АРХАНГЕЛЬСКИЕ ДОБРОВОЛЬЦЫ ВОССТАНАВЛИВАЮТ ПАМЯТЬ О ЖЕРТВАХ БОЛЬШОГО ТЕРРОРА
В этом году исполняется ровно 80 лет с начала длительной карательной операции против собственного народа, предпринятой советской властью. Со временем эти жесточайшие репрессии получили наименование Большого террора. Сталинские репрессии конца 1930-х годов, ознаменовавшиеся миллионами безвинных жертв и неисчислимыми страданиями десятков миллионов людей, одновременно явили и триумф подлинной веры, которую не сломили предшествовавшие два десятка лет безбожной власти. Свыше 1700 поименно известных сегодня святых, которых дал ничтожный по меркам всемирной истории временной промежуток, — тому свидетельство.
Долгий путь на Лявлю
Современная дорога на Лявлю начинается еще в пределах Архангельска. Это уже давно не кривой зимник, а комфортная автотрасса, проходящая через район областной столицы Варавино-Фактория. Образовался тот как раз в 1930–1940-е годы из двух сросшихся меж собой пригородных сел, когда из-за великого множества ссыльных, ожидавших своей судьбы в пересыльных бараках и добровольно оставшихся в Архангельске после отбытия срока, город разбухал и разрастался. Единственный ныне действующий здесь храм — Александро-Невская церковь, архангельское подворье Артемиево-Веркольского мужского монастыря.
«Моего предшественника — протоиерея Андрея Варфоломеева — в начале 1930-х годов сослали в Пинежский край, где он сгинул без вести, а его супруга матушка Ольга с четырьмя детьми мыкалась по окрестностям, отовсюду гонимая, — рассказывает настоятель подворья игумен Феодосий (Нестеров). — Перед ссылкой, когда храм уже стоял закрытый, отец Андрей несколько лет тайно окормлял свою паству. Видели во дворе деревянное двухэтажное строение? Исторически это дом причта, а само церковное здание 1896 года постройки стояло через дорогу напротив. Позднее большевики его снесли, а воссоздали только в 2000-е годы. Меня как молодого иеромонаха направили сюда поднимать подворье...»
Прибыв на новое место служения, отец Феодосий с немалым удивлением обнаружил, что дом причта занят. Туда самовольно вселились побитые жизнью бродяги — бичи, бывшие заключенные, бездомные, приехавшие в Архангельск в надежде заработать на жизнь селяне. Все как один оказались алкоголиками. «Не выгонять же их было на мороз? — рассуждает игумен. — Так само собой сложилось первое и главное направление нашей социальной деятельности — поддержка мужчин с химическими зависимостями, оказавшимися в трудной жизненной ситуации».
Трезвость и трезвение
Бывший дом причта теперь официально занимает церковно-социальный приют. По словам священнослужителя, специально контингент сюда не набирают: работает «сарафанное радио», и те, кто решил порвать с пагубной зависимостью, приходят сами. При приюте работает состоящий в штате подворья социальный работник. Со временем здесь возникли и группа анонимных алкоголиков, и школа любящих родителей, и группа помощи созависимым родственникам, и даже свое приходское общество трезвости «Дорога жизни» в форме некоммерческого объединения. Более того, с недавних пор общество стало принимать на реабилитацию и ресоциализацию священников, впавших в алкогольную зависимость.
«Сейчас по благословению священноначалия два священнослужителя проходят у нас специальную программу по избавлению от этой пагубы. Здесь, на Севере, для мужчин за сорок эта проблема практически поголовная, а для многих еще и врожденная, — объясняет настоятель. — Эти прикомандированные священники служат наравне с остальными, участвуют в работе групп и занимаются с психологами».
По словам отца Феодосия, функции монастырского подворья больше представительские. Здесь останавливается настоятель монастыря, когда приезжает по делам в Архангельск; живут лечащиеся в городских больницах насельники. Тем не менее на приходе неукоснительно придерживаются отдельных элементов монастырского Устава (в пищу не употребляется мясо, клиросное послушание доверяют исключительно монахиням, вдовам или незамужним женщинам). И окрестные жители, чувствуя это, в храм тянутся.
«Быть может, незамужние архангелогородки на вашем клиросе спутников жизни подыскивают?» — интересуюсь я.
«Несколько вариантов с приютским контингентом намечалось, но удачных среди них меньшинство. Мы развиваем традиционные формы семейных групп выходного дня. Подготовили грантовый проект: хотим благоустроить прилегающую территорию как Александровский парк трезвости. До революции, кстати, в городе нечто подобное уже было. Тогда это начинание благословил святой праведный Иоанн Кронштадтский. На мероприятия в парке, ныне занятом городским стадионом "Динамо", с безалкогольными чайными, выступлениями артистов и годовым бюджетом 20–30 тыс. рублей собирались тысячи горожан. На первом этапе запроектировали оборудование молодежных и спортивных площадок для воркаута и волейбола. Вообще же работаем по восьми региональным грантовым проектам и по двум в рамках международного конкурса "Православная инициатива"— по развитию общества трезвости и семейного центра «"Ноев -ковчег"».
Монастырь на костях
За городской границей начинается Приморский район, и по обе стороны от шоссе тянутся леса, которые перемежаются довольно крупными селами. Незаметно густонаселенная территория сменяется участками страшного Кулойлага, существовавшего с 1937 по 1960 год. Кулойский исправительно-трудовой лагерь изучен еще очень скупо. Но завесу над ним приоткрыли архангельские краеведы Владимир Митин (†1998), Николай Суханов (†2016) и Светлана Суворова, положившие не одно десятилетие на исследование истории репрессий в Северном крае.
Конечно, гибли люди здесь и до 1937 года. Так, именно лявленские леса, в свое время слывшие потаенными Соловками, стали местом кончины преподобномучеников Вениамина (Кононова) — последнего настоятеля Соловецкого монастыря — и Никифора (Кучина) — его помощника и келейника. После двух лет заключения в Холмогорском концлагере они скрывались в тайной келье в глухом бору между селом Часовенском и деревней Коровкинской и в светлый вторник 1928 года пали от рук пришлых разбойников — крестьян Степана Ярыгина и Владимира Иванова. Но наиболее массовые жертвы принес именно конец 1930-х годов.
«Начало деятельности лагеря положило постановление Политбюро ЦК ВКП(б) "Об антисоветских элементах" от 2 июля 1937 года. Этот документ открыл зеленый свет полному истреблению ранее сосланных на Север зажиточных крестьян. С августа 1937 года органы созданного Кулойлага начинают тщательно их разыскивать, а затем использовать на переданных системе ГУЛАГа лесозаготовительных предприятиях», — рассказывает благочинный церквей Приморского округа протоиерей Владимир Новиков.
Только по сохранившимся официальным данным, в каждый из четырех предвоенных лет в пределах Кулойлага погибало более 10 тыс. заключенных. В реальности же павших, конечно, было намного больше.
«Это место — подлинная Голгофа, — негромко, будто привыкнув к подобным словам, говорит местная уроженка игумения Афанасия (Рудалева), настоятельница Иоанно-Богословского монастыря на траверзе шуйского устья — практически в сердцевине скорбного пути, бывшего некогда лявленским пересыльным этапом. — Человеческая память из плохого немногое держит, а вместе картина кошмарная складывается...»
Игумения Афанасия пересказывает чужие свидетельства тех жутких лет и собственные воспоминания. Как по Северной Двине шли две баржи с заключенными, и кто-то спровоцировал побег. Прямо на фарватере охрана принялась принудительно топить баржи, а местным жителям из деревни Псарево (историческое название Царево) под страхом смерти запретили выходить из домов. Или как в молодые годы сама она работала воспитательницей в пионерлагере, и двое мальчишек притащили из леса череп: «Там еще золотой зуб был, но мы дяденьку встретили, и он его вытащил». Или как на одном из островов беспрерывно строчил пулемет — зачем, почему, Бог весть: местных и близко не подпускали.
«Наш монастырь стоит на костях. Видите, там, где теперь наш поклонный крест, некогда, по воспоминаниям местных старожилок, располагалась будка охранника, — всё также спокойно продолжает мать Афанасия. — Поговаривали, что каждую ночь он принимал машины с людьми (а может, и с трупами), а обратно никто не возвращался. Мы тоже раньше думали — страшные сказки. Но со временем иначе стали считать. Сперва одна я сюда приехала. Потом в голодные 1990-е — в начале 2000-х стали прибиваться девчонки. До 28 воспитанниц одновременно доходило! Чем кормить? Козочек завели, кур, картошку посадили, землю распахали... Чуть канаву копнешь — человеческие кости, буквально везде! Поначалу мы в старом школьном здании располагались. Ремонт сделали, а красные бугорки сквозь свежую краску всё выступают и выступают. Случайность? Допустим. Другой раз сижу я у окошка, бросила взгляд — на улице крестный ход заканчивается. Не очень большой: успела заметить только, что священники в желтых облачениях, и все за угол завернули. Помолилась я наскоро, на улицу вышла — никого... Почудилось? Может быть...»
Рассказам о вырастающих в лесу прямо из земли странных женщинах и о «вылетающих» после освящения дома прямо из стен, из шкафов прозрачных красноармейцах в буденовках здесь почему-то веришь. Ну а скептиков хочется пригласить на крестные ходы из Архангельска в Лявлю. Ежегодно их бывает два: один сухопутный, другой водный — по Северной Двине.
Кресты по обочинам
Идея увековечить места захоронения невинных жертв как раз и родилась во время крестных ходов. Но пока далеко не все эти точки идентифицированы. Дело в том, что, по официальным данным ФСБ, архив Кулойлага не сохранился. До современности дошли только общие цифры погибших, но ни их списки, ни точные места упокоения неизвестны. Лишь косвенные указания — «в таком-то лесу».
Человеческая же цивилизация постепенно наступает даже на заповедные боры. Что уж говорить о таких лакомых для отдыха кусочках, как подходящие к самому шоссе густые тенистые леса! Турбазы и пионерлагеря советских времен скупают новые хозяева. Но главное, эти площади осваивают дачники. Непрекращающиеся изыскания историков и местных краеведов со временем дополнили регулярные экспедиции поисковых отрядов. И лявленская земля понемногу раскрывает страшные свои тайны, в основном случайно, откликаясь на поиск вслепую. В официальном оформлении найденных останков согласно законодательству помогают и поисковые службы МЧС. Сейчас поминальные поклонные кресты увенчали восемь установленных мест захоронений лявленских жертв — от кладбища деревни Малые Корелы до базы НКВД (ныне база отдыха) в Хорькове.
А протоиерей Владимир Новиков организовал в Новодвинске общественный Музей новомучеников и исповедников земли Архангельской. Скромная, но очень емкая экспозиция в здании бывшего детского сада по улице 50 лет Октября в первую очередь направлена на просвещение молодого поколения. Есть здесь и подлинная святыня — икона великомученицы Варвары из лявленской Успенской церкви. Ее некогда выловил из Северной Двины местный житель Виктор Корельский. Хотел отправить в костер (даже левкас почти не сохранился), но в последний момент его смутил нечеткий контур.
Полгода доска простояла в Успенском храме, и понемногу стало проступать изображение. Сейчас уже на нем можно четко распознать саму святую. Как считают местные жители, этот образ нес с собой кто-то из казненных — с ним и упал в ров. Но даже если не так — что с того? Память потихоньку возвращается ко всем нам, и постепенно проступают в массовом сознании и понимание минувшей трагедии, и полная решимость никогда больше ее не повторить. А дорога смерти на Лявлю становится подлинной дорогой жизни — жизни вечной, которую не смогли отнять у жертв ни бесчеловечные муки, ни безвестная братская могила в сыром холодном рву.
Из воспоминаний местных жителей
Е. А. Ф.: Мы с мужем и золовкой ходили по клюкву. Запозднились, возвращались домой уже в сумерках. Они [похоронная команда] со всех сторон охранение выставили, а со стороны леса — нет. Мы и вышли к самой машине. Трупы были голые, их крючьями, какими лес катают, из машины в ров стаскивают.
Е. И. Н.: Мои старшие дети школу кончали в Уйме. Утром туда пешком и назад пешком. Осенью по дороге и грибов насобирают. Как-то приходят и говорят, что в лесу мешок прорезиненный видели, дескать, не схожу ли я посмотреть. Я, помню, разревелась — так-то вы мать жалеете, если думаете, что на работе я совсем не устала. А постоялец наш, тракторист из МТЗ, заинтересовался. Возвращается мрачнее тучи — там, говорит, расчлененный труп. Это чтобы больше народу можно было в ров запихать. За трактористом на следующее утро приехал «черный ворон», и больше мы его и не видели.
У. И. Потанина: В тот год мы с отцом решили на Успение плыть в Лявлю. Только вывернулись из Сопушинки на Двину, сразу после Бабонеговской кошки очутились среди мертвяков. Во всю ширину реки, справа и слева, несло трупы, над водой только лицо и кисти рук. Вот страху-то натерпелись. В Лявле около церкви встретили председателя волисполкома, рассказали ему — все-таки власть. «А, это всякую шваль по деревням собирают и топят в реке», — объяснил он.
Публикуется по книге «На Двину, ко Святей Богородици»/Авт.-сост. Н.В. Суханов; изд. 2-е. Архангельск: Правда Севера, 2011
