Современные православные миссионеры существуют в контексте двух принципиально разных миссионерских традиций. К одной из них относится проповедь подвижника, который несет личный подвиг ради Христа и, начиная с себя, преображает мир вокруг. К другой — стремление к усилению власти государства, силовое «навязывание» христианства, гонка за отчетностью. Но всегда ли можно судить об успехах миссионерской работы по числу принявших крещение? О противоречиях между официальными формами миссионерства и воплощением евангельского императива «Идите, научите все народы...» (Мф. 28, 19) рассказывает известный миссионер, автор статьи «Земля и вера народа луороветлан» (ЦВ № 20 (393) октябрь, 2008 г.).
«Совещаю тебе купити у менe злато разжжено огнем, да обогатишися, и одеяние бело, да облечешися, и да не явится срамота наготы твоея…»
Откр. 3, 17–18.
Напыление желтого блестящего искусственно изготовленного вещества «нитрид титана» на купола наших новых храмов создает впечатление золотого покрытия. Смотрится издалека красиво, и очень выгодно — не в пример дешевле золота. Только все понимают, что это условность, обманка — «под золото». Но эта новая технология доступна, не отнимает много времени и легка. Покрытие же куполов золотом требует, кроме материальных затрат, еще и долгой, кропотливой ручной работы. Разницы же внешней, на первый взгляд, здесь нет, кроме одного — золото настоящее, а нитрид-титановое напыление пытается выглядеть настоящим.
Этот пример, как аналогию, в немалой степени можно отнести к методике нашей миссионерской работы, так как там нередко возникает соблазн подобной замены настоящего и трудоемкого — похожим и легким. Чтобы избежать этого, важно осмыслить миссию Церкви в историческом и богословском контекстах. По мнению председателя Миссионерского отдела Русской Православной Церкви архиепископа Белгородского и Старооскольского Иоанна, «чтобы правильно избрать методы восстановления утраченного в тоталитарную эпоху влияния и значения Православной Церкви, ответить на вызовы современного мира, нам необходимо хранить преемственность (которую часто называют «верностью отцам»), иметь духовную трезвенность, т.е. быть “солью” современного общества».
Раннехристианский взгляд на апостольство как на свидетельство о Христе всегда предполагал индивидуальную, личную передачу опыта богообщения от сердца к сердцу и до края земли. Византия также довольно долго не знала специфических церковных миссий. Первая же попытка систематической организации миссионерской деятельности была и вовсе предпринята вне восточного христианства — Sacra Congrega-tione de Propaganda Fide была основана в Риме за 300 лет до открытия в Москве Православного миссионерского общества.
Выдающиеся миссионеры понимали свою деятельность как необходимость «...оставить Родину и идти в места отдаленные, дикие, лишенные многих удобств жизни, для того чтобы обращать на путь истины людей, еще блуждающих в мраке неведения...», как писал об этом в одном из писем святитель Иннокентий (Вениаминов). Как мы видим, здесь преобладает личное осознание необходимости изменить свою жизнь ради служения Истине. Мотив апостольского призвания: «Идите, научите все народы...» стоит даже выше любви к своему Отечеству, так как требует «оставить Родину».
История русского миссионерства была тесно связана с историей формирования государства: вслед за казаками на новые земли шли переселенцы и духовенство. Они селились среди инородцев небольшими группами при военной и политической поддержке государства. Так, например, в 1706 году вышел указ Петра I: «Сибирскому митрополиту Филофею ехать во всю землю вогульскую и остяцкую, и в татары и в тунгусы и якуты, и в волостях, где найдет их кумиры и кумирницы и нечестивыя их жилища, и то все пожечь, и их, вогулов и остяков Божиею помощью и своими труды приводить в Христову веру». Желавшим креститься предоставлялись льготы. Гражданскому начальству повелевалось оказывать помощь проповедникам и способствовать им в средствах передвижения.
Сложно представить, что императором — в отличие от исполнявшего его повеление митрополита Филофея (Лещинского) — руководила апостольская готовность «всякому, требующему у вас отчета в вашем уповании, дать ответ с кротостью и благоговением». Причины же указа, повелевающего «приводить в Христову веру» местных жителей, были, скорее всего, прагматические — усиление влияния государства и стремление идеологически закрепостить местное населения путем добровольно-принудительного присоединения к титульной религии. Такая официальная форма миссионерства была легитимизирована поддержкой правительства и полицейских, а местами — даже военных структур, но ничего общего не имела с воплощением евангельского миссионерского императива.
Огромную роль в распространении христианства сыграла и монашеская колонизация. Искавший уединения и безмолвия подвижник оказывался той крупинкой соли, которая катализировала, образно выражаясь, процесс кристаллизации христианского сознания в непросвещенных народах. Пример подобного рода деятельности мы можем найти в житии преподобного Кирилла Челмогорского, бывшего для окружавших его уединение языческих племен образцом «в слове, в житии, в любви, в духе, в вере, в чистоте», а также у многих других отшельников Русского Севера.
Конечно, нельзя предполагать какое-то строгое разграничение на две категории: здесь вот — харизматические проповедники и подвижники, а здесь — политические функционеры от Церкви. Одним из ярчайших представителей синтеза государственной пользы и личного подвига был, например, святитель Стефан Пермский. Но, как бы то ни было, и в его житии доминирует неодолимое желание «пойти... к народам заблудшим, к людям неверным, некрещеным», и только много позже являются, как следствие его трудов, явные политические выгоды — бескровное присоединение новых земель и добровольное вхождение всех аборигенов в семью народов будущего государства Российского. А вот, например, коренное население Чукотки политически так окончательно и не подчинилось Российской империи, не в последнюю очередь потому, что там официальная миссионерская деятельность предполагала исключительно материальную мотивацию для принятия крещения.
Чукотскую миссию не спасло даже то, что у ее истоков когда-то стоял святитель Иннокентий (Вениаминов), который считал, что рост миссии должен иметь постепенно развивающийся характер при осознанном принятии христианства местным населением. «Последнее условие было одним из основополагающих принципов его миссионерской деятельности, которого он придерживался, еще будучи священником. ...Он считал, что крещаемые туземцы должны иметь готовность впредь вести жизнь христианскую», — отметил митрополит Калужский и Боровский Климент в своем докладе, посвященном 300-летию православия на Камчатке.
Таким образом, мы являемся наследниками двух принципиально разных традиций миссионерской деятельности. С одной стороны, это личный подвиг каждого ради Христа, связанный с долгим трудом, с преображением себя в свидетельстве, целью которого является и преображение безбожного мира, осознанное принятие им Христа и «готовность впредь вести жизнь христианскую». Как видим, часто именно такой подход порождал и благоприятные последствия для государства. С другой стороны, это стремление к геополитическому влиянию, использование неевангельских принципов, силовые методы «навязывания» христианства при помощи нецерковных структур, гонка за количественными показателями.
Требует ли отдельного пояснения тот тезис, что результативность миссионерской деятельности лишь в последнюю очередь может быть выражена в количественных показателях? Преподобный Макарий (Глухарев) за почти 15 лет алтайской миссии крестил менее 800 человек. Нелепо выглядят на этом фоне слова одного из иерархов о том, что наша проповедь успешна, так как однажды на его вопрос во время публичной лекции: «Кто здесь православный?» 95% слушателей вскинули руки вверх.
Вспоминая деятельность преподобного Макария, я всегда вспоминаю свою первую миссионерскую поездку в Якутию. Нам был предоставлен режим наибольшего благоприятствования. В каждом улусе мы встречались с государственными чиновниками, нам по первому слову предлагались для проповеди лучшие помещения (часто это был кабинет главы администрации), транспорт и гостиница.
Понятно, что все это делалось из самых лучших побуждений. В результате, за месяц с небольшим таких трудов таинство Крещения приняли примерно полторы тысячи человек. Один из семинаристов — участников той экспедиции позже вернулся в Якутск священником. Спустя несколько лет он рассказывал, что ему нередко приходилось бывать в местах нашей «миссионерской славы». Приходские общины там было необходимо создавать практически с нуля. Никто из «новообращенных» не приходил на богослужения, более того, многие даже возвращали полученные когда-то нательные крестики, объясняя это тем, что крещение не помогло: все в жизни как было плохо, так и осталось.
Мы должны уметь признавать собственные ошибки. Это была в чем-то неудачная миссия, хотя по результатам ее и был составлен рапорт с красивыми и совершенно реальными цифрами. Я бы выделил две, на мой взгляд, главные причины этой неудачи: это насаждение христианства сверху, при активном содействии гражданской власти, и наша совершенно безосновательная уверенность в том, что этого достаточно для успеха проповеди. Более того, что в этом и состоит наш успех.
Конечно, не все было так трагично, как может показаться. Опыт следующих поездок был уже иным. Да и в той поездке было множество светлых моментов и встреч с добрыми людьми, и польза несомненная тоже была. Но анализ результатов той давнишней якутской экспедиции позволяет задуматься о сегодняшних приоритетах нашей миссионерской деятельности. В чем должно заключаться «успешнейшее распространение христианской веры» в Российском государстве XXI века? Что есть миссионерство в понимании тех, кто часто оперирует этим понятием в прессе?
Иногда мне кажется, что совершилась какая-то ужасная подмена понятий, и миссионерством теперь называется то, что им, по сути, не является — проведение каких-то шоу с обязательным резонансом в СМИ, навязчивое внедрение во всевозможные общественные структуры, разнарядка на участие в крестных ходах и слащавые телепередачи, формирующие какое-то дикое представление о христианстве, подобно тому, как в недавнее время образ России в глазах западного человека был прочно связан с понятием «The cupolas and balalaikas». Сюда же относится постройка огромных храмов в столицах полунищих северных епархий, хотя до отдаленных поселков там годами не может добраться священник, а также пышное празднование всех подряд юбилеев. На потраченные средства можно было бы устроить десятки миссионерских приходов и экспедиций, но тогда было бы сложнее писать победные отчеты.
Да, для «общества спектакля» существует только то, о чем говорят в СМИ и показывают на экранах. Но какое отношение к этому имеет верность «отцам и духовное трезвение», так необходимые для успеха евангельской миссии? Такое впечатление, что у части церковного общества развилась некая фобия: те, кто говорит о миссии, сами боятся решительной необходимости вступить на апостольскую дорогу и идти в места, «лишенные многих удобств жизни», и поэтому договорились считать миссионерством только то, что будет заведомо популярным и не потребует от них самоотверженности и ответственности.
А ведь таким образом происходит отказ от евангельского принципа миссионерства «от сердца и до края земли» в угоду вполне светской «пропаганде веры». Трудное и радостное свидетельство о Христе заменяется навязчивой «рекламой» Христа. Успешность проповеди определяется по количеству вскинутых рук в ответ на вопрос: «Есть тут православные?», а не по количеству евхаристических общин.
Невозможно подчинение Истины светским методам, механическое перенесение светской методики в церковную. Иначе мы неизбежно придем к ложному мнению, что чистота намерений оправдывает действия, несовместимые с христианской этикой, так как ноу-хау современных технологий манипулирования сознанием масс построены на сознательной лжи и потворстве греху и пороку. Митрополит Смоленский и Калининградский Кирилл в своем докладе на Рождественских чтениях 2008 года прямо подчеркнул, что «нередко идеи, находящиеся в прямом противоречии со Словом Божиим, становятся привлекательными для многих благодаря финансовой, организационной и даже политической поддержке, благодаря моде или внедренным в массовое сознание стереотипам».
«...Представьте тела ваши в жертву живую, святую, благоугодную Богу, для разумного служения вашего, и не сообразуйтесь с веком сим», — говорит будущим миссионерам апостол Павел. Подчинение духу времени, уклонение пути в угождение «веку сему» лишает нас вечного основания, вечного принципа и Божественного Начала нашей деятельности. А дух времени алчен и страстен. Он жаждет власти и меняет личины. Только Христос, сказавший о Своем неотмирном Царстве, — неизменен. Он вчера и сегодня и во веки Тот же. Поэтому, по словам сербского митрополита Амфилохия (Радовича), «неотмирна и Церковь в своем методе».
А упование вместо Бога на земные, политические методы неизбежно приводит к секуляризации Церкви. К превращению ее из евхаристической общины в один из множества идеологических институтов, соперничающих между собой за обладание властью. И актуальны до сих пор слова преподобного Иустина (Поповича): «Пора нашим отдельным церковным представителям перестать быть исключительно слугами национализма и политики, все равно какой и чьей, и стать первосвященниками и священниками Единой, Святой, Соборной и Апостольской Церкви».
