Интервью с кандидатом культурологии, директором Ярославской школы колокольного искусства Натальей Каровской.
— Наталья Стефановна, расскажите, как вы стали заниматься колоколами.
— В 1989 году меня пригласили в ярославский музей-заповедник заниматься коллекцией колоколов, восстанавливать звоны. Я съездила на колокольный фестиваль в Ростов Великий, и там в первый раз услышала большую звонницу. Это была самая лучшая агитация за то, чтобы заняться колокольным искусством. Потому что забыть это невозможно.
По образованию я музыковед, слышала много великолепных оркестров, симфонических концертов, фестивальных выступлений, и всегда говорю нашим ученикам, что колокольный звон — это не музыка, не самовыражение.
Тогда, в 1980–90-е годы, самые разные люди занялись изучением звона. Мы были очень наивными. Потому что, полюбив это дело, мы даже не знали, к чему нужно стремиться, поэтому путь оказался очень долгим. С 89-го года прошло почти 18 лет, и сейчас пришло уже третье поколение звонарей. То первое, которое поднялось на колокольни в начале 90-х, это были в основном музыканты или музейные работники, среди нас было еще очень мало церковных людей. Некоторых привлекали эксперименты со звуком колоколов. Многие позже пришли в храм, некоторые так и остались концертирующими звонарями. Потом, к концу 90-х, появилось новое поколение звонарей. Им уже не нужно было объяснять, что такое Божественная литургия. И то, что мы узнавали годами, месяцами, для этих людей было чем-то само собой разумеющимся, естественным, неоспоримым. Им не нужно было доказывать, что голос храма — это огромная ценность.
Именно в это время мы начали преподавательскую деятельность, потому что новые звонари жаждали узнать больше. Их не нужно было воспитывать, требовалось лишь передать им накопленные нами знания и навыки. Начали мы с проведения коротких мастер-классов звонарей. К нам приезжали на два-три дня ребята из разных городов, и мы с ними занимались практикой и теорией православного звона.
— А как образовалась ваша школа звонарей?
— Архиепископ Ярославский и Ростовский Кирилл как-то заметил: «Я куда ни поеду — нигде звонарей нет. А почему вы их не учите? Почему у вас только мастер-классы?» Мы говорим: «Владыка, ну как мы можем учить, у нас и на мастер-классы еле-еле сил хватает. Нет и помещения для занятий, и приезжающие люди должны где-то жить. А у нас только ярмарка под открытым небом». Он спросил: «А что вам нужно?» Мы ответили: «Нужно Ваше благословение… и небольшой класс, человек на десять. И, если можете, — помочь где-то устраивать жить учащихся». «И всё? Никаких проблем!» Благословил, предоставил класс в здании Ярославской духовной семинарии. Там же наши ученики живут, питаются — вместе с семинаристами.
Школа работает уже третий год, с сентября 2005 года. А в день ее открытия мы ежегодно проводим для наших выпускников мастер-классы, по старой памяти. Так получилось, что мы больше учим не ярославских звонарей, а иногородних. Среди наших учеников — звонари Валаамского монастыря, Владимира, Казани, Нижнего Новгорода, Москвы, были ученики из Украины, из Греции. Сейчас в группе ребята из Татарстана, Тамбовской епархии, подмосковного Ногинска, несколько человек из Ивановской епархии. И только двое ярославских.
Наш учебный инструмент — звонница с семью колоколами и благовестником в 800 кг — располагается на территории храма Михаила Архангела. То есть мы и при церкви, и в то же время это не церковная колокольня, мы можем там заниматься во время, оговоренное с настоятелем храма. А занятия по литургике, церковному пению, истории колоколов, оборудованию колоколен проходят в классе. Класс — это наш дом, где всегда должен быть горячий чай с пряниками, потому что после занятий на улице надо сначала обязательно согреться, обменяться впечатлениями от урока.
— Сколько раз в год происходит набор в школу звонарей?
— Два раза в год. В осенне-зимний набор мы готовим звонарей к Рождеству. А второй набор бывает весной. Если Пасха поздняя, мы набираем студентов в конце февраля и выпускаем к Вербному воскресенью. Но если Пасха ранняя, то набираем после Светлой седмицы. У нас профессия такая, что заниматься нужно на улице, порой и на морозе. Звонарю закалка и выносливость обязательно пригодится.
— Вы сами звоните на колокольне?
— Сейчас не звоню. Звонила раньше в Спасо-Преображенском монастыре, когда работала в музее-заповеднике. Но после рождения второго сына у меня был перерыв в практике. А потом подросли молодые звонари, которые, как я вижу, звонят гораздо лучше. А я занимаюсь другими вопросами — организационными, теорией и наукой.
— Что, на ваш взгляд, самое сложное для начинающих звонарей?
— Дело в том, что колокол — это ритмический инструмент, но если звонарь не будет понимать, что ему делать со звуком и как надо слушать, то это будет барабанщик, а не звонарь. Вообще, у колокола очень сложная природа звука, сложнее, чем у любого другого музыкального инструмента. В колоколе звучат несколько разных тонов, они переливаются, меняются. Момент удара — это один звук. Потом звук продолжается и может даже нарастать. Нет такого инструмента, чтобы вы нажали клавишу или дотронулись до струны, и потом, через две-три секунды, звук нарастал бы. Так не бывает. А вот в колоколе — бывает. Каждый колокол индивидуален. Нужно уметь его слушать, знать, как спрятать недостатки колокола, если они есть, как выявить достоинства. Колокол должен петь. Хотя это вроде бы ударный инструмент, но мы должны так взять звук, чтобы колокол пел и чтобы его голос был красивый, полный.
Здесь очень много тонкостей. И все это зависит не только от литейщика, который колокол сделал, но и от звонаря. Важно, как колокол подвешен на колокольне, насколько подходит к этому колоколу язык. Ведь если просто немного развернуть колокол, звук его может измениться (многие звонари даже не предполагают, что это так). Звук зависит даже от погоды — в туман он один, зимой в мороз — другой, летом — третий. Раньше звонари даже по-разному вывешивали языки на зиму и на лето. Зимой — близко к краю колокола, чтобы не разбить в мороз. А летом языки могут висеть дальше от края, как мы и привыкли видеть.
— Какие проблемы сегодня существуют в колокольном искусстве, в его развитии?
— К сожалению, проблем в колокольном искусстве больше, чем в любой другой части храмового действа. Потому что больших разрушений, чем в традиции колокольного звона, не было ни в одной в другой части богослужения. Пение, правда, тоже имеет свои проблемы. И многие батюшки говорят, что самые нецерковные люди — это певчие в храмах. Это парадокс, но так бывает, потому что очень часто музыканты просто подрабатывают в церковных хорах, не слишком вникая в суть службы. Но это просто какое-то веяние времени. Здесь нет угрозы для церковного пения, потому что сохранилась традиция, о которой написаны библиотеки книг. И желающие могут припасть к источнику, и всё получить. И так же в иконописи, храмовом зодчестве — существуют образцы, мы можем взять какой-то пример, его продумать, проанализировать, и ему следовать, если у нас есть вкус, чувство меры.
А колокольный звон… За редким исключением, он не был записан. И даже те записи, которые есть, это не запись звона. Обычно говорят: «Отец Аристарх Израилев записал Ростовские звоны». На самом деле, он записал только их формулы. То есть первые фразы, первые «предложения» звона, а то, как его развивали звонари, мы не знаем. Мы говорим, что звон — это импровизация. Но как, в каких пределах? В уставе, в типиконах, в Законе Божием точно указано только время в службе, когда должен звучать колокольный звон. Но как он должен звониться — этого нигде не написано.
Этим летом наша семья была в Киеве, и мы посетили Софийский собор. Это было и великое событие для нашей семьи, и в то же время такое горестное! Потому что мы увидели, как много утрачено в колокольном искусстве. От былого величественного целого сохранились только фрагменты.
— А что можно сказать о ярославской традиции звонов?
— В Ярославле всегда были тяжелые и сверхтяжелые колокола. Колокола в 100 пудов не были редкостью. Благовестники городских храмов весили по 300, 500 и 700 пудов. Соответственно, средние колокола тоже были большие. 100 пудов — это 1600 килограмм с хвостиком, 500 пудов — это больше 8 тонн. Колокол 8 тонн в Ярославле был обычным явлением. Сейчас мы здесь такого не видим. А значит, не слышим настоящего колокольного звона.
В 90-е годы мне удалось поговорить со старыми жителями Ярославля. Звон церкви Петра и Павла, что на Волге (где было захоронение первых ярославских князей), ярославцы называли серебряным. Почему? Можно только догадываться. Возможно, там были только небольшие колокола, и по сравнению с остальными храмами звон казался таким необычно легким. Или, например, старожилы описывали голос самого большого ярославского колокола, который был на Власьевском приходе. Звонница была построена купцами Оловянишниковыми на свои средства, и ими же был подарен подбор колоколов. Самый большой колокол — 1008 пудов. Рассказывали, что он был очень мощный, но в то же время мягкий. Некоторые уточняют, что он был такой бархатный, и этим отличался от всех колоколов. Сначала, когда в него ударяли, не было звука, а потом он вырастал. И все, кто его слышал, его помнят.
— О каких еще ярославских традициях сегодня что-то известно?
— В Ярославле и Ростове было такое явление, как «Покров колокольный» — праздничный всеградский колокольный звон. Звонили со всех колоколен, и весь город был под таким звуковым покровом. И сейчас у нас бывают общеградские звоны, когда все храмы города звонят одновременно. Но не весь день, а 15–30 минут.
В нашем городе погибла почти половина храмов, но даже то, что сохранилось, впечатляет — в редком городе увидишь в одном квартале сразу два храма XVII века. В старину были поговорки: «В Ярославле сколько домов, столько церквей», «В Ярославль и Ростов нечистый ногой не ступает, колокольный звон его покровом покрывает».
Мы стараемся вернуть городу былую славу — с точки зрения своего колокольного искусства. Хотя, признаюсь честно, я думаю, что это почти невыполнимая задача. Ведь то, что было в Ярославле, восстановить не под силу ни тем, кто жертвует на колокола (потому что колокол — это самая дорогая церковная утварь), ни приходам, ни, наверное, даже колокольным заводам. Не только тяжелые, но и хорошие малые колокола сейчас редко встречаются. Дореволюционные малые колокола поют, как мужской хор. А современные многие в визг уходят.
— Расскажите, пожалуйста, о ярославской выставке-ярмарке колоколов.
— Это наше изобретение. Нам хотелось показать колокола современного литья в сравнении. Потому что литейщиков-мастеров сегодня не так уж много, но конкуренция между ними есть. И каждый мастер говорит, что он следует древнерусским традициям. А в результате мы видим совершенно разные колокола. И у нас появилась такая мысль: собрать разные современные колокола на одной территории, чтобы путем сравнения выяснить, у кого какие колокола получаются. И мастера на это предложение откликнулись. Им самим это стало интересно, и они привезли в Ярославль свои колокола. Ярмарка получилась очень большой. У нас одновременно висело по пять подборов колоколов разных заводов.
Несмотря на название — выставка-ярмарка, это скорее была просто выставка, потому что колокола не продавались. Мы сделали ее для того, чтобы человек мог приехать издалека и в одном месте, не объезжая полстраны от Воронежа до Урала, своими глазами увидеть: колокола этого завода выглядят вот так и так звучат, а колокола этого завода — так. Причем, мы сразу поставили себе задачу не «сталкивать лбами» мастеров. Мы не будем говорить, что этот колокол хуже, а этот лучше. Пусть выбирает сам покупатель, на свой вкус и по своим возможностям. То, что сейчас покупают колокола одного производства сразу на весь подбор колокольни — это веяние нашего времени, которое противоречит русской традиции. Звон на колокольне собирался в течение веков из колоколов разных мастеров, и в этом как раз и состояло богатство русского звона. Потому что если, например, у одного литейщика много высоких частот в колоколах, то все его колокола будут иметь эту характеристику. А если мы их соединим с колоколами другого мастера, звон будет богаче. Но, конечно, храм не будет ждать сто лет, пока наберется звон, он ему нужен сейчас.
— Кто обычно выбирает колокола для храма, звонари?
— Звонари-то сейчас мало что знают. Один из важных критериев, особенно для больших колоколов, — «благозвучие». Как можно объяснить, что это такое? Единственный путь — как можно больше слушать и внимательно изучать старые колокола, наблюдать детали, искать закономерности. Поэтому необходимая часть обучения в Ярославской школе звонарей — поездки в монастыри, в другие города, где есть старые колокола. Когда человек наслушается, поймет, что такое хороший колокол, он будет знать, что есть этот критерий благозвучия. И потом на заводе его уже не обманешь. Он послушает и скажет: нет, здесь вот с биением звуки, или — первый момент удара мне вообще не нравится, или — колокол для этого веса звучит слишком высоко. Тут нет никакой мистики, надо просто хорошо знать свое дело.
