Архимандрит Савва (Мажуко): Языков проповеди очень много

Современные информационные технологии, в особенности активно развивающиеся социальные сети, создают новые возможности для евангельской проповеди. Священники не только пишут книги, выступают на радио и телевидении, они осваивают Facebook, Твиттер, Telegram, выходят со своими проповедями на YouTube и становятся популярными блогерами. О том, как отбирать темы и на каком языке говорить со столь широкой аудиторией, сохраняя собственный стиль, размышляет архимандрит Савва (Мажуко) из Свято-Никольского мужского монастыря города Гомеля (Беларусь), чьи книги и выступления, в том числе в интернете, всегда вызывают большой интерес. ПДФ-версия

— Ваше высокопреподобие, монах уходит из мира, он погружен в молитвенную жизнь. Вы же через свои книги, ­статьи, лекции, выступления на YouTube-канале и в социальных сетях, наоборот, выходите в мир. Как сложилась эта миссия?

— В нашем Свято-Никольском монастыре с 1995 года я занимаюсь с детьми. С самого начала моего служения я нес сразу два послушания — был регентом (25 лет практически управлял двумя хорами) и параллельно занимался всем, что связано с миссионерскими вопросами. Главная моя работа была посвящена детям — вел воскресную школу, проводил занятия в школах, университете, водил экскурсии в монастыре. Из этого всего и вырастали постепенно мои тексты. Ныне покойный владыка Аристарх благословил меня записывать программы для телеканала «Союз». Потом из этих программ сложился наш YouTube-канал, где кроме моих роликов появилась программа «Омут богословия». Когда-то нам удалось купить камеру, и еще мы арендуем осветительные приборы, — вот и вся наша студия. Мы поставили всю эту аппаратуру в библиотеке, приходит оператор с телевидения, мой знакомый, и записывает программы.

— Язык ваших книг и выступлений — живой, современный, местами ироничный. Как он вырабатывался?

— Мое писательство началось благодаря знакомству с Мариной Андреевной Журинской, редактором журнала «Альфа и Омега», замечательным журналистом, ученым. Там публиковались мои статьи и проповеди. Лучшие из этих статей вошли в мою первую книгу «Любовь и пустота».

— В чем, на ваш взгляд, особенность Журинской как миссионера?

— Американская писательница Дороти Сэйерс как-то написала, что христианское дело — это хорошо сделанное дело. И это определение в полной мере относилось к деятельности Марии Андреевны Журинской. Она добивалась максимального качества во всем. И научный, и публицистический уровень журнала «Альфа и Омега» был очень высоким. А какой был подбор авторов! Самые выдающиеся современные богословы. Там публиковались переводные работы православных богословов, которые писали на других языках. Марина Андреевна их ­переводила. И  ­самое главное — она обладала стратегическим мышлением, видела на десятилетия вперед. Она так и говорила: «Я работаю сейчас для тех мальчиков, которые ходят в иподиаконах». Она задавала планку и формировала вкус — и богословский, и публицистический, и миссионерский — у тех молодых людей, которые открыли для себя этот журнал.

Я помню 1990-е годы, когда мы все были в страшной растерянности, в ходу была стилизация Православия, поскольку мы читали в основном репринтные издания с дореволюционной орфографией, лексикой. До революции церковный язык был настолько архаичным, что его звали допушкинским. То есть этот язык жил в изоляции, в гетто, параллельно развитому литературному языку светского общества. И конечно же, нужны были люди, которые помогали бы формированию нового языка, научили бы не бояться разговаривать с людьми на разные темы, не бояться светской культуры, видеть в ней союзника. Евангельская проповедь не сводится только к богослужебному разговору.

— Откуда вы берете темы для своих статей, книг?

— Опять же помогает мой опыт занятий с детьми. Когда я начинал вести воскресную школу, сильно переживал, что у меня нет конкретной программы, не знал, что́ детям нужно и как к ним найти подход. В результате долгих поисков я пришел к выводу, что нужно просто делиться тем, о чем ты переживаешь в данный момент. Это мой основной рабочий принцип. Я снимаю ролики, пишу статьи только на те темы, которые меня в настоящий момент волнуют. Вот и все. Иногда мне заказывают статьи, но чаще всего редакторы или издатели доверяют моему чутью. Я просто делюсь своей радостью, говорю о том, что меня удивляет и поражает.

— Вы как-то рассказывали, что однажды вас попросили написать о грудном вскармливании.

— Есть определенные стереотипы среди православных людей в отношении священников. Считается, что священник знает ответы на все вопросы, но это не так. И самое грустное, что священники иногда подыгрывают — делают вид, что действительно знают ответы на все вопросы. Но я, к примеру, не библеист, не историк, не патролог. Я не могу знать всего многообразия современных достижений научно-богословского знания. И я не берусь судить об этом. Каждый должен заниматься своим делом. Священники должны научиться говорить «Не знаю» и переориентировать вопрошающего, например, к богослову, писателю, историку, ученому.

— Читала у вас в интервью, что ваш стиль долго не принимали. Почему, как вы думаете?

— Его и сейчас не все принимают, кого-то он отпугивает. Религиозная жизнь по определению консервативна. Для религиозного сообщества (это касается абсолютно любой религии) всегда остается соблазном создание своего некоего культурного гетто, в котором есть свои нормы, свой язык, свой стиль одежды, по которому мы опознаем своих. Человек пребывает в этом культурном гетто и элементарно глупеет. Ему не интересно, что происходит рядом, он теряет способность разговаривать с людьми других взглядов, теряет чуткость и здоровое любопытство относительно тех людей, которые в церковь не ходят, занимаются творчеством в других сферах — снимают кино, пишут картины, играют в театре. Посмотреть на них с предельной объек­тивностью, вступить с ними в диалог, поддержать, а в чем-то и даже поучиться у светских людей — почему бы и нет? Это ведь нормально. Подобная изолированность приводит или к комплексу культурной неполноценности, или к необоснованному высокомерию относительно светских людей. Но разве это есть портрет христианина? Поэтому я не обижаюсь, когда меня критикуют. Ты же священник, и ты должен вот здесь возмутиться. Почему вы не возмущаетесь?! Как, вы смотрите Тарантино?! Но вы же священник, вы не можете смотреть такое кино. И если даже вы смотрели, вы должны осудить. Почему? Это все не более чем стереотипы, которые порождаются из чувства иррационального ­страха. Иногда, разумеется, критика моих текстов бывает обоснованной, потому что миссионеры склонны к тому, чтобы увлекаться, их нужно одергивать. Тем более я сам в период неофитства был таким же охранителем с дикими глазами, который подозревал всех и вся. Мне изнутри понятно это состояние.

— Сегодня много священников пишут книги, статьи, выступают на радио, телевидении. Как вы оцениваете нынешние миссионерские возможности?

— Сейчас невероятные возможности. Отец Александр Мень, когда ему было только 14 лет, сформулировал для себя задачу всей жизни — евангелизация. Она крайне необходима сегодня, и у нас для этого есть все средства. Люди тоскуют по настоящей мудрости — и житейской, и духовной. Современный священник очень много может не только потенциально, но и практически. Сколько книг продается в церковных книжных магазинах — просто кружится голова! Это в большинстве своем современные авторы. Но даже этого изобилия недостаточно. Нужно больше. У каждого автора должен быть свой стиль, и это никого не должно пугать. Языков опыта, языков проповеди очень много. То, чего нам сегодня не хватает, это богословов-популяризаторов. У нас есть ученые-богословы. Но важнейшая ниша в области проповеди, которую надо заполнять, — это богословы-популяризаторы, которые способны говорить на научно-богословские темы простым языком. Потому что современный читатель избалован доступным чтением. У нас есть замечательные популяризаторы исторического знания, астрономии, математики. И нам нужно у них учиться. Люди охотно их читают, таким образом ликвидируя свою безграмотность. А нам необходимо ликвидировать богословскую неграмотность у наших верующих. Изданием диссертаций эту задачу не решить. Необходима богословская популяризаторская литература. Есть авторы, которым надо заказывать эту литературу.

— Каковы особенности служения в Беларуси, где сильны католические традиции?

— Советский Союз очень долгое время находился в изоляции. Из-за недостатка общения с людьми другой культуры, другой веры у нас созрели устойчивые стереотипы относительно католиков, мусульман, буддистов, ну и просто даже людей другой национальности. Теперь от этих стереотипов очень тяжело избавляться. Бывая за рубежом, я много общался с католиками, и у меня немало друзей-католиков в Беларуси. Они воспринимают нас чаще всего как братьев. Как-то я приехал в Польшу на конференцию. Шел по улице, и чуть ли ни из каждой машины меня приветствовали: «Шченч Боже!», что значит «Да сохранит Господь». Так в Польше приветствуют священников. Они видели, что я православный священник, но они вообще уважают духовный сан, а епископ для них вообще как небожитель.

Мне кажется, нам следует общаться, потому что изоляция и стереотипы порождают в людях комплексы религиозной неполноценности. Многие католики, с которыми я общался, знают нашу традицию гораздо лучше, чем многие из нас, православных. В этом году я был на международной конференции, посвященной философии Сергия Булгакова, в Оксфорде, куда пришло немало людей разных возрастов и профессий просто послушать доклады. В перерывах на кофе я много общался с ними и видел, сколько англоязычных людей прекрасно осведомлены о философии Флоренского, Булгакова, как они хорошо знают жития наших Оптинских старцев и как у них горят глаза, когда они об этом рассказывают.

— Известно, что Белоруссия в советское время была одной из самых атеистических рес­публик. Чувствуются ли сегодня последствия?

— Конечно. Это касается только Восточной Белоруссии. Западная Белоруссия, наоборот, сохранила традиции, там очень религиозные люди — и православные, и католики. Сильные общины. Это можно видеть в воскресный день, как люди семьями идут в храмы. Какие там большие воскресные школы, какие там проходят крестные ходы. А вот Восточная Белоруссия действительно стала полигоном атеизма. Этому еще способствовали последствия Великой Отечественной войны, в ходе которой каждый четвертый житель этой республики погиб. После войны сюда приезжали жить из других регионов.

Этот характер угрюмого атеизма очень чувствуется. Восточная Беларусь — лидер по самоубийствам, алкоголизму и наркомании. И это реальные последствия атеизма, который далеко не безобиден.

Кстати, мое служение начиналось в довольно агрессивной среде. Мы с братией ходим по городу в монашеской одежде, и один наш монах, мой друг, в какой-то момент отказался от походов в магазины, потому что не было ни одного случая, чтобы мы прошлись по магазинам без какой-нибудь грубой реплики продавцов в его адрес из-за его полноты, которая вызвана сахарным диабетом. Причем эти реплики отпускали люди старшего поколения, не молодежь. А молодые люди у нас совсем другие, да и люди старшего поколения меняются. Так что наша проповедь все-таки приносит плоды.

— Широкая популярность не мешает вам как монаху?

— Жизнь в городском монастыре (а наш монастырь находится в черте города) приучила меня ставить дистанцию, и мне это очень помогает. В любом месте, любом зале, любой аудитории я все равно остаюсь в своей келье. Не знаю, как этот навык у меня выработался. Залы и популярность меня не пугают, тем более что она не так велика, как вы думаете.

Архимандрит Савва (Мажуко) — родился в Гомеле в 1976 г. В 1995 г. принял монашеский постриг в гомельском Свято-Никольском монастыре. В том же году был рукоположен во иеромонахи; с 2013 г. — архимандрит. Образование получил в Московской духовной академии, Православном Свято-Тихоновском университете и Общецерковной аспирантуре. Отец Савва — широко известный публицист, богослов и проповедник. Автор нескольких популярных книг.