Доклад Архимандрита Елисея, настоятеля монастыря Симонопетра (Святая Гора Афон) «Смысл и значение келейной молитвы в духовной жизни братии общежительного монастыря » на Собрании игуменов и игумений монастырей Русской Православной Церкви (Свято-Троицкая Сергиева лавра, 8−9 октября 2014 года). .
Заявленная тема очень важна для жизни общежительного монастыря. С самого начала я хотел бы уточнить, что намереваюсь опираться на дух и молитвенный опыт старца Эмилиана1 и монахов нашей обители в большей степени, чем на собственный убогий и недостаточный опыт. Сама по себе полнота Церкви уже есть общежитие. Для монахов, отрекшихся от всяких мирских уз и своей прежней жизни, монастырь становится местом, где они открыли для себя Бога; их жизнь переходит в иную реальность, а именно в реальность Царствия и последних дней, где все будет исполнено славы Божией. Их жизнь, избавленная от каких бы то ни было компромиссов с миром, есть непрестанное предстояние перед Престолом Божиим, подобно ангелам. Показательное евангельское изречение, что некоторые из стоящих здесь... не вкусят смерти, как уже увидят Сына Человеческого, грядущего в Царствии Своем (Мф. 16:28), обращено к монахам. Каждый монах внял направленному лично к нему призыву Христа. Либо в результате принудительных действий, либо по жизненным обстоятельствам, либо в процессе последовательного христианского воспитания, но, так или иначе, взгляд Христов останавливался на нем и призывал его к тому, чтобы оставить всё и следовать за Ним. Но совершенное следование за Христом происходит у монахов посредством молитвы, в чем они подражают апостолам. Таким образом, мы постараемся объяснить, как вписана частная молитва в жизнь общежительного монастыря, раскрыв несколько аспектов и того, и другого.
Непрестанное служение Богу
Как ученики последовали за Христом на гору Фавор, так и монах вступает в обитель, и там ему − главным образом, конечно, благодаря служению Богу − открывается свет Господень. Этот свет подобен свету, которым просияло лицо Господа. То же происходит и в других проявлениях общежительной жизни: в трудах, в отношениях между братиями, на трапезе, при приеме гостей, при уходе за немощными и престарелыми, на общих братских беседах и т. д., то есть все это в монастыре уподобляется ризам Господа, ставшим белыми от отразившегося в них Божественного света. В монастыре всё богоносно, всё есть непрестанное служение. Служение Богу находится в центре жизни, службы регламентируют каждый момент, а любая деятельность начинается и завершается в храме, с молитвой и песнопением. Первоначальное призвание от Господа подобно искре, вспыхнувшей в сердце, чтобы дать толчок, избавляющий от прельщений мира сего. Эта искра в высшей степени облегчает испытание и научение суровости подвижнической жизни, но есть опасность, что она угаснет, если не подпитывать ее, так что монах призван воспринять тайну откровения Божия, которая явно и таинственно выражается в церковном богослужении.
Это восприятие происходит двумя способами: посредством подвижнической брани и келейной молитвы. Аскеза имеет целью помочь монаху очиститься от страстей, начало которых – себялюбие, и соделывает его сосудом, приемлющим Божественные энергии; молитва же представляет собой связующее звено, соединяющее монаха с Богом, − посредством молитвы он говорит с Господом и слышит Его ответ.
Молитва как существенная составляющая жизни монаха
Поскольку монастырь есть место непрестанного присутствия Божия, невозможно, чтобы молитва не была центром жизни монаха. «Монашеское жительство немыслимо без молитвы – а поскольку служение совершается непрестанно, – без непрестанной молитвы», − говорил нам старец Эмилиан и добавлял: «Когда монах молится, он становится человеком, показывающим, в первую очередь, что он проживает в Боге. Он живет постольку, поскольку пребывает в молитве... Молитва служит ему предпосылкой его духовного роста»2. Главное, что оправдывает его присутствие в монастыре, это взыскание непрестанного общения с Богом посредством молитвы. Видов молитвы много, но лишь келейная молитва действительно преображает наше существование.
Общежительное и безмолвническое монашество
Некоторые утверждают, что келейная или умная молитва в ходу только у священнобезмолвников и что общежительные монахи заняты лишь богослужением, и этого должно быть им достаточно. Однако не существует двух разных видов монашества. Конечно, есть некоторое различие, но оно обусловлено, главным образом, условиями проживания и организацией времени, свободного от общей молитвы и послушаний.
Цель обеих форм монашеской жизни была и есть одна: стяжание близости с Богом и личный опыт обожения во Христе. История монашества, всегда подразумевавшая два этих параллельных и взаимодополняющих вида, демонстрирует тенденцию к их взаимному сближению. Как мы видим, со времен преподобного Паисия (Величковского) и до наших дней делается попытка внедрить исихастское духовное учение в монастырское общежитие. В этом одна из характерных особенностей нынешнего возрождения и расцвета святогорского монашества. Сегодня молодежь, приходящая на Святую Гору (подозреваю, что то же происходит и в русских монастырях), по большей части стремится жить по нормам общежития, имея при этом возможность жить и индивидуальной духовной жизнью. Давайте посмотрим, как осуществляется келейная безмолвная молитва в условиях общежительного монастыря.
Келья монаха: Вавилонская печь
Когда вечером, после повечерия, монах возвращается в свою келью, он не отделяется от общего тела братства. Келья представляет собой его личное пространство, но при этом она неотъемлемо принадлежит общежитию. Все, что в ней находится, – мебель, иконы, книги, облачение и т. д. – расположено там по благословению. Что бы ни стал делать монах в келье – отдыхать, молиться, размышлять о своей жизни, готовиться к исповеди и Причастию, – все это имеет органическую связь с остальной жизнью монастыря. Конечно, монах отдыхает в келье, но при этом келья не место для отдыха. В действительности она представляет собой арену подвижнической брани и место встречи с Богом. Некоторые древние монашеские тексты сравнивают келью с Вавилонской печью, где монах, подобно трем отрокам, испытуется, очищается и готовится к встрече с Богом. Келья является для монаха заповедным местом, куда не должно проникать ничего из мира, чтобы дать ему бороться с Богом для получения благословения от Него (см. Быт. 32:24−30), и тогда его можно будет называть, как и Иакова, видевшим Бога.
Келейное правило, или «частная литургия»
В келье монах исполняет свое правило, состоящее из определенного старцем числа земных поклонов, молитв по четкам, чтения священных книг и каких-либо других молитв. Существует – и должно существовать – большое разнообразие по части содержания, способа исполнения, времени и длительности келейного правила, в силу того, что люди различны между собой и имеют различную степень телесной выносливости, темперамент и характер. Все это должен принимать во внимание духовник при назначении молитвенного правила для своего послушника. Некоторым образом, келейное правило для личной жизни монаха имеет то же значение, что и богослужебный устав для храма, лишь с той разницей, что правило, во-первых, должно быть монаху по силам, а во-вторых, усложняться по мере его духовного возрастания. Одно дело − правило для новоначального, другое − для монаха, несущего какое-либо тяжелое послушание, иное правило − для немощного, иное −для пожилого. На встрече со старцем монах, разумеется, исповедует ему все свои прегрешения, открывает помыслы, испрашивает совета, но главный разговор будет касаться правила: как идет молитва? есть ли проблемы со сном? устает ли он от поклонов? следует ли заниматься больше? какие подвижнические сочинения следует читать, чтобы сильнее разжигалось сердце и т. д. Регулярный пересмотр келейного правила является существенным показателем духовного возрастания каждого сознательного монаха.
Духовная жизнь как таковая не должна сводиться к келейному правилу. Оно представляет собой просто тот необходимый минимум, который обязан ежедневно и в определенное время исполнять монах, чтобы «памятовать, что он отлучен от Бога и лишается Его Благодати», как нас учил старец Эмилиан. Вопрос постоянства правила имеет существенное значение, что неизменно подчеркивается духовными отцами. Нельзя исполнять правило только тогда, когда у тебя есть на это настрой, а если уж ты пропустил его, об этом следует сообщить своему старцу и исповеднику как об отступлении от своего монашеского долга. Поэтому правило должно быть рассчитано так, чтобы его можно было исполнять ежедневно, с вниманием, смирением и полным осознанием того факта, что не ты предлагаешь Богу нечто, но − предстаешь перед Ним, испрашивая Его милости. Таким образом, правило не вырождается в простую привычку и не становится формальной обязанностью, исполняемой монахом «лишь бы отделаться», и в мыслях о другом. Поскольку именно во время исполнения келейного правила монах прилагает все усилия к борению за встречу с Богом, мы в нашей обители предпочитаем называть его «бдение» или «келейная литургия», не только потому, что оно совершается преимущественно ночью, но главным образом потому, что оно представляет собой ожидание и чаяние Бога, устремленное вверх напряжение всех сил монаха. Минимум, определяемый ему старцем по снисхождению, может стать тем запалом, который разожжет в нем горение божественного рачения, и тогда правило растянется во времени и возрастет в силе, заполняя всю ночь. В братии старца Иосифа Исихаста правило длилось шесть часов и состояло исключительно из умной молитвы, а во многих святогорских общежитиях монаху предоставляется возможность каждую ночь посвящать по крайней мере четыре часа молитве, помимо суточного круга богослужений. «Келейная литургия» представляет собой пространство тáинственного опыта, вход в «облако», покрывшее трех апостолов после явления Света, бездну боговедения, − поэтому и совершается ночью.
Ночь – это время божественных откровений, великих богоявлений в Священном Писании, это час, когда Бог склоняется над людьми. Поэтому-то и пророки, и наш Господь Иисус Христос молились по ночам (см. Мф. 26:36, Лк. 21:37). В эти часы человек, избавившись от рассеяния ума, может воздвигнуть брань против помыслов, вознестись к Богу, говорить с Ним, познать Его, чтобы Он стал из неведомого и абстрактного Бога его собственным Богом. Без ночного молитвенного делания Дух Святой не будет действовать в нас и говорить с нами − как учил старец Эмилиан, помещавший эту часть делания монаха в самый центр его жизни3.
Стало быть, келейное правило настолько важно, что совершение его в церкви непосредственно перед утренним богослужением обесценивает его. Конечно, такой перенос дает гарантию, что монахи исполнят правило, но при этом теряется его личностный характер. В келье монах может растворить свое сердце, преклонять колени, молить, плакать, менять позу для борьбы со сном, а в храме эти возможности становятся недоступны, и правило приобретает литургический и объективный характер, занимая место службы. При этом содержит все те же элементы, но приобретает богослужебную форму.
Предпосылки ночной молитвы
Как богослужение имеет свой устав, так и «литургия в келье» имеет определенные предпосылки, в отсутствие которых ее цель не может быть достигнута. Когда монах входит в свою келью, или, скорее, после того как он, отдохнув несколько часов, проснется посреди ночи, чтобы исполнить свое молитвенное правило, он не должен привносить в келью ничего из мира. Он должен быть свободен от житейских попечений и занятий, связанных с его послушанием, не иметь ни к чему пристрастий и любопытства. Он должен также находиться в состоянии внутреннего мира и единения со всеми своими братиями, не испытывать ни к кому обиды или зависти, ни даже угрызений совести за возможные прегрешения. Этот мир воцаряется в совести прежде всего в результате чистой исповеди и откровения помыслов, а также после краткого исследования самого себя, что может предшествовать исполнению молитвенного правила. Примерно так же наставлял старец Эмилиан: «Надо опустошить себя, постоянно ожидая пришествия Святого Духа. Мы должны пребывать в горнем, чтобы на всякое время Его принять. В посте, в тяготах, в болях, с жаждой уничижения, в отрешении и молчании, дабы сподобиться вместить Святого Духа... Дух обычно сходит в желудки пустые и в очи бдящие»4.
Только с непопечением ни о чем можно стяжать сокрушение сердца, благочестие, смиренное осознание того, что ты исполнен беззакония и тьмы, и сделать всё, чтобы «растрогать Бога» и привлечь Дух, дабы он осенил тебя.
Трезвение и Иисусова молитва
Помимо того, что монах будет исполнять в этот час, следуя данным ему старцем наставлениям, главной его задачей будет опустошение ума от всего, будь оно хорошее или плохое, «чтобы мы взращивали нашу вместимость трезвением, бдением, безмолвием и выкапыванием колодца радости, мира и небесной жизни, которая называется Молитва Иисуса»5. «Вместимость зависит не только от нашего настроя и от того, насколько мы любим Бога, но и нашего труда, усилий и от проливаемого нами пота, а чем больше возрастает наша вместимость, тем больше дает нам Бог»6.
Это опустошение в святоотеческой духовной терминологии именуется «трезвение». Оно состоит во внимании, в бдении, в наблюдении за помыслами, приходящими на ум и стремящимися войти в сердце, чтобы овладеть крепостью души. Трезвение – главное делание монаха, поскольку к нему, по большей части, не относится борьба с телесными искушениями. Это «искусство искусств и наука наук», которую трудно постичь тому, кто еще живет в смятении развлечений ума и мирских пристрастий. Поэтому мы не можем говорить о трезвении и о внутреннем борении, когда нет соответствующего «безмолвия». В ночной тиши монах может следить за своей мыслью и отражать различные помыслы, чтобы предаться только одному призыванию Имени Христова. Трезвение и односложная молитва суть неотъемлемые спутники тáинственной жизни, так что в одном невозможно подвизаться без другого, по причине подвижности ума, который всегда нуждается в каком-либо занятии. По этой причине для отражения нападок различных помыслов, я даю своему уму одно-единственное занятие – призывание Имени Христа в качестве необоримого оружия и средства освящения7. Стало быть, Иисусова молитва, умная молитва, этот царский путь − и есть главное оружие монаха в этой брани, и содержит она в себе сгусток всего опыта, накопленного Церковью. Нет нужды останавливаться здесь подробнее на искусстве Иисусовой молитвы, тщательно описанном в текстах трезвенных отцов и доходчиво объясненном великими русскими богоносными отцами XIX века. Иисусова молитва – самая эффективная форма молитвы, но не единственная, так что было бы неразумно принудительно навязывать ее всем монахам. Некоторым односложная Иисусова молитва может приесться, и стать препятствием для свободного общения с вожделенным Господом, причем не по причине подпадания страстям или незрелости, но просто в силу темперамента и душевного состояния.
Согласно верному ученику преподобного Паисия (Величковского) преподобному Георгию Черникскому, навязывание единого правила Иисусовой молитвы послужило одной из причин скорого распада большого братства Нямецкой обители после кончины преподобного Паисия8. Соответственно, можно рекомендовать односложную Иисусову молитву для ночного правила, но лучше не навязывать ее, так как для братии должно существовать и некоторое разнообразие.
Не стоит забывать также о том, что великие отцы пустынники и великие богословы тáинственной жизни не прибегали к Иисусовой молитве, а, скорее, читали псалмы и Священное Писание.
В углублении своего опыта и в духовном руководстве очень помогает то, о чем говорит авва Кассиан Римлянин в своих беседах из пустыни о различных типах молитвы (моление, молитвословия, прошение и благодарение), о благочинии во время различных молитвословий, о том, кому подходит тот или иной вид молитвы, равно как и о значении молитвы, совершаемой в тиши кельи.
Главное, за чем должен следить бодрствующий монах, вне зависимости от того, занимает ли он свой ум односложной Иисусовой молитвой или другими ее видами, − это чувство предстояния перед Христом, о котором говорится в псалме): предзрех Господа предо мною (Пс. 15:8). Здесь нужно провести разделение между непрестанной молитвой или молитвословием, с одной стороны, и, с другой, − непрестанным памятованием о Боге, что и есть взыскуемый результат. Это непрестанное памятование о Боге достигается не только молитвой, но и всем трезвенным деланием и жизнью в общежитии. Особый акцент следует делать на всемерном «хранении ума», но сами слова, повторяемые непрестанно, очень полезны и воспаряют ум. Молебный вопль древних отцов, например, Боже, в помощь мою вонми, Господи помози ми потщися (Пс. 69:2) был избран не случайно, равно как и более позднее «Господи, Иисусе Христе, помилуй мя», потому что они выражают все переживания, которые может вместить в себя человеческая природа. Эти слова могут произноситься при любых обстоятельствах, подходя для отражения всякого искушения и для удовлетворения всякой нужды. Их нужно использовать и в трудностях, и во благовремении, чтобы соблюсти неизреченное и предохранить себя от гордыни. Эти слова становятся предвкушением спасения, дыханием Божества, твоим постоянным сладчайшим спутником.
Мы не должны иметь попечение о том, чтобы молитва возымела «результат», или чтобы Господь дал нам дарование как некое воздаяние. Такой настрой изобличает эгоистичную и тщеславную душу. Единственно, что мне необходимо, − это предстоять перед Богом и набраться терпения. Я осознал, что я ничто, ни к чему не гожусь и ни на что не способен, «зде предстою» и говорю: «Боже мой, аще хощеши, возьми мя, аще хощеши, подаждь мне лета жития, я же умираю пред Тобою». «Предстояние» в храме становится откровением Божием, как явно, так и тáинственно. Во время внутренней «келейной литургии» сам монах предстоит невидимому Богу и жаждет увидеть Его воочию.
Было бы прелестью полагать, что своей многолетней каждодневной бранью, молитвенным правилом и молитвами, мы приобретем право узреть Бога таким, каким Его видели многие святые, увидеть Его в свете преображения Его лица. Нет. Наша «задача» − предстоять перед Богом так, чтобы Он нас увидел, уподобиться Ему, насколько это возможно, в стяжании евангельских добродетелей.
Ожидание Святого Духа и составляет цель молитвенного правила и нашего ночного бдения. Критерием успеха служат не столько дарования и благодатные дары, которые мы приобретаем молитвой, но труд и самопожертвование.
Так, по приобретении нами навыка крайней предосторожности, которую мы можем выработать с годами, подвизаясь в трезвении, наша молитва перестает быть молением и прошением, хотя бы и дал нам Бог нечто, но становится простым вслушиванием в шаги приближающегося Бога и колыханий Духа. Естественно, наши книги полны опытом переживания молитвы святыми. Нет недостатка в подобном опыте и среди современных монахов и монахинь. У меня скопилось много их писем, в которых они самолично свидетельствуют о своей собственной жизни в Боге.
Проблемы в молитве
Предстояние в келье бывает затруднено, когда, несмотря на упорные усилия, монах испытывает проблемы, связанные со сном, с телесной или душевной болью, с усталостью, с тоской, с опустошением сердца, с мраком, неверием, смятением помыслов, с унынием, с вражеским нападением и, возможно, даже с затруднением произносить вслух слова Иисусовой молитвы. Тогда темнота в келье становится мрачной, а эти часы − тягостными. В таких случаях старец Эмилиан неоднократно нам говорил: «Монах испытывает наибольшие проблемы в молитве... Но не стоит забывать, что это неслучайно... Это подтверждает, что молитва начинает становиться нашим настоящим переживанием... нашим настоящим занятием. Дай Бог, чтобы вы получали от молитвы истинное наслаждение. Это очень и очень полезно. Но знайте, что в начале (чтобы не сказать долгие годы, и иной раз и навсегда) гораздо полезнее иметь проблемы, и препятствия, и трудности, чем наслаждение. Потому что, когда мы сталкиваемся с препятствиями, подвергается настоящему испытанию наша воля, наша свобода и наша любовь к Богу: имею ли я в глубине своей души любовь; есть ли внутри меня божественная любовь; обращена ли моя воля ко Господу?»9
Так эти трудности могут претвориться в настоящее бескровное мученичество (μαρτύριο) для монаха, который не оставляет свой цели и продолжает в течение многих лет еженощно подвизаться, возможно, ничего не чувствуя и опираясь только на свою веру и на свидетельства (μαρτυρία) святых.
Когда монах достаточно укоренен в церковном предании, его не сотрясают трудности, с которыми он сталкивается во время молитвы, и он скорее черпает радость от своего смиренного борения. Когда же в конце ночи звучит колокол в церковь, он выходит из кельи, чтобы встретить братий как подвизавшийся в добром подвиге и гордый даже своими поражениями.
Возвращение в храм и приношение братству
В час, когда братия снова собираются на молитву, каждый приносит свою ночную брань как некое приношение, которое будет предложено вместе с дарами Божественной Евхаристии на жертвенник. Там, где всё общее, общее и борение, общие и радости и общие дары. Каждый божественный таинственный опыт не принадлежит какому-то одному монаху, но предлагается всему Братству и становится движущей силой преуспеяния и принятия Духа Святаго всеми членами Тела Христова.
Церковное богослужение обогащается ночным опытом братий, которые в общежитии, таким образом, имеют возможность немного приобщиться к опыту подлинных исихастов. В то время как днем в круговороте послушаний испытывается подлинность ночного духовного опыта, поскольку он дает монаху силу претерпеть, Бога ради, трудности, с которыми он может столкнуться днем, выполняя свое послушание.
Вышеизложенные рассуждения показывают нам, что келейная ночная молитва является неотъемлемой и органичной частью жизни общежительного монастыря. В ней осваивается опыт таинства спасения, и радость, которую получает от нее монах, является подтверждением подлинности его обетов перед Богом − ибо Царствие Божие внутрь вас есть (Лк. 17:21) − и предвкушением жизни будущего века.
Перевод с греческого: Максим Клименко, Алексей Гришин.
__________________________________
1. Архимандрит Эмилиан (Вафидис) – игумен обители Симонопетра с 1973 по 2000 год, один из самых почитаемых старцев Святой Горы Афон. Ныне пребывает на покое в монастыре Ормилия (Халкидики).
2. Ἀρχιμ. Αἰμιλιανός. Σύναξις στήν Σιμωνόπετρα. 1978.
3. Ἀρχιμ. Αἰμιλιανός. Σχέσις Γέροντος καί ὐποτακτικοῦ στόν τόμο Νηπτική ζωή καί ἀσκητικοί κανόνες, ἐκδ. Ἴνδικτος, Ἀθήνα, 2011, σ. 451.
4.Там же. С. 437.
5. Ἀρχιμ. Αἰμιλιανός. Λόγος περί νήψεως, ἐκδ. Ἴνδικτος, Ἀθήνα, 2007, σ. 407.
6. Там же.
7. «Ἀπαιτεῖ ἡμᾶς πάντως ὁ νοῦς, ὅταν αὐτοῦ πάσας τάς διεξόδους τῇ μνήμῃ ἀποφράξωμεν τοῦ Θεοῦ, ἔργον ὀφεῖλον αὐτοῦ πληροφορεῖν τήν ἐντρέχειαν. Δεῖ οὖν αὐτῷ διδόναι τό Κύριε Ἰησοῦ μόνον εἰς ὁλόκληρον πραγματείαν τοῦ σκοποῦ» (Диадох Фотикийский. Сто гностических глав о духовном совершенствовании . 59, SC 5bis, 119).
8. Νεός Συναξαριστής, 3ῃ Δεκεμβρίου, τ. 4, ἐκδ. Ἴνδικτος, Ἀθήνα, 2005, σ. 39 (Новый Синаксарь, 3 декабря. Т. 2. С. 445).
9. Ἀρχιμ. Αἰμιλιανός. Σύναξις στὴν Σιμωνόπετρα, 29.11.1978.
