ТРАДИЦИИ ХРИСТИАНСКОГО ИЗОБРАЖЕНИЯ ЗЕМНОЙ КОНЧИНЫ И ЗАГРОБНОЙ ЖИЗНИ НА ВЫСТАВКЕ В ЦЕНТРАЛЬНОМ МУЗЕЕ ДРЕВНЕРУССКОЙ КУЛЬТУРЫ И ИСКУССТВА ИМ. АНДРЕЯ РУБЛЕВА
Новый выставочный проект в рамках программы «Концепция образов и смыслов» в Музее им. Андрея Рублева начинается от гробовой доски. Если точнее – от колоды, причем в буквальном смысле слова. Прямо возле гардероба посетителей встречает выдолбленная из цельного ствола дерева домовина. Конечно, на произведение искусства в привычном понимании этот предмет не тянет: «экспонат» нашли на чердаке частного дома в Нижегородской области, где раньше жила семья старообрядцев. Дизайнерский ход нетривиальный и запоминающийся. Особенно если кому-то придет в голову примерить изделие под себя.
В узком и продолговатом зале временных выставок, да еще специально перегороженном застройкой вдоль длинной стороны, устроители сумели отразить пять различных преломлений темы исхода души от тела в христианском искусстве. Причем сотня представленных икон, гравюр, рукописных книг и изделий декоративно-прикладного искусства столь гармонично распределены по разделам, что в каждом находятся изюминки – либо по-настоящему уникальные памятники, либо экспонаты, представленные публике впервые.
Камертон всей выставке задает иконография крестных страданий Спасителя и Его сошествия во ад как искупления Адамова греха. Здесь внимание в первую очередь привлекают две Плащаницы. Причем если шитая в последней трети XVII столетия в Ярославле икона хрестоматична как по композиции, так и по стилистике исполнения, то об изготовленном в 1731 году облачении этого не скажешь. Это довольно архаичное для той эпохи и скупое по набору живописных приемов (хотя и не без очаровательного флера наивного искусства) изображение мирно почивающего Христа во гробе. Его сон надежно хранят парящие в небесах серафим с парой херувимов и приваленный к двери камень с символично начертанным запертым замком. Впервые демонстрируемое широкой публике произведение иконографически соответствует скорее не чину выноса Плащаницы, а утреннему богослужению Великой Субботы, когда Церковь уже предпразднствует Воскресение Христово. «В музей эта святыня поступила уже в советское время из собрания коллекционера Ламцова, который нашел ее, по его собственным словам, в Рязанской области, - рассказывает куратор выставки замдиректора музея по развитию Светлана Липатова. – Датировали мы ее по надписи на одном из двух покровцов, поступивших вместе с ней: «1731. Устинья Лихарева». Долгое время было непонятно, кто это такая – владелица предприятия, заказчица или, быть может, вкладчица в монастырь? В архивах Рязанской губернии мне удалось найти упоминание об Устинье Лихаревой как о помещице, но версия, что она владела пошивочной мастерской по изготовлению облачений, еще ждет подтверждения».
«Когда нам передали эту икону из частного собрания А.М. Иванова, мы даже не знали, как назвать сюжет, - куратор обращает внимание еще на один памятник изобразительного искусства второй трети XVIII века из-под Вологды. – Согласитесь, необычная компоновка: будто парящий на массивной фигуре Агнца Христос «пригвождает» одним Своим взглядом символизирующий смерть скелет, в немом ужасе схватившийся своей правой кистью за череп! И только когда в Российской государственной библиотеке мы подбирали экспонаты для выставочного ряда, почти случайно наткнулись на гравюру Схелте Адамса Болсверта – голландского художника, работавшего при мастерской Питера Пауля Рубенса. У Рубенса, как известно, есть похожее изображение Христа, попирающего смерть ногами. Гравер Болсверт разнообразил композицию группой ангелочков, воздевающих лавровый венец триумфатора и удерживающих апокалиптического Зверя древком копья. Безвестный же русский живописец, которому, видимо, попалась на глаза эта гравюра, в свою очередь, предпринял «обратный перевод» сюжета: снабдил фигуру Спасителя благочестивыми, на его взгляд, одеждами, заменил ангелочков аллегорическими изображениями евангелистов и убрал следы крестных ран с тела Богочеловека. То есть о прямой цитате говорить тут не приходится, но сюжетное заимствование налицо со всей очевидностью».
Второй раздел выставки посвящен персонификации смерти. Здесь преобладают собирательные образы мертвеца и скелета, получившие распространение в западном искусстве после выкосившей треть европейского населения эпидемии чумы 1348-1350 годов, а также вооруженных трезубцем, пищалью или косой фигур из традиционной восточной иконографии Апокалипсиса. Но подлинные жемчужины сюда представила Государственная Третьяковская галерея. Это две работы из так называемого псевдоушаковского ряда – талантливые подделки под стиль и приемы знаменитого царского изографа Оружейной Палаты.
«Речь идет не о моленных образах, а о малоизвестных на Руси живописных притчах, - замечает Светлана Липатова. – Первая повествует о египетском царе Птолемее Филадельфе – монархе просвещенном и неизменно державшем на своем столе человеческий череп, как сказано в подписи, «дабы с фортуною сего света не возвышал и за бессмертного себя не почитал». Более того, продолжает автор развернутого текстового комментария, царь еще и специально приказал слуге приходить к нему и ежедневно обо всем этом напоминать: «Познай, царю, чья сия голова по смерти и будет такова твоя». Аккомпанирует этой работе пример противоположного, недальновидного отношения к бренности человеческого бытия. «Смертный человек, бойся того, кто над тобой», - обращается к зрителю автор, изобразивший богатого вельможу, который упрямо не замечает ни подставки под собственными ногами в виде гробовой крышки, ни притаившейся буквально за спиной смерти.
Тот же самый персонаж преследует еще одного героя известного сюжета – только уже не изобразительного, а литературного. В России с ним знакомы по крыловской басне «Крестьянин и Смерть». Как часто бывает, в данном случае поэты разных эпох и народов передавали повествование по «эстафете»: Крылов переложил работу Лафонтена, позаимствовавшего, в свою очередь, фабулу у Эзопа, который озаглавил сочинение «Старик и Смерть». Суть назидательной притчи в следующем. Собиравший хворост старик набрал такую большую вязанку, что, отчаявшись поднять ее, в сердцах бросил: «Хоть бы смерть моя пришла!» Каковая не замедлила явиться, язвительно поинтересовавшись, зачем ее побеспокоили. Но и заслуженный ветеран оказался не лыком шит: быстренько сообразил попросить помощи в... транспортировке груза. Мораль необычна и многопланова: во-первых, хорошенько подумай, прежде чем что-либо попросить, а во-вторых, если уж получил не совсем то, что имел в виду, сумей и такое решение хотя бы попытаться обратить в свою пользу! Именно об этом задумываешься, задержавшись у прекрасно исполненной резной скульптуры из фондов Егорьевского историко-художественного музея.
Еще одно произведение из фондов того же музея не вполне привычным образом развивает тему смерти праведника. Обычно мы ассоциируем этот мотив с теми или иными иконографическими сюжетами, отражающими мирную или мученическую кончину святого. Но, оказывается, живописцы практиковали и совершенно иные приемы, на стыке портретного и жанрового направлений изображавшие момент ухода родных и близких людей. Зафиксированное на холсте в конце 1830-х годов событие безвестный художник озаглавил ни много ни мало «Успение рабы Божией Анны». К сожалению, история не донесла до нас фамилии героев. «Но из пространной подписи мы узнаем, что у некоей купеческой четы последовательно скончались пять детей, - продолжает Светлана Липатова. – За две недели до очередных родов муж видит сон с разверстыми облаками и золотым потиром на небесах, предполагая, что таким образом его могут предупреждать об очередной кончине близкого человека. И действительно: благополучно разрешившись от бремени, его жена покидает наш мир (художник изображает момент исхода ее души, сопровождаемой ангелом-хранителем на небо). Но история на этом не заканчивается: герой видит еще один сон, в котором, как утверждает автор подписи, «не успев ее погребсти, муж прощается и с младенчиком». Проснувшись в ужасе, глава семьи начинает молиться о даровании жизни сыну, названному Николаем, непременно замечая «но да будет по воле Твоей». Вероятно, младенец остался жив (во всяком случае, осторожно предположить это позволяет «процитированный» художником образ Спаса Нерукотворного, очи Христа на котором обращены прямо на младенчика, покоящегося на руках няньки); возможно даже, эта картина предназначалась ему в дар от отца».
Следующая тема – почитание тела праведника – отражена в экспозиции в виде многочисленных икон, каждая из которых несет наряду с собственно образом угодника Божия изображение самой раки с его нетленными мощами. Любили заказывать иконописцам подобные святыни с образами преподобного Алексия человека Божия, преподобного Павла Обнорского, святителя Спиридона Тримифунтского. А вот живописный холст из Церковного музея Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета в качестве гробовщика у раки святителя Димитрия Ростовского доносит до нас не собирательный образ монашествующего, а портрет конкретного лица – иеромонаха Амфилохия (Яковлева), духовника графини Анны Орловой-Чесменской (+1848), в старчестве удостоившегося аудиенции у императора Александра I.
Чрезвычайно разнообразным получился зрительный ряд заключительного раздела выставки – «Загробный мир и загробное воздаяние». Здесь и мытарства блаженной Феодоры из Синодика с иллюстрированным житием Василия Нового (XVIIIв., фонды Музея им. Андрея Рублева), и миниатюрная модель гроба из коллекции первого заведующего Церковно-археологическим кабинетом Московской духовной академии протоиерея Алексия Остаповича (конец XIX века, мастерские Троице-Сергиевой лавры), и большеформатная икона Страшного Суда (середина XVII века, Ярославль) из собрания коллекционера Константина Воронина. Последний памятник недавно отреставрирован и лакирован, но заметные невооруженным глазом потертости, деформации и шероховатости на нем остались. «Возможно, это связано с использованием святыни в специфическом «Действе Страшного Суда» за неделю до Прощеного воскресения, - предполагает Липатова. – Подробное его описание донес до нас Чиновник Успенского собора Московского Кремля. Богослужение, неизменно возглавлявшееся архиереем (в Москве обычно Патриархом), заканчивалось омыванием иконы святой водой и торжественным кроплением «царя и людие»».
Поможет посетителям в этом кратком, но поучительном путешествии по загробному миру в иконах бесплатный аудиогид, разработанный к выставке при содействии волонтера музея Георгия Степанова.
Выставка «Другое измерение» открыта до 26 января 2020 г. по адресу Москва, Андроньевская пл., 10.
16 декабря в 19 ч. в экспозиционном зале пройдет бесплатная лекция «Демоны и грешники: иконография ада в средневековом русском искусстве». 11 января в 11 час. - творческое занятие для детей (7+) и родителей «Образы Рая».
