Монография Георгия Захарова является подлинным событием в отечественной науке хотя бы уже потому, что единственная на русском языке работа, посвященная арианству на латинском Западе и принадлежащая перу Вячеслава Самуилова1, существенным образом устарела.
За последние сто с лишним лет, прошедшие после выхода «Истории арианства на латинском Западе», были открыты некоторые первоисточники, оказавшие существенное влияние на проблему изучения западного арианства2; были выработаны новые исследовательские подходы. На Западе появились работы таких исследователей, как Мишель Мелен, чья монография о западных арианах уже стала классической3. Таким образом, книга Георгия Захарова восполняет существенную лакуну в изучении гетеродоксальных течений на латинском Западе и прежде всего в придунайских провинциях, долгое время остававшихся на периферии исследовательских интересов специалистов по церковной истории. Между тем само географическое положение дунайских провинций Римской империи сделало их своеобразным буфером как между римским миром и варварскими племенами (Barbaricum solum), так и между западной и восточной частями империи. В этом регионе романизованное провинциальное население подвергалось интенсивной варваризации не только вследствие постоянных варварских вторжений, усилившихся к концу V века, но и в результате длительного сосуществования с варварами-федератами, расквартированными в приграничных территориях. Христианизация данных областей отличалась своими особенностями, выражавшимися в более рыхлой по сравнению с Италией, Галлией и Северной Африкой церковной организацией. Пребывание же в этих регионах церковных деятелей (начиная с самого Ария), причисленных к еретикам, изгнанных с мест постоянного служения в традиционно считавшиеся местом ссылки придунайские области, не могло не привести к формированию особой латиноязычной богословской традиции, которая получила в историографии наименование «иллирийского» либо «дунайского арианства». Кроме того, иллирийские епископы оказали особое влияние на формирование церковно-политического курса императора Констанция II (337–361 гг. от Р.Х.), которого зачастую считают (и, как убедительно показал Георгий Захаров в своем исследовании, не вполне оправданно) зачинателем «проарианского» направления в императорской религиозной политике.
Феномен «дунайского арианства» далеко не единственная проблема в истории арианства, имеющая до сих пор много белых пятен и довольно далекая от своего окончательного разрешения. По-прежнему не ясны многие особенности мировоззрения самого Ария, не решены вопросы, связанные с выявлением вероучительных взглядов Евсевия Никомедийского, Евномия и их ближайших преемников, ведь не всегда можно отделить позицию самих ариан от ее интерпретации ортодоксальными авторами. Предметом дискуссии остается политика римских императоров, симпатизирующих арианству, и варварских королей-ариан. Вопросы, связанные с историей латинского арианства, занимают в этом отношении совершенно особое положение — в первую очередь потому, что сам феномен латинского арианства в течение целого ряда десятилетий оставался как бы «в тени» восточного, грекоязычного арианства, которое ассоциировалось с Александрией, Константинополем и греческим Ближним Востоком. Однако изучение идеологии латинского арианства необходимо. Хочется надеяться, что исследование Георгия Захарова сможет положить начало целой серии изысканий, которые помогли бы переосмыслить многие устоявшиеся стереотипы о богословских спорах эпохи первых двух Вселенских Соборов, когда христианская догматика находилась только на стадии своего становления.
Впечатляет подбор и характер самых разных по своей жанровой принадлежности источников исследования Георгия Захарова. Это и произведения церковных историков (Сократа, Созомена, Феодорита), и данные римских историков-нехристиан (в частности, Аммиана Марцеллина), и акты Вселенских и Поместных Соборов, и агиографические памятники, не говоря уже о проповедях, письмах и данных императорского законодательства (в первую очередь — Кодекса Феодосия).
Исследовательский метод автора рецензируемой монографии отличается особым историко-антропологическим уклоном, позволяющим преодолеть формализм в оценке богословских контроверсий и по-иному представить себе мироощущение их основных участников.
Церковные соборы исследователь рассматривает исключительно в контексте условий места и времени, что во многом увеличивает ценность самой монографии. Также автор обращает внимание на особенности индивидуального и коллективного сознания участников богословских дискуссий. На протяжении всего времени исторического бытования Церкви главной задачей для каждого Ее члена была сохранность предания и непреложного ему следования. Однако предание в разное время понималось по-разному, и различие в понимании церковного предания в конечном счете вылилось в две совершенно несхожие экклезиологические модели, которые навсегда развели сторонников Никейского «Символа веры» и тех, кого мы подразумеваем под «умеренными арианами», или «омиями». Если омии надеялись на механическое объединение противоборствующих сторон под покровительством императорской власти, причем сам император мыслился как верховный арбитр в делах веры4, то идеалом «никейцев» был консенсус, поэтапно достигаемый путем богословского синтеза и раскрытия предания во всей его полноте.
Георгий Захаров обращает внимание на малоисследованные стороны христианизации балкано-дунайского региона и показывает особенную роль церковных общин в идеологической жизни городов Подунавья. Он изучает особенности церковно-канонической традиции ортодоксов (сторонников Никейского «Символа веры») и так называемых омиев, подчеркивая отсутствие богословского разнообразия среди последних и шаблонность самого термина «арианство», который охватывал самые различные течения, оппозиционные Никейскому «Символу веры», в том числе и не имевшие ничего общего с «классическим» арианством. Самые разные и противоречивые аспекты церковных контроверсий автор связывает с процессом интеграции церковных и государственных институтов. Таким образом, показывается исключительное своеобразие регионов Иллирика, сыгравших своеобразную роль как в становлении церковного вероучения, так и в выстраивании отношений -между Церковью и различными институтами власти, в том числе и на местах.
В целом сделанные автором выводы имеют большое значение для специалистов по истории Поздней Римской империи. Так, исследователь говорит об отсутствии четких и незыблемых границ между Западной и Восточной империей в указанную эпоху на основе анализа церковно-канонических и богословских памятников. В частности, современники церковных конфликтов IV–V веков не связывали понятия «восточный» и «западный» с ареалами распространения греческого и латинского языка, так как значительная часть так называемых западных епископов, представленных на Соборе в Сердике в 343 году, была грекоязычной.
Ряд важных выводов Георгия Захарова касается возвышения епископской власти и роли епископа в городском управлении. В монографии показана активная роль мирян, часто «задававших тон» в церковной жизни и принимавших самое активное участие в выборах епископа на епархиальных соборах. Этот механизм, связанный с активной поддержкой «снизу» (suffragium populi), которую епископы получали со стороны мирян, хорошо известен на материале переписки святого Киприана Карфагенского, а для более поздней эпохи — на основе данных писем Блаженного Августина. Историк показывает, что известные по хрестоматийным источникам механизмы работали и в иных регионах империи, характеризовавшихся не столь глубокой урбанизацией, как, например, Африка и Италия. Ведь в термине populus (народ), обозначавшем паству, легко угадывается именно сообщество граждан конкретного города, в то время как выборы епископов во многом воспроизводили процедуру выборов муниципальных магистратов.
В монографии изучаются изменения в церковной структуре Иллирика в связи с варварскими вторжениями и последующей дезурбанизацией и дероманизацией Подунавья. В этой связи епископы начинают активную миссионерскую деятельность как среди сельского населения, так и среди мигрирующих варварских племен. При этом ортодоксальный епископат сохраняет связь с муниципальным строем, в то время как омийские епископы, доселе слабо привязанные к городам, становятся более известны как епископы народов (gentium) и областей (regionum).
В то же время я не могу согласиться с определенными положениями и исследовательскими принципами рецензируемой монографии. Самый существенный недостаток, как это ни парадоксально, является «оборотной стороной» неоспоримого достоинства работы. С одной стороны, Георгий Захаров, опираясь на чисто богословский материал, делает выводы исторического характера, а доктринальные споры представлены им как своего рода фон для выявления идеологических противоречий в позднеантичном обществе. Но в то же время теолог иногда одерживает верх над историком. Книга, на мой взгляд, несколько перегружена чисто богословским материалом, который порой не подвергается должной исследовательской обработке. Досадно, что автор не привлек данные христианской эпиграфики и археологии, а ведь это позволило бы прояснить ряд спорных моментов в вопросах христианизации балкано-дунайского региона. По моему мнению, нужно было уделить гораздо больше внимания связи епископата и муниципальной администрации, которая во многом предопределила роль епископа как патрона городской общины. По данному вопросу существует обширная литература, раскрывающая этот феномен на материале Африки, Галлии и Италии, которая учтена исследователем лишь частично.
Тем не менее указанные недочеты нисколько не преуменьшают вклад Георгия Захарова в изучение проблем истории западного арианства. Написанная им монография является новаторской и нетривиальной. Она может оказаться полезной всем, кто интересуется историей Церкви, древнего мира и Средних веков.
Иван Копылов,
кандидат исторических наук,
доцент Института восточных культур и античности РГГУ
ПРИМЕЧАНИЯ:
1 Самуилов В.Н. История арианства на латинском Западе. СПб., 1890.
2 В частности, ученые ввели в научный оборот так называемый Opus Imperfectum ad Matthaeum, который позволил увидеть изнутри мир латинской арианской общины.
3 Meslin M. Les Ariens d’Occident, 335–430. P., 1967.
4 В этом смысле идеальной моделью церковно-государственных отношений для омиев был Аримино-Селевкийский Собор 359 г., провозгласивший также своеобразный «вероучительный минимум».
