о том, что в древности, например в Византии, самой процедуры канонизации как таковой и не было. В каждой географической области был свой набор местных почитаемых святых. Если этого святого признавала Церковь в Константинополе, то тогда устанавливалось его почитание на общецерковном уровне. Позднее в западной традиции появилась некая процедура, процесс. В Католической Церкви это целое состязание: есть тот, кто доказывает святость, и тот, кто ему оппонирует, идет критический разбор жизни святого, и потом появляется общецерковное решение о почитании. Такое представление о канонизации как о некоей процедуре в какой-то момент появилось и в Русской Церкви, но при этом в народе сохранилось и старое представление о святости, почитании, которое идет снизу вверх. Поэтому не стоит удивляться тому, что постоянно появляются рассказы о полулегендарных личностях, которых почитают в народе, ярким примером этому может служить, например, солдат Евгений Родионов.
Сегодня чтение житий становится уже не общецерковным или общественным делом, как это было в прошлые века, а делом частным, проблемой личного выбора. В связи с этим следует начать разговор о разных жанрах. Кому-то интереснее читать журналистское расследование, кому-то — канонический вариант. Кому-то удобен краткий текст, а кого-то заинтересуют протоколы допросов или большая книга личных воспоминаний современников святого. Современного канона жизнеописаний святых как такового не существует, и агиография, потеряв привычные ориентиры, создает новые жанры, и еще не очень ясно, какими они будут.
— Какой жанр, по вашему мнению, оказывается наиболее востребован и жизнеспособен?
— Классическое агиографическое описание сродни иконописному канону. Подобно тому как икона не является фотографией, а берет только некоторые важные сущностные черты, демонстрирующие присутствие Божие в святом, так и в агиографической литературе было важно не подробное описание всех фактов и обстоятельств жизни человека, а ясно запечатлеть те черты, которые делают его святым.
Для современной агиографии этот ориентир уже не может быть полностью достаточен. Мы вообще сегодня к человеческой биографии относимся по-другому и не можем принимать ее только в агиографическом ключе. Те же свидетельства современников или протоколы допросов содержат много личного и частного. Нам хочется знать больше о реальном человеке, и одновременно это становится проблемой, потому что теряется ясная каноничность текста.
Мне кажется, что очень важно, чтобы сейчас появлялись не только жития, но и подробные и, что немаловажно, квалифицированные жизнеописания, написанные понятным для современного человека языком, при этом сохраняющие черты агиографического описания, то есть вырисовывать образ святого из образа человека. Классический пример — личность святителя Луки (Войно-Ясенецкого). О нем можно написать книгу и как о враче, и как о святом. И из этих двух книг только одна будет агиографической. Туда, наверное, должны войти и его медицинские занятия, но только в той мере, в какой это связано с его святостью. При этом, скорее всего, если составлять жития, то они должны быть либо очень краткие, справочного, синаксарного характера, либо это должна быть очень большая, фундаментальная книга — современный читатель готов воспринимать либо очень мало, либо очень много.
— Для каждой исторической эпохи характерны свои типы святости. Можно ли обозначить те, которые наиболее актуальны сегодня?
— Если первая половина XX века стала в России эпохой новомучеников, то для второй половины особенно характерен феномен старчества. Очень актуален этот архетип святости и сегодня. Но такие подвижники появлялись и в эпоху гонений, достаточно вспомнить, например, отца и сына Мечевых, правда тогда их служение также было связано с мученичеством.
Сейчас же сам по себе подвиг пастырства в глазах людей становится ничуть не менее героическим: уже нет необходимости исповедовать Христа перед органами ЧК или другими гонителями, но появляется острая необходимость нести образ Христов в нашу донельзя обмирщенную жизнь. Поэтому почти легендарными стали образы таких известных духовников, как, например, отец Иоанн (Крестьянкин), отец Николай Гурьянов с острова Залит и другие — эти имена вызывают большой общественный резонанс. Они пока не причислены к лику святых, но я предполагаю, что если бы наша агиографическая наука работала в штатном режиме, а не находилась в стадии первоначального развития, то в скором времени они могли бы быть канонизированы.
— Вы были в числе группы редакторов недавно выпущенного издательством Сретенского монастыря перевода афонского "Синаксаря" в шести томах. Какое место эта работа займет в современной жизни российской агиографии и в жизни современного читателя?
— Примерно в 80-е годы XX века на Афоне началась большая работа по составлению современного синаксаря: иеромонах Макарий Симонопетрит более 25 лет трудился над его французским изданием. Это собрание уже увидело свет на нескольких языках, а теперь подготовлена и его русская редакция. Изначально предполагалось переработать и перевести на французский язык известный греческий "Синаксарь" преподобного Никодима Святогорца, который представляет собой расширенный вариант "Синаксаря" Константинопольской Церкви X века. Но затем стало очевидно, что обойтись просто незначительным редактированием и переводом невозможно: XX век принес много открытий в области истории восточного христианства. Кроме того, прославлено множество новых святых, сделано множество археологических открытий, которые позволили узнать больше о житиях угодников Божиих разных времен. Поэтому изначальные тексты синаксарей предыдущих эпох потребовали существенной доработки и однотомное издание разрослось до шести томов — по два месяца в каждой книге.
Сейчас уже вышли французские, немецкие, английские, итальянские издания этого сборника — адаптированные для православных христиан, живущих в Западной Европе. Для восточных православных создано греческое издание и — недавно — русское.
Русский перевод труда, составленного отцом Макарием, представляет собой своего рода дополнение, следующий этап исследований. В ходе работы над ним были существенно переписаны и дополнены главы, которые посвящены русским святым. По типологии это нечто среднее между сборниками пространных и кратких текстов. Жития не такие подробные, как, например, у святителя Димитрия Ростовского, но в то же время здесь собраны и обработаны все доступные сегодня достоверные сведения о жизни святых.
Главный принцип этого сборника — полнота, то есть он ставит целью познакомить с как можно большим количеством жизнеописаний святых. Конечно, история Церкви продолжается, но сейчас это самое полное описание.
— В чем заключалась работа русской редакции?
— Нашей задачей прежде всего был адекватный перевод. Поэтому над изданием работала большая группа переводчиков, причем помимо лингвистического они должны были иметь историческое образование. Сам отец Макарий — француз по происхождению, именно поэтому на него возложили послушание готовить французское издание. Однако церковные термины изначально дошли до нас на греческом языке. Поэтому переводчикам пришлось четко проследить за тем, чтобы донести первоначальный смысл текста.
Затем потребовалась научная редактура, исправление неточностей и уточнение сведений о русских святых. Например, пришлось исправлять географические названия, имена исторических персонажей. Известно, что представления о почитании того или иного святого в русской и греческой традиции различаются, а следовательно, потребовалось сокращение одних житий и дополнение других, весьма важных для русского читателя, таких как житие Преподобного Сергия Радонежского, Святителя Николая — в Русской Церкви он почитается особенно, а кроме того, в Греческой Церкви нет праздника перенесения мощей этого святого. Что-то нам пришлось сократить — это те жития, историчность которых вызывает большие сомнения. Например, "Повесть о Варлааме и Иоасафе" была, как это сейчас точно установлено, первоначально создана как душеспасительная повесть, не подразумевавшая реального существования героев, но примерно в XIII веке она входит в агиографические сборники.
Эту редактуру делал я и еще один редактор — Олег Родионов. Литературный редактор шеститомника — Анна Солдаткина. Кроме того, в редактировании принимали участие руководитель издательства Сретенского монастыря иеромонах Симеон (Томачинский) и наместник Сретенского монастыря архимандрит Тихон (Шевкунов). Вся работа заняла около пяти лет.
Мы работали с текстом уже второго французского издания, который еще не вышел в свет. Все дополнения, исправления и найденные неточности сообщались отцу Макарию, который в свою очередь вносил их во французский вариант.
Еще одна особенность проекта заключается в том, что отец Макарий, поскольку он создавал агиографический сборник для православной Европы, включил в его состав большое количество житий древних святых, которые были прославлены до разделения Церквей. Таким образом, были исключены многие святые эпохи Каролингов, когда начались богословские споры между греками и Западом. Это сложная проблема, и потому включение даже немногих из этих святых в синаксарь вызвало споры в Греции, когда сборник вышел там. У нас же во время получения грифа Издательского совета также были высказаны разные мнения. Они изложены в предисловии к синаксарю. В частности, там отмечено, что книга не ставит своей целью включение тех или иных древних святых в официальный календарь Московской Патриархии, если их там не было. Все жития таких святых помечены специальным знаком. То есть задача синаксаря — познакомить русских верующих с подвижниками, которые почитались в неразделенной Церкви. Кроме того, ведь существуют приходы Московского Патриархата в Европе, и там верующим особенно интересно будет узнать о древних святых, которые сейчас известны в Европе и которых почитала неразделенная Церковь.
Беседовала Антонина Мага
СПРАВКА
Житийная литература в истории
Коротко об агиографических источниках
Исследователи, изучающие богословские и церковно-исторические аспекты святости, опираются на обширный корпус агиографических текстов. Жития святых составляют едва ли не самую обширную часть христианской литературы.
В эпоху раннего христианства возникают два первых вида текстов. Это апокрифические Деяния апостолов (Петра, Павла, Иоанна, Андрея и Фомы), которые затем перерабатываются и становятся основой для канонических жизнеописаний апостолов. Затем, в IV–V веках, появляются так называемые малые апокрифические акты апостолов. Со II века Церковь начинает создавать такой тип памятников, как мученические акты. В основе самых древних из них, так называемых исторических мученичеств, — протоколы допросов, которые фиксировала римская судебная система. Их христиане выкупали, снабжали небольшими комментариями и в день памяти мученика читали для укрепления веры.
В IV веке в связи с окончанием эпохи первомучеников и распространением иного типа святости появляется отдельный жанр житий. Житие преподобного Антония Великого, созданное святителем Афанасием Великим, стало образцом для монашеских жизнеописаний. Особое направление представляют епископские жития. Первый тип — это прежде всего историческая память о создателе общины, подвижнике, главное в таком жизнеописании — рассказ об аскетических подвигах. В епископских же житиях повествуется преимущественно об архипастырской и общественной деятельности святого, хотя и здесь могут встречаться описания чудес (классический пример — житие святителя Порфирия Газий-ского).
Вместе с тем не исчезает и жанр мученических жизнеописаний — появляются новые переработки текстов первых веков или пишутся новые: уже не на основе информации из протоколов допросов, а на основе воспоминаний, которые передавались в устной традиции от поколения к поколению. Это приводит к появлению множества апокрифических мученичеств, в них проникают черты, характерные для фольклорных сказаний: например, можно встретить тексты, где святые по три раза умирают и воскресают, совершают фантастические чудеса, обращая по полтора миллиона человек, где животные разговаривают, как люди, и так далее. Очень часто тексты описывают паломнические реалии: святилища, центры паломничества, куда приходили люди поклониться и узнать о святых.
С "Жизни и деяний аввы Симеона, юродивого Христа ради" (VI век), созданного Леонтием Неапольским, начинается история жизнеописаний юродивых. Параллельно развиваются и так называемые малые жанры агиографии. Это чаще всего чудеса, которые бытуют отдельно от житий, но иногда включаются в сборники и присоединяются к житиям. Возникает также жанр апофтегм — изречений святых монахов, иногда с кратким комментарием. До нас эти тексты дошли в составе сборников, сформированных либо по алфавитному, либо по тематическому принципу, либо по принципу личного знакомства авторов со святыми подвижниками. Например, таков патерик "Лавсаик, или Повествование о жизни святых и блаженных отцов" Палладия, епископа Еленопольского (ок. 419–420), или "Луг Духовный" Иоанна Мосха (VII век). Еще один малый жанр агиографии — это так называемые душеполезные истории. Они прямо не повествует обычно о святом, типологически этот жанр близок к апофтегме. С течением времени, уже в средневизантийский период, разрабатывается жанр сказаний о перенесении мощей.
В IX веке начинается новый процесс массового собирания отдельных текстов в сборники, чаще всего это делалось по календарному принципу. В X веке Симеон Метафраст в рамках энциклопедического проекта императора Константина VII Багрянородного впервые предпринимает авторскую переработку всех этих текстов в едином стиле, откуда и пошло его прозвище Метафраст (от греч. metafrazein — пересказывать, перелагать). Им было собрано несколько сотен житий, но труд свой перелагатель не окончил — его труды включают святых, память которых отмечается с сентября до февраля, также осталось два тома текстов на остальные месяцы года, которые были собраны, по-видимому, его последователями.
В дальнейшем опыт переложений становится популярен: подобного рода авторские именологии создают Иоанн Ксифилин, также известны анонимные минологии: созданный при императоре Михаиле IV в 30–40 годы XI века и другие.
В X веке возникает и такой жанр, как синаксарь — краткий рассказ о подвиге святого: такие тексты были объединены в так называемый "Синаксарь" Константинопольской Церкви. Они включаются в богослужение обычно после шестой песни канона. Эти тексты читались не только за богослужениями, но и за трапезами в монастырях, или, например, такие краткие жития святых слушали императоры. Можно констатировать, что в средневизантийский период агиография становится весьма популярной. Однако одновременно Симеона Метафраста называют и "убийцей агиографии", потому что благодаря распространению его сборника популярность дометафрастовских житий сходит на нет. Их переписывают всё меньше и меньше, постепенно интенсивность написания житий падает. Меньше становится жизнеописаний, да и свидетельств о святых этого времени меньше. И хотя существуют периоды оживления этого жанра, например всплеск агиографии в поздневизантийскую эпоху, связанный с исихастской полемикой, когда возникает довольно много житий святых исихастов, но всё же после 1000 года развитие житийной литературы идет на убыль.
На Руси, которая восприняла христианство от Византии, ситуация выглядела следующим образом: туда на раннем этапе попадает переведенные с греческого, возможно со студийского комплекта Четьих миней (минологий). Перевод на славянский язык был сделан либо в Константинополе, либо в Болгарии, во всяком случае многое указывает на то, что это были южные славяне. Этот перевод начинает пополняться другими переводными текстами, параллельно возникает и русская агиография, которая развивается по образцу византийской. Среди житий очень мало мученичеств, а если они и встречаются, то обычно оформляются в виде сказаний. Таково, например, "Чтение о житии и погублении блаженных страстотерпцев Бориса и Глеба" преподобного Нестора Летописца. По примеру византийских создаются синаксари — так, славянские тексты сохранили много тех житий, которые в греческих источниках не сохранились.
Приблизительно с XVI–XVII веков начинается научное изучение агиографии. Тексты собираются в сборники уже не только для того, чтобы их читать, но и для того, чтобы их изучать. Изучения житий святых начинается на Западе, где этим начинают заниматься члены ордена иезуитов — Общество болландистов. Они должны были в рамках идей Контрреформации доказать подлинность фактов святости подвижников, в которой сомневались протестанты, а для этого требовалось создать научно подтвержденные тексты житий. Их главный проект "Acta Sanctorum" (1643–1794), что можно перевести как "Деяния святых", был собран начиная с января и доведен до пятого, ноябрьского, тома. Изучение агиографии шло и в других странах Западной Европы, в частности в Германии, в Италии и других странах, но центром традиции всегда были болландисты.
На Руси первое собрание житий святых после домонгольских Четьих миней было создано митрополитом Макарием в XVI веке. Святитель Макарий поставил перед собой задачу собрать все тексты о святых. В отличие от стандартных собраний, он собирал все тексты о святом, которые ему удавалось найти, причем некоторые переписывались по нескольку раз, но при этом они не сопоставлялись друг с другом и не подвергались критическому изучению.
Собрание митрополита Макария в этом опережает болландистов, но в чем-то им уступает. В конце XVII века начинает плодами труда болландистов пользоваться Димитрий Ростовский. Основным источником ему служит Метафраст и Великие Четьи минеи митрополита Макария, но также и "Acta Sanсtorum", которые были ему известены. Святитель Димитрий первым создает авторские именологии. Но именно такой тип житийных сборников, то есть авторские именологии, собранные по календарному принципу, становится самым популярным, подобные труды продолжают возникать вплоть до наших дней. Если говорить о XX веке, то это, например, преподобный Иустин (Попович) или афонское собрание отца Макария Симонопетрита. Хотя его книга и называется "Синаксарь", в действительности она представляет собой именологию, там жития святых и не такие пространные, как у Димитрия Ростовского, но всё же значительно более подробные, чем они обычно бывают в синаксаре.
