Это интервью с отцом Александром было подготовлено в 1975 году и надолго спрятано в дальний ящик от всех, даже близких людей. Сам отец Александр говорил: «Я разрешаю распространять, публиковать и перепечатывать, только если будут получены достоверные сведения о моем аресте — это требование категорическое и безусловное». Эта ремарка говорит о том, что в те годы известный пастырь не исключал возможности своего ареста.
— Отец Александр, мне говорили, что ваши работы публиковали только за рубежом. Верно ли это?
— Нет. С 1959 года главы из моих двух книг в виде отдельных статей печатались в нашем церковном органе — «Журнале Московской Патриархии». Кроме того, там были опубликованы мои очерки об апостолах и некоторых из отцов Церкви. Первые мои статьи за рубежом были помещены в «Stimme der Orthodoxie» и болгарском «Церковном вестнике». Всего за период с 1959 по 1966 год вышло около 30 моих статей.
— Поскольку у нас почти не издают книг богословского содержания, мои книги долгое время существовали в рукописном виде. Своего имени на них я не ставил. Поэтому, когда они выходили за границей, издатели снабжали их псевдонимами.
— А почему вы предпочитали не ставить своего имени?
— Когда книга ходит по рукам, всегда есть вероятность, что ее опубликуют за границей, а появление книг с моим именем вызвало бы нежелательную реакцию и могло быть неправильно истолковано. Для меня важнее, чтобы люди могли читать мои книги, а сенсаций и лишних проблем я не ищу.
— Скажите, отец Александр, что является для вас главным: служение священника или литературная работа?
— Я это не могу разделить. Все, о чем мне приходится писать, тесно связано с моей деятельностью как священника. В частности, в своих книгах я стараюсь помочь начинающим христианам, пытаясь раскрыть на современном языке основные аспекты евангельского жизнепонимания и учения. Наша дореволюционная литература, к сожалению, не всегда понятна нынешним читателям, а иностранные книги обращены к людям с психологией и опытом иными, нежели наши. Поэтому постоянно существует нужда в новых отечественных книгах. Особенно для тех, кто недавно вступил на путь веры.
— А сами вы всегда были верующим или пережили обращение позднее?
— Каждый человек должен пережить нечто подобное «обращению». Даже если он с детства был воспитан в вере.
— Ваши родители были верующими?
— Отец мой всю жизнь чуждался всякой религии. Он был инженером, всецело погруженным в свою работу, и духовные проблемы волновали его мало. Но мать моя и ее сестра крестились в сознательном возрасте и меня воспитали в православии. Кроме них в своем религиозном становлении я многим обязан духовным детям отцов Мечевых, а также одной монахине из Загорска и своему духовнику отцу Николаю Голубцову. Эти люди научили меня, как должен вестись диалог Церкви с миром.
— А где прошла большая часть вашей жизни?
— Я родился в Москве в 1935 году и там закончил школу. С 1953 по 1955 год я жил и учился близ Москвы, затем три года в Сибири. С 1964 года я с женой, дочерью и сыном живу под Загорском. С этим городом преподобного Сергия у меня было много связано, начиная с того дня, когда меня там крестили ребенком.
— Вы там получили богословское образование?
— Да. Я окончил Московскую духовную академию в Загорске, но семинарию — в Ленинграде. Учился я заочно, уже служа на приходе. А до этого, с 1953 по 1958 год, я изучал биологию в Московском пушном институте и Иркутском сельскохозяйственном.
— Вы хотели стать биологом?
— Я очень люблю эту область науки и решил прежде поступления в семинарию поработать некоторое время в ней. Священник всегда только выигрывает, если проходит путь «светской» жизни до посвящения. Но Бог судил иначе. Из-за моих убеждений меня не допустили до государственных экзаменов. А через месяц я уже был рукоположен (1 июня 1958 года).
— Как же вас посвятили без духовного образования?
— Я со школьных лет изучал богословие, пел, читал и прислуживал в храме. Так что ко времени рукоположения я уже получил необходимую начальную подготовку. Митрополит Николай счел возможным принять меня без экзаменов. Рукоположен во диакона я был архиепископом Макарием, а в 1960 году епископом Стефаном — во иерея.
— Давно ли вы стали писать?
— Очень давно, почти с первых школьных лет. Первые большие книги, посвященные церковной и библейской истории, я написал, будучи студентом. Теперь я смотрю на них лишь как на «трамплин» для дальнейшей работы. «Сына Человеческого» я написал в 1958 году, а через год была, как я уже говорил, опубликована моя первая статья. С тех пор я пишу постоянно, используя те урывки времени, которые остаются после приходской работы.
— Кто из богословов и писателей оказал на вас наибольшее влияние?
— На первом месте я должен назвать Вл. Соловьева. Хотя многие его воззрения я не разделял, но он был моим настоящим учителем. А уже после него я изучал труды представителей русской религиозной философии, Бердяеву, Флоренскому, Булгакову, Франку, Лосскому и другим я очень многим обязан. Из западных авторов в начале моих занятий наибольшее влияние на меня оказали европейские философы докантовского периода, а также Бергсон и Кр. Даусон. Впоследствии, познакомившись с трудами Тейяра де Шардена, я обнаружил в его идеях много для меня близкого. Среди отцов Церкви излюбленными остаются апологеты, Климент Александрийский и Григорий Богослов.
— Много ли храмов вам пришлось сменить? Мы слышали, что вас подвергали преследованиям. Верно ли это?
— Я служил всего в четырех храмах. (В одном — диаконом, в трех — священником.) По нынешним временам это не много. Служил я всегда под Москвой. Некоторые неприятности у меня действительно бывали. В частности, нападки в прессе, обыски и слежка. Но прямым преследованиям я до сих пор не подвергался.
— А почему? Ведь говорят, что всем активным священникам у нас приходится нелегко.
— Я не могу вам ничего определенного ответить. Ведь это не от меня зависело. Но, может быть, здесь сыграло роль то, что я приобрел некоторую известность в заграничных церковных кругах. Кроме того, я старался не выходить в своей деятельности за чисто церковные рамки.
— Вы что же, противник демократического движения?
— Этот термин слишком туманный. Вообще я, разумеется, уважаю всякую честность и смелость. Но считаю, что мне лично хватает моего непосредственного дела. Кроме того, я убежден, что свобода должна вырастать из духовной глубины человека. Никакие внешние перемены не дадут ничего радикально нового, если люди не переживут свободу и уважение к чужим мнениям в собственном опыте. К сожалению, многие из тех, кто называл себя «демократами», по психологии своей были, скорее, диктаторами.
— Верите ли вы в будущность православия в России?
— Безусловно. Но мне кажется, что мы не должны «плыть по течению», а честно и вдумчиво решать все проблемы, которые ставит перед нами время. Конечно, условия сейчас сложные, но тем не менее трудно отказаться от мысли, что кое-что в нашей церковной практике, канонах и богословии должно быть пересмотрено и углублено. Это не мое только мнение: его разделяют немало епископов, священников и мирян в нашей Церкви.
— Каково должно быть, по вашему мнению, отношение христианства к современности?
— Я не сочувствую попыткам создать «секулярное христианство», которые кое-где предпринимаются на Западе. Путь компромисса, связанный с именем епископа Робинсона и других «модернистов», ничего «модерного» не содержит. Все это очень наивно, поверхностно. Просто люди заворожены и оглушены «духом века сего». Это далеко не ново и пройдет, как всякая мода. С другой стороны, я не могу смотреть на Церковь как на реликт прошлого. Христианин в современном мире — в этих словах заключена целая программа. Мы должны быть людьми современными, в хорошем смысле слова, и не страдать ностальгией по прошлому, но при этом оставаться настоящими христианами по духу, взглядам и жизни. Это трудно. Но это почетная задача, возложенная Богом на нынешние поколения.
— Не думаете ли вы, что техническая цивилизация угрожает христианству?
— Она угрожает не христианству, а людям вообще. Евангелие же, как и во все века, остается вечным призывом Христа к нам. Церковь основана не людьми. Тот, Кто ее основал, предсказывал наступление трудных дней борьбы. Но Он — Победитель «мира сего», и в этом для нас залог надежды. Камень, на котором стоит Церковь, не может быть сдвинут. То, что Христос поставил перед миром как задачу, не в состоянии осуществить какая-либо одна или несколько цивилизаций. Они проходят чередой, лишь частично реализуя евангельский идеал. Поэтому я думаю, что история Церкви только начинается. Мы еще дети, несмотря на века, прошедшие со дня Пятидесятницы. Впрочем, что такое для Бога и истории эти 2000 лет.
PS: Хотя расследование страшного преступления, совершенного ранним воскресным утром 9 сентября 1990 г., уже давно приостановлено но уголовное дело № 60369 вроде бы все же не снято с контроля. В ходе следствия были допрошены около 800 человек, проведено свыше 50 различных экспертиз… Следствие рассматривало большое число версий, в том числе и об убийстве по политическим причинам. Как было сказано в одном официальном заявлении: «На определенном этапе следствие пришло к выводу, что все возможные следственные действия, которые можно провести в отсутствие лица, подлежащего привлечению в качестве обвиняемого, исчерпаны».
